— А чего говорить? — смутился Игриш. — Правильно сделал, что убежал.
— Вот, это другой разговор, — ухмыльнулся Бесенок. — Ты-то, если что не стесняйся. Мы тут люди понимающие. Сами не в сахаре живем. Если ты не хочешь к своему одноглазому возвращаться, ты так и скажи!
— Да иди ты! — смутился Игриш. — Каурай меня и пальцем не тронул за все время. Он спас меня аж четыре раза. А я…
— А чего ты? Благодарен ему что ли?
— Да… А ты бы не был благодарен что ли? Если бы тебя из самого пекла вытащили?
— Нет.
— Почему?
— С чего бы это? Он это чего от чистой души сделал? Или с умыслом?
— Не знаю… Какой тут может быть умысел?
— Это ты мне скажи, балда. Зачем этому хмырю спасать такого как ты? По доброте душевной — не верю! Взрослые ничего не делают просто так, только с расчетом. Все, что их интересует — это деньги, бабы и горилка, или моя задница на худой конец, и то, только потому что обычные девки их не интересуют. Природой обиженные они. Вот и твой одноглазый такой же — только ты пока сам не разобрался, к чему ты ему такой красивый спонадобился. Когда я тебя спросил — куда он тебя везет, ты мне что ответил?
— Не знаю…
— А он знает. Но от чего-то помалкивает. Зуб даю, ты ему нужен для какой-нибудь пакости. Ты же сам сказал, что он тебе не друг, тогда чего защищаешь?
— Просто… — промямлил Игриш. — Нельзя же так.
— А как можно? — напирал на него Бесенок. — Я же не вчера родился. Просто так только кошки родятся. Так что Гришик, у тебя два пути. Либо всеми правдами и неправдами возвращайся к своему одноглазому — и жди, пока он не притащит тебя в избу к каким-нибудь людоедам, чтобы обменять тебя на лошадь, шубу или еще чего-нибудь в хозяйстве полезное. Либо пошли со мной.
— Куда? Куда с тобой?! Ты же ничем не лучше его — молчишь как пенек!
— Та недалече осталось, — загадочно проговорил Милош. — До лагеря топать.
— Какого еще лагеря?..
— Баюновых парней, чьего же еще? — закатил глаза Бесенок. — Али глупый совсем? Тут на Вольном Пограничье только два пути. Либо в одну банду — к Кречету и прочим гадам, охранять чулки Шкуродера и драть с местных в три шкуры. Либо к Баюну, в лес — к тем, кто мужиком вырос и не побоялся саблю в руки взять.
— Ты… — похолодело все внутри у Игриша. — Собрался податься в разбойники?!
— Ага, — кивнул Бесенок как ни в чем не бывало. — Хотел к ним на лошади приехать — своя лошадь это всегда хорошо. Раз есть лошадь, значит, ты не совсем дурак, раз сумел лошадь утянуть. Можешь вместе со всеми в набеги ходить. Да и бить кого саблей сверху сподручней, а до тебя и не дотянется никто. Но с лошадью мне как-то не повезло…
— Милош…
— Ну, чего Милош? — сжал зубы Бесенок, его сузившиеся глаза едва не пробили Гриша насквозь. — Куда ты предлагаешь мне податься? В казаки Кречета? Вылизывать жопу Шкуродеру и быть им подстилкой, пока у тех вставать перестанет? Или пойти побираться куда-нибудь в город. Кому я там нужен? Да и повесят меня за бродяжничество. На первом же перекрестке сцапают. Кто такой? Откуда? Чьих будешь? Ах, ничьих, так полезай на сук!
— Ты говорил, что у тебя тетка где-то…
— Говорил… Но я сам в это не очень-то верю. Да и сама она наверняка живет не лучше меня. Нужен ли ей еще один голодный рот? А может и нету вообще никакой тетки, выдумал я ее, померла она, не знаю… Всегда хотелось, знаешь ли, чтобы где-нибудь был кто-то, кому на тебя не насрать. Вот и тешил себя пустыми надеждами, а на деле… Одна у меня дороженька. Одна осталась.
— Пошли лучше со мной, — схватил его за руку Игриш, но тот со смешком одернул ее.
— Куда?! На Голодную гору собирать мухоморы? Не смеши. Снова становиться чьей-то собачонкой на привязи я не собираюсь. Особенного этого горбатого хмыря.
— Нет, я не про Каурая. Сеншес с ним, у него своя дорога. Найдем лучше мою сестру, Маришку, она нам поможет. Я как раз собирался…
— Твою сестру? Ты не говорил, что у тебя есть сестра.
— А ты и не спрашивал… — опустил глаза Игриш. — Нам лучше встретиться с ней, чем искать по лесам разбойников и надеяться, что они тебя примут как своего…
— Примут, куда они денутся, — ответил Милош не очень уверенно, а как понял, что сплоховал, снова разозлился. — А если и не примут, так и Сеншес с ними! Сам организую свою банду из бедненьких и убогих и пущу им всем красного петуха! Будет у нас казацкая вольница, как было до Запустения, когда Вольное Пограничье было вольным не только по названию, и не правили здесь паны вислоусые, пропади они все пропадом эти твари мороженые!
— А ну хто тут хочет банду собирать? — неожиданно разразился окрик, и темнота вдруг загорелась огнями фонарей.
Не успели оба вскочить, как Милоша повалили на землю и принялись выкручивать руки, а Игриша ударом сапога отправили катиться по траве и тоже уселись сверху, пыхнув в лицо спертым духом табака.
— Ну-ка, хто тут у нас? — сбросили с фонаря тряпку и поднесли поближе к лицу Милоша, который едва не выл от боли — пара волосатых рук держала его за волосы и поднимала голову кверху. Смятая ведьминская шляпа лежала на земле, и по ней прохаживалась уже десятая подошва. — Ты, пацаненок, что-то про банду говорил, так?
— Пшел ты, пес! — взвизгнул Бесенок и харкнул в довольное, бородатое лицо. Его обладатель охнул и отступил, а когда вытер плевок, двое его приятелей вовсю топтали Милоша, словно тот был подушкой, набитой сеном.
— Может ты у нас будешь посговорчивее? — подошел казак с фонарем к Игришу, который распластался на земле, не смея даже пикнуть от страха. — Вы чего, сынки? Хотели к Баюну в страхолюдины податься?
— Нет, нет! — только и смог выдавить Игриш, у которого внутри все свернулось от ужаса.
— Как же нет? — хохотнул казак и сунул фонарь Игришу прямо в лицо, от чего он зажмурился и застонал. Жар от него исходил иссушающий. — Мы ясно слышали, как вы тут обсуждали всякое про Кречета, про пана воеводу, про Баюна… И у нас сложилось впечатление, что хотите вы к нему помощниками наняться? Так ли? Как ты там назвал нашего пана? Шкуродер, да?! Али оглох я со старости? Ну, чего молчишь?
— Да чего с ними разговаривать, Ермей? Понятно все с ними — беглые они. Надоело руки мозолить, вот и решили с разбойничками подружиться. Это, как говорит пан Кречет, спускать не можно. Плетей им всыпать!
— А чего ж только плетей? — убрал казак горячий фонарь, выжигающий Игришу глаза. — Я бы повесил наглецов за разбой, раз уж они себя в банду определили. Чего ждать? Или уж на кол. Слышал, нынче во дворе Крустника эта древняя традиция в страшном почете. И красиво, и другим наука — как с разбойниками дружбу водить. Согласны? — обратился он к мальчишкам, лежащим пластом у своих ног. — Ну-ка, поднимите-ка их, хлопцы, хочу я в глаза их бесстыжие поглядеть.
Обоих рывком поставили на ноги, держа скрученные руки за спиной. На Милоша было больно глядеть — кровь и синяки были повсюду. Казачьи сапоги не жалели мальчонку.
— Этот, кажись, вообще уже ничего не соображает, — махнул рукой Ермей. — Ишь как развезло! Еще плеваться будешь, вообще шкуру спустим. Бери пример с твоего дружка — он как шелковый. Ну-ка иди сюды, — потянулась его лапища к Игришу и схватила его за воротник. — Хотели записаться к Баюну?!
— Нет… — сглотнул Игриш и тут же осекся, — я его отговаривал!
— Ага, значит, все-таки хотели, но тут в одну из черепушек постучались мозги, — довольно кивнул Ермей удачному проведению допроса. — Значит, у нас тут только полтора разбойника. Хорош! Молодец, что признался.
— Гриш… — замычал Милош, но тут же получил удар по дых и сложился пополам.
— Тихо! — прикрикнул на него Ермей. — Не велено тебе пасть раскрывать, щенок. Мы с твоим дружком беседу ведем! Что ж, малой, дело ясное — два пострела решили сбеч под крылышко Баюна, но тут у одного поджилки затряслись сразу с головой в омут прыгать, и вышла у них небольшая дискузия, так? Так! Ну что ж. За это пусть будет тебе ингульгенсия, как вовремя одумавшемуся. Тебя мы просто выпорем по самое не балуй. А этого…
