– Был бы вам премного благодарен, – поклонился он. – Но, боюсь, пока не получится. Сначала вам нужно встретиться с хозяином.
– Тогда не будем откладывать. – Я залпом допила вино. – Ведите.
Мы шли по закругляющемуся коридору, мимо темных окон и закрытых дверей, ни разу никуда не спустившись и не поднявшись. По всем законам природы это означало, что мы ходим кругами, но законы природы в этом месте, как я уже поняла, не действовали.
– Где мы? – спросила я человека, назвавшегося Истманом.
– Нигде. И никогда…
Коридор не желал заканчиваться.
– Вы уверены, что мы идем в правильном направлении?
Взгляд зацепился за юный побег розы в широком глиняном горшке, примостившийся у стены. Молодая листва, розоватые веточки. На горшке – длинная трещина в форме молнии.
– Я знаю, что надо идти, – ответил мне провожатый, не сбавляя шага. – И тогда мы придем куда хотим. Но, наверное, я не очень хочу встречаться с хозяином. А вы?
– Мне нужно его увидеть. Вы… Должно быть, вы не туда идете.
– Хорошо, – безропотно согласился мужчина. – Пойдем другой дорогой.
Он попросту развернулся и двинулся в обратную сторону.
…С увядшего розового куста облетали последние потемневшие лепестки. Горшок с трещиной-молнией покрылся пылью…
Башня нигде. Башня никогда.
Посреди бесконечного коридора выросла резная дверь.
Истман, если это действительно был он, остановился, пропуская меня вперед.
Замедлив шаг лишь на миг, я распахнула невесомые створки и очутилась в пустом округлом зале. С развешанных по стенам полотен на меня глядели люди и эльфы. Незнакомые и знакомые. Обойдя помещение по кругу, я узнала королеву Аэрталь, надменного черноволосого мага, ненадолго задержалась у портрета Велерины и остановилась у картины, на которой маленькие эльфы, девочка и мальчик, играют с крылатой лошадкой. Кто-то меняется с возрастом, а кого-то не так уж сложно узнать на детских портретах.
– Тут не хватает еще одного ребенка, ведь так? – Приведший меня сюда человек остался за дверью, но мой вопрос был обращен не к нему.
Лесная Фея, когда-то не позволившая Велерине убить своего брата, была весьма непредусмотрительна… И при встрече я ей это припомню.
– Мне всегда было сложно рисовать самого себя, – негромко сказали за моей спиной. – Да и зачем, когда можно взглянуть в зеркало?
Длинные золотистые волосы, голубые льдинки глаз. Эльф стоял, небрежно опершись на маленький столик, которого минуту назад тут не было, как и его самого.
– Вы нарисовали все эти картины?
– У меня для этого достаточно времени. Хочешь взглянуть на последнюю работу?
Яркие, еще не высохшие краски. Карминовые губы, серо-голубые глаза. Отблескивают золотом собранные в изящную прическу волосы, а бледную кожу оттеняет черный шелк открытого платья.
– Несколько отличается от оригинала, – критически оценил свое творение эльф. – Но я увидел ее именно такой.
Я тоже видела ее такой. Во сне.
– Рейнали.
Я почти не удивилась, словно догадывалась обо всем с самого начала. Но с этой скрытной принцессой мне будет о чем поговорить. Если выберусь…
– Мой муж тоже любит рисовать, – начала я нерешительно, и эльф расхохотался над моей грубой уловкой.
– Ему ведь хватит для этого одной руки?
– Думаю, да.
Не хотелось повышать голос, угрожать и требовать, не хотелось с кулаками наброситься на хозяина, а точнее – пленника странной башни. Не тот случай.
Фрагменты мозаики, несколько раз перемешавшись, легли как надо, и я уже знала, зачем я тут.
– Хочешь послушать сказку? – предложил эльф.
– О Велерине и Повелителе Времени? Я слышала ее совсем недавно.
– Нет. Это будет другая история.
Каждое его слово – минута жизни для Лара. А может, и год. Или век… Пусть говорит.
– Тебе никогда не казалось странным, что дети Леса так не похожи друг на друга? В волосах одних сияет золото, у других – лунное серебро. Третьи черноглазы и черноволосы. Разве столь сильные отличия могли проявиться в народе, зародившемся под одним солнцем? Нет. Первые эльфы пришли на Тар из других миров. Из трех разных миров. Эта легенда потерялась в веках, но я помню. И мне известно наверняка, что это правда: отец говорил мне, а он знал об этом как никто другой, ведь это он привел их сюда…
Рассказчик искал недоверия в моем взгляде, а нашел лишь улыбку и продолжил с легким удивлением:
– Он привел на Тар три рода светорожденных, и из каждого рода взял себе жену. Может, по очереди, а может, и сразу трех. Знаю только, что каждая из них родила ему ребенка. И знаю, что ни одна не пережила этих родов. Такова была плата: пришельцы не могли долго жить под новым небом и уходили, оставляя его своим потомкам. Мы были первыми детьми, родившимися в этом мире. Первыми, кто принял и разделил его силу. Талли, я и Лест. Лестеллан, маленький подлиза, любимчик Аэрталь. Когда наш отец… Знаешь, кем был наш отец? Он был богом. Кто еще мог пройти границы миров?
Думаю, он был проводником. Но вслух я ничего не сказала.
– Боги не живут среди смертных, и однажды он ушел. Талли была уже взрослой и могла позаботиться о нас… Она была…
На секунду мне показалось, что сейчас случится то самое, то, чему я так и не придумала названия, и меня накроет волной чужих воспоминаний. Всего лишь секунду его голос был живым и наполненным чувствами. К сестре, к брату, к бросившему их отцу…
– Впрочем, о чем это я? – оборвал он сам себя. – Это ведь уже не важно. Ни то, откуда мы пришли. Ни то, куда уйдем. Мы – первые, вот о чем я хотел сказать. Сильнейшие. Дети забытого бога. Может быть, сами боги. И это вся сказка…
Я обернулась на картину и так и осталась стоять, чувствуя, что снова осталась одна.
Через минуту скрипнула дверь.
– Лорд Тэриан хочет выйти отсюда, – сказал человек, считавший себя каэррским императором. – Хочет, чтобы вы открыли ему дверь и вывели за Черту. Если вы этого не сделаете, он убьет вашего мужа.
– А если сделаю, мир станет похож на эту башню.
– Да, – не спорил он. – Хотите еще вина?
Утраченная конечность формировалась с трудом, с болью. Для нее не хватало сил, не хватало клочков тумана, на которые рассыпалось его тело. Но нужно было постараться. Вырвать немного, вернуть сначала абрис, наполнить контур материей. Вспомнить, каково это – иметь пальцы. Каково шевелить ими, касаться струн, перебирать волосы любимой, гладить нежную щечку дочери…
Восстановление заняло время, и на это время Сумрак выпал из реальности.
Короткое возвращение в мир ознаменовалось обрывками чужой беседы. Туманом стелясь по траве, он прислушался к знакомым голосам и мысленно улыбнулся. Он не знал, с чего начался этот разговор и кто его начал, но порадовался его спокойному течению и теплоте отдельных фраз. Прислушиваться не стал, снова сосредоточившись на руке…
– Он перехватил меня в лесу и привел в свой дом.
– Най рассказывал. Говорил, ты плакала, когда вернулась. Проклинала эльфов.
– Было дело. Мама никогда не говорила, что ушла из-за него. Он сам признался, что практически выгнал их с отцом. Если бы не это, они сейчас были бы в Лар’эллане, были бы живы.
– До сих пор на него злишься?
– Нет… Злится он на себя сам. Даже жаль его. А он дал мне вот что.
Этот медальон Сэл уже видел. Но стоило Авелии коснуться крышки, как скромная безделушка превратилась в ювелирный шедевр.
– Все-таки серебро, – улыбнулся он, вспоминая, как набросился на нее тогда у реки.
И портрет внутри теперь был другим: с невероятной точностью прорисованные черты, живые краски.
– Эльфийская работа. Иллюзию дед наводил, даже в пустошах держится. И сумку он делал. Тоже работает. Такие вещи только эльфы могут. Замыкают источник внутри, и связь никогда не обрывается.
– Ты похожа на мать. – В другой раз Буревестник заинтересовался бы спецификой эльфийских артефактов, но не сейчас.
– Нет. – Девушка покачала головой. – Кая была похожа. Это она была маленькой принцессой, а я… Я всегда была волчонком. Но теперь осталась только я.
Авелия закрыла медальон и спрятала его под рубашку.
– Ты не должен идти в Башню, – вернулась она к тому, с чего начала разговор. – Не потому что мешаешь мне, а потому…
– Вель, я понимаю. Но и ты пойми, не пойти я не могу. Да и сгожусь на что-нибудь.
Спорить она не стала. Позволила обнять себя, потерлась носом о колючую щетину.
– Я тебе не говорил, хотел после… Поедешь со мной в Марони? Там есть школа, ты училась бы, а я…
Девушка медленно отстранилась:
– Извини. Я не могу ничего тебе обещать.
– Почему?
– Я уже дала слишком много обещаний.
Лар растянулся на траве и смотрел на небо. Рука горела огнем. Но она была. Тонкая кисть со скрюченными пальцами, с морщинистой серой кожей и мягкими розовыми ногтями. Ничего, это временно.
Прислушался к негромкому разговору присевшей неподалеку парочки, удовлетворенно кивнул. Нет времени на обиды. Жизнь слишком коротка, особенно человеческая, и у этих двоих нет в запасе тысячелетий. Может быть, у них и лишнего дня нет.
