Ник Перумов - Эльфийский клинок

Прошло три века, как Фродо и все главные герои «Властелина Колец» ушли за Море. В Средиземье жизнь текла старым руслом, но люди обходили хоббитов стороной. И вот однажды…

Наверное, нет такого читателя, кто не придумывал бы для себя продолжения любимой книги. Ник Перумов, молодой петербургский автор, пошел дальше — он такое «продолжение» написал.

Впервые на русской почве, на русском языке родилось произведение, корнями своими уходящее во «вторую» реальность, в художественную ткань чужого произведения. И шаг этот можно трактовать как еретический, с одной стороны, а с другой, — как свидетельство живой любви.

«К вечеру затянувшие все небо тучи неожиданно разошлись, алый солнечный диск, точно в перину, опускался в вечерние туманы, слившиеся у горизонта с легкими воздушными облачками. Наступал тот короткий час в летние хоббитанские вечера, когда день еще не до конца уступил место ночным теням, но очертания всех предметов приобрели таинственную расплывчатость…»

Мы вошли в мир «третьей» реальности, если первой считать наше объективное существование, а второй — «Властелина Колец» Толкина. В нем кроме известных читателю персонажей живут новые — хоббит Фолко, происходящий из рода Мериадока Великолепного, к которому однажды постучал в дверь гном Торин (тоже славного рода), ищущий Красную Книгу; человек Олмер, золотоискатель из Дэйла — личность сначала неоднозначная и загадочная, а потом и вовсе мрачная и трагическая; гном Малыш — товарищ по путешествию и так далее и тому подобное.

Итак, продолжение? Или новое самостоятельное произведение? При всей своей возможной некорректности вопрос этот важен, причем не только для предисловия (даже если оно «вместо»), важно поставить произведение в контекст современной фантастической литературы, понять, как соотносится «Кольцо Тьмы» Ника Перумова и «Властелин Колец» Толкина для осмысления самого произведения.

Здесь — несколько уровней решения, и они взаимообусловлены. Во-первых, пласт религиозный.

Трилогия Толкина — произведение не только написанное католиком, но и католическое по сути, так как все оно — расширенная метафора активного человеческого служения в рамках с явно выраженными полюсами Добра и Зла, и герои Толкина — Фродо в частности — делают ОСОЗНАННЫЙ выбор опасного и тягостного пути служения Добру (Богу), зная, что этот путь может привести их к собственной гибели. Но собственная гибель лишь печальная, но ступень для торжества СЛУЖЕНИЯ. «Смертию смерть поправ…»

Здесь — другое. «Кольцо Тьмы» Перумова — произведение, не обусловленное ни религиозной идеей, ни религиозным чувством. Употребляю специально неловкую формулировку «нерелигиозный», а не атеистический, поскольку грань между этими понятиями есть, автор не атеист, а скорее еретик, как еретичен образ действия Прометея, например, по отношению к Зевсу и Олимпийцам. Эта безрелигиозность обусловливает и бунт в случае с Олмером и неосознанное служение, подчиненное богу в себе в случае с Фолко. Эта безрелигиозность, которая тем не менее Бога где-то подразумевает, как Нечто и Некто, кому бросается вызов, определяет всю суть поведения Олмера, поскольку именно он в романе — носитель конфликта, а Фолко, его, если хотите, хронист, оппонент, и хранитель традиции. (Не зря именно он — связующее звено между героями «Властелина Колец» и «Кольца Тьмы», именно ему является во сне Гэндальф, он видит умертвий в Могильниках и т. д.)

Но прежде чем подробнее остановиться на этой оппозиции, перейдем на следующий уровень взаимоотношений «Властелина» и «Кольца», уровень литературный.

Да, по отношению к «Властелину» роман Перумова — «предприятие дочернее», плоть от плоти. Однако если в использовании уже созданного мира (топография и география, топонимика, народонаселение и т. д.). Перумов действительно находится во «второй» реальности Толкина, то в построении художественной структуры произведения он совершенно самостоятелен. Он создает не «мифологию», не эпос, к которому тяготеет Толкин, а роман, то есть на смену определенной синкретичности художественного образа Толкина приходит дискретность, конечность романа, поэтому ни о каком продолжении, заимствовании и т. д. речи идти не может.

Это два самостоятельных произведения, и даже не родство образов объединяет их, а жизнь «второй» реальности, длящаяся во времени.

А в отношении появления в «Кольце Тьмы» некоторых героев Толкина, то сколько их, носителей определенного смысла, появилось на страницах романов, пьес и повестей XX века. И вряд ли кому придет в голову даже поднимать вопрос о заимствовании, смотря или читая «Троянской войны не будет» Ж. Жироду, хотя все персонажи пьесы — герои гомеровского эпоса. Кроме того не стоит забывать, что после выхода в свет «Властелина Колец» в литературе родилась просто новая земля — «фэнтези», и Перумов, своеобразно, но работает в законах этой литературы.

Перед нами просто новое художественное решение рассказа о мире, эпос у которого уже есть — это «Властелин Колец». Теперь же в этом мире, реальном для автора, действуют другие персонажи и разворачивается уже человеческая, а не эльфийская драма.

Так как же быть с любовью? С бережным хранением традиции? Трепетом по отношению к мастеру? Но кто сказал, что любовь — это «когда все хорошо кончается»? Жестокое чувство, мало что общего имеющее с обожанием и поклонением, любовь либо принимает правило и естественно в нем растворяется, либо восстает против этого правила.

Перумов восстал.

Только восставший автор может вложить в уста своих героев такое неприятие предначертанности:

…«Да, они (эльфы) Первородные, но кто дал им право распоряжаться нашими судьбами, судьбами целых народов?» (Олмер — Теофрасту).

Или:

— Кто может лишить человека свободы? — это уже Фарнак, кормчий с корабля Морского народа.

На первый план в «Кольце Тьмы» выступает философский конфликт XX века — конфликт свободной человеческой воли и ее подчинения любому (идеологическому, религиозному, нравственному) правилу, и мука выбора — свободного или «ангажированного».

Восстание против предначертанности — главная содержательная пружина романа, а Олмер из Дэйла, ставший потом Вождем и хозяином злых сил Средиземья, — воплощение борьбы человека за свою АБСОЛЮТНУЮ свободу.

Но свобода тоже подразумевает выбор, и если выбор у Толкина — это активное служение Богу, канону Добра и миропорядка, и главная нота «Властелина» — трагический оптимизм, то выбор Олмера диктуется некой частью души, которую Платон называл furor. Олмера увлекает действие, ПРОТИВОдействие, стремление к победе, стихия действия как в воронку закручивает и поглощает все и всех: тщеславных и искренних, гордынных и преданных, добро и зло. В этом водовороте сначала, вроде, ничего не понять и кажется, что силы зла, которые призывает Олмер, подчиняются ему, человеку, но это лишь иллюзия — призывание зла оборачивается подчинением ему, поскольку, как скажет Радагаст: «Тропы мертвых выходят лишь на пути мрака. Призвавший Смерть против Жизни, нарушил законы Валаров».