1
Взгляды горожан, собравшихся в трактире «Золотой рог» города Лангбурга, были прикованы к молодому, лет двадцати пяти, воину, засевшему в дальнем углу. Выглядел он для здешних мест непривычно. На темном от загара лице выделялась светлая трехдневная щетина, поблескивали стального цвета глаза. Выгоревшие русые волосы сплетались в толстую косу на затылке и в две косички пожиже за ушами.
Будь в трактире женщины, они наверняка нашли бы его привлекательным. Но здесь были только мужчины, а их интересовало совершенно иное.
— Да точно тебе говорю, карнелиец это! Вишь, косички бабские, это ж только карнелийцы ходят. Дикари...
Слово «карнелиец» произвело магическое действие. Горожане стали поспешно отворачиваться, довольствуясь лишь быстрыми взглядами, но нашелся и сомневающийся.
— Карнелиец? Что-то росточка он небольшого, да и вообще... Наш кузнец-то, думаю, будет покрепче его.
— Тише ты, олух! Если и впрямь карнелиец, убьет и не почешется.
— Да не слышит он, дрыхнет, вроде бы...
Карнелиец Роланд и впрямь подремывал. Трактирщик не спешил с заказом и при других обстоятельствах Роланд давно бы уже плюнул на это заведение. Но Лангбург был слишком маленьким, чтобы рассчитывать найти здесь второй трактир.
Карнелийцу пришлось демонстрировать чудеса терпеливости. Желудок остервенело бросался на ребра, завывая на разные голоса, но Роланд продолжал сохранять невозмутимость. Хотя даже с закрытыми глазами он ощущал на себе пристальные и не очень-то радушные взгляды посетителей трактира.
Посмотреть, впрочем, было на что. И если кожаные штаны карнелийца имели заурядный и непритязательный вид, то его сапоги и кафтан, щедро покрытые позументами и галунами, отороченные золотом и обшитые начищенными до блеска серебряными бляхами, кое о чем напоминали. Точнее, о ком.
Не далее как вчера из трактира съехал странствующий рыцарь Иннар и многие горожане хорошо запомнили его блистающий роскошью наряд. Наряд, в который сейчас был одет карнелиец. Мысль о том, что он, быть может, заказал этот кафтан у того же портного, что и рыцарь, не пришла в голову никому.
Это была, впрочем, не единственная причина повышенного внимания к молодому человеку. Вторая причина являла собой некую помесь лисицы и белки, беспрерывно вертевшуюся возле карнелийца. Существо активно исследовало пустой стол, вдоль и поперек излазило кафтан хозяина, в общем, вело себя как самый обычный прирученный зверек.
Если бы на месте парня был кто-нибудь еще, ну, скажем, выходец из Бардии или Алинии, на зверька вряд ли обратили бы внимание, ну мало ли в природе чудных животных! Но в компании карнелийца, горожане нутром чуяли, может находиться только Измененный.
Учитывая, что законы Лангбурга категорически запрещали Измененным пересекать городскую черту, конечно, за исключением уманов — существ благонравных и благословленных Господом, можно было представить себе негодование жителей.
От массового выражения своего возмущения и неприязни их останавливал только страх. Страх перед карнелийцем, который, как всем было известно, стоил целого десятка рыцарей, и страх перед его мечом, который, как тоже всем было известно, с легкостью сокрушал камень и сталь.
Такие мечи изготавливались только в Карнелии и стоили в Армании целое состояние. Не один из посетителей трактира вздыхал в этот день, бросая жадные взгляды на карнелийский клинок, небрежно брошенный на стол.
2
Если бы Роланд знал, какую бурю разнообразных чувств вызвало его появление в «Золотом роге», возможно, он и воздержался бы от его посещения. Может быть он даже справился бы с голодом и добрался до какого-нибудь другого городка, где отношение к карнелийцам, и вообще к пришлым, не столь настороженное.
Но так случилось, что в этот день Роланд не просто проголодался, он испытывал прямо-таки зверский голод! Очень может быть, что именно это и послужило причиной гибели рыцаря Иннара.
Впрочем, Роланд сильно сомневался, что Иннар и впрямь был рыцарем. Во всяком случае до этого дня ни один рыцарь, как бы ему не хотелось заполучить карнелийский меч, не набрасывался на карнелийца чуть ли не с пеной у рта. Нормальные рыцари, те, кто побогаче, обычно действовали через наемных убийц. А этот... Он как будто обезумел!
Будь Роланд не настолько голоден, не спеши он в трактир, когда крыши Лангбурга уже виднелись из-за холма, он, возможно, и не стал бы убивать несчастного Иннара. Но увы!
Когда желудок взревел особенно громко, Роланд наконец открыл глаза и бросил свирепый взгляд на трактирщика.
— Хозяин! — прорычал он. — Мне кажется, ты хочешь чтобы я умер с голоду? Или, быть может, мой золотой был фальшивым?
Трактирщик побледнел, а его взгляд стал рыскать по трактиру в поисках поддержки. Посетители спешно прятали глаза, еще минуту назад кипевшие праведным гневом.
Не дождавшись помощи, трактирщик обреченно повернулся к карнелийцу, взгляд которого пробивал насквозь не хуже арбалетного болта. На столе выгнул спину и зашипел зверек, похоже, голодный не меньше хозяина.
— Да-да, господин, я уже иду, прошу меня простить, — забормотал трактирщик.
Он чуть ли не бегом бросился на кухню.
3
После обеда Роланд поторопился покинуть негостеприимный трактир. Его сильно клонило в сон, но оставаться в столь недоброжелательном месте было по меньшей мере неосмотрительно. Тем более, на дворе стоял жаркий июльский день, а прикорнуть можно было и в лесу. А Тирри посторожит.
— Правда, Тирри? Посторожишь, пока я сосну где-нибудь?
Зверек только возмущенно фыркнул. Свернувшись калачиком на плече Роланда, Тирри и сам был не прочь вздремнуть.
— Тирри, ты теперь все время будешь молчать? — поинтересовался Роланд.
— Буду! — проворчал зверек. — Ты же сам мне запретил!
— Но ты же видел на въезде в город объявление: «Измененным вход запрещен!»
— За исключением этих тупоголовых уманов, между прочим.
— Да, конечно. И ты прекрасно знаешь почему.
— Мне от этого не легче! Если бы я только раньше знал, что вы, люди, цените жалких примитивных конеголовых выше нашего высокоразвитого племени, я бы так и остался в лесу!
— Но ведь ты же знаешь...
— Конечно, знаю! — перебил его Тирри. — Наша раса отличается высочайшим уровнем интеллектуального развития, естественно, я прекрасно знаю эту вашу побасенку о божьем благословении уманов и о сатанинском происхождении остальных Измененных, как вы нас называете!
Последние слова Тирри пропищал так громко, что Роланд невольно оглянулся.
— Уж лучше бы ты и впрямь помалкивал, Тирри, пока мы не выбрались из этого дрянного городка. У Святой Инквизиции длинные уши.
