История героя: Приквел - Yevhen Chepurnyy

Тишину позднего времени прерывали лишь шаги ночного сторожа. Немолодой, аккуратно ступающий, он нес свои фонарь и гонг с привычной лёгкостью. Вот, приподняв медную тарелку гонга, он ударил в неё колотушкой, и ночную безмятежность городских улиц разорвал, вместе с протяжным звоном, его заунывный голос:

- Наступает час Тигра! Остерегайтесь воров и пожаров!

Никого не пробудил ото сна вопль сторожа - все жители древнего города, успевшего побывать столицей в давние времена, были привычны к подобному объявлению времени. Престарелого ночного обходчика слышали лишь те, кто не спал в этот поздний час. Как притаившийся в подворотне мальчик.

Он был бы и рад заснуть сейчас, но тянущее чувство голода, терзающее его внутренности, надёжно отогнало сон. Вчера ему сопутствовала удача - когда лоточник снял крышку с плетеной корзины, полной маньтоу, расхваливая свой товар перед покупателем, мальчик ловко схватил один из них, и был таков. Едва сдержавшись от того, чтобы не начать набивать брюхо на бегу, он тогда спрятался в пустынном закоулке, и вцепился в рисовую булку, как волк в горло своей добычи. Её сладость и мягкость показались ему райским наслаждением, а сытность позволила пережить вчерашний день.

Мальчик задумался, недовольно скривившись. Приходить в город было ошибкой. Стражники Лояна бдительны и многочисленны, что делает воровство много труднее. Попрошайничать мешают вездесущие члены Клана Нищих, не гнушающиеся отходить малолетнего конкурента палкой. Поначалу, он надеялся на городские мусорники, но жители Лояна оказались жадинами и чистюлями, выбрасывая лишь то, что и нищему было без надобности. В одном из пригородов он хотел было украсть несколько плодов локвы из обширного сада, но едва не лишился жизни - его затравили собаками.

Он поднялся, стоически игнорируя бурчание в животе, и двинулся в сторону городских ворот. Пора было попытать счастья на западе, в местах менее заселенных. В крайнем случае, рыба в реках и дикие фрукты со съедобными растениями были доступны каждому, и хотя мальчик не обладал навыками ни рыболова, ни знатока флоры, он надеялся на лучшее, намереваясь пересечь этот мост, когда придет к нему.

Мальчика звали Ван Фань, пусть он и был близок к тому, чтобы забыть это имя - давно уже к нему не обращались иначе как “вонючка”, “мусор”, или же, в лучшем случае, “мелкий”. Он давно был один - мать сгорела родами, пытаясь дать жизнь его брату, а отец вскоре после этого слег с болезнью, и долго не прожил. Соседи болтали о разном - те, что подобрее, судачили, что Ван-старший умер от горя. Злые языки других винили его пристрастие к горячительному. Именно соседи выставили маленького Фаня за дверь его собственного дома, сунув ему в руки связку монет - очень у многих из них сыскались денежные претензии к семейству Ван. Лишний рот же был никому не нужен.

Удачей было то, что Ван Фань смог не пропасть в те первые годы. Впрочем, нет - он выжил, скорее, своей звериной цепкостью, с которой держался за жизнь, и необычайным чутьем на опасность.

Ван Фань был худ и невысок ростом, даже для своего малого возраста. Можно было легко принять его за пятилетнего, пусть ему уже и шёл одиннадцатый год. Волосы почти не росли на его голове, лишь сиротливый клок едва прикрывал макушку. Впрочем, внешний вид был последним, что волновало мальчика. Одет он был в обноски не по возрасту, которыми повезло разжиться в Лояне - все же город был богаче деревни, где и такое рубище пошло бы в дело.

Но, несмотря на всю незавидность своего бытия, маленький Ван Фань находил в жизни моменты радости. Сейчас, меряя шагами дорогу, что выходила из западных ворот Лояна, он увлеченно любовался восходом, чье солнце цеплялось за колышущиеся верхушки бамбуковой рощи.

***

Шёл третий день путешествия Ван Фаня, путешествия, куда глаза глядят, и куда бог на душу положит. Настроение мальчика было приподнятым. Вчера, ему несказанно повезло - владелец маленькой придорожной чайной, заметив в кустах горящие голодом глаза Ван Фаня, примеривающегося, как бы безнаказанно стащить чего-нибудь съестного, не разразился ругательствами, не бросил в него палкой или камнем, и не спустил собак. Вместо этого, он снял с дымящейся пароварки свежайший, с пылу да с жару, баоцзы, и протянул его мальчику, добродушно усмехаясь в усы. Тот, не веря своей удаче, подошёл, и вцепился зубами в поданное, обжигаясь горячим рисовым хлебом и мясом. То, что после, держатель чайной отвел находящегося на седьмом небе от счастья Ван Фаня на кухню, к груде грязной посуды, вручил ему тряпку, и строго наказал все перемыть, было, по мнению юного бродяжки, на стоящей внимания мелочью. Его желудок приятно оттягивало лакомство из свежеиспеченного, нежнейшего рисового хлеба, и мелко нарубленного мяса, сдобренного пряностями и молодыми побегами бамбука.

Закончив с посудой, Ван Фань даже предложил доброжелательному хозяину чайной остаться у него на мелких работах, не прося в уплату ничего, кроме еды. Тот, все так же благосклонно усмехаясь, отказал ему. Этот пожилой мужчина - плосколицый, приземистый, с усами, растущими, забавным образом, над уголками его рта, - представился Чжан Эром, то есть, Чжаном Вторым, и поведал мальчику, что сегодня тот подменял его собственного приболевшего сына, того же возраста (он ошибся с возрастом Ван Фаня на добрые полдесятка лет), и что ещё один работник, даже столь нетребовательный, его чайной не по карману. Чжан Эр кормил своим промыслом себя, старую мать, жену, и сына, и места для Ван Фаня в этой дружной семье не нашлось бы. Тот, впрочем, не огорчился, тепло простившись с хозяином чайной, тем более, что тот одарил его в дорогу ещё одним горячим пончиком с бамбуково-мясной начинкой.

Сегодня же Ван Фань двигался по ещё одной роще бамбука, шелестящей в лёгком ветерке. Молодые ростки были по большести объедены здешними косулями, но кое-что осталось нетронутым, и сейчас мальчик увлеченно жевал один из них, пробираясь между зелёных трубчатых стволов. Его внимание привлекал некий необычный для дикой природы звук, все ещё слишком далекий, и заглушаемый шелестом и стуком рощи. Он настойчиво стремился к этому звуку, все не ослабевавшему, и не могущему принадлежать дикой природе, пусть он и вписывался в шумы ветра и растительности очень органично. Путь мальчика начал забирать в гору, но он не обратил на это