Посвящается
Марку Твену
Роберту Хайнлайну
Энтони Хоупу
Саймону Грину.
А так же с благодарностью Марине и Ксении, терпеливым бетам.
Когда вышла книга Саймона Грина "Кровь и честь", повествующая о том, как один переживающий не лучшие времена актер занял место весьма "милого" принца, в самом ее начале шло витиеватое предисловие, в котором автор признавался, что идея сюжета была заимствована. И указывался, так сказать, ее первоисточник. Это "Пленник Зенды" Энтони Хоупа. Мною прочитан, и с удовольствием… Между прочим, сей автор - незаслуженно забытый классик приключенческого жанра, по моему личному мнению.
А сама книга - весьма элегантная, благородная и романтичная, куда уж без этого.
Лично же я предпочту извиняться перед куда большим количеством писателей. Двумя вышеупомянутыми, ставшими моими вдохновителями, и, вдобавок, Хайнланом ("Двойная звезда"), и Марком Твеном ("Принц и нищий"), ими не ставшими, ибо прочитаны были позже, чем Грин и Хоуп.
Но остановиться было выше моих сил. И пересказ, переложение, переиначивание, или как это еще назвать (плагиатом - не хочется, потому что мир вроде бы оригинальный, надеюсь…) пережив пару раз катастрофические обрушения компьютера (это Судьба была против, не иначе), обрело таки зримое воплощение.
Так что же случится, если в тех же декорациях (Замок, смена власти, интриги и убийства) играть будут не принц и актер, а принцесса и актриса?
Ну а те, кто не читал тех, кто успел раньше, не переживайте.
Книги, они не убегают.
Глава 1.
Ларинн, город - порт.
Алое закатное солнце окрашивало весь мир в цвета войны. Пурпурные сухие травы, высотой в человеческий рост, медленно колыхались на слабом ветру. Пологие склоны холма, стелящегося у меня под ногами, казалось, покрыты коростой высохшей крови.
Я стояла на гребне, задумчиво прощаясь со Степью. Горькие запахи одиночества и полыни навевали воспоминания… За моей спиной возвышались изъеденные временем стены, по которым будто медленно стекали красноватые ручейки. Подкинула в ладони кинжал и, поморщившись, полоснула по левой руке. Кап, кап, кап… сухая, не знающая дождей земля быстро впитывала ритуальное подношение. Прощальное…
- Степь, дочь твоя благодарит за силу, за удачу, за жизнь… прими же мой последний дар, - душу щемило от странной печали. Степь - страшное, опасное и капризное место. Но она дала нам жизнь, и сколько бы мы ее не проклинали - это наша родина. Наша мать… сколько лет прошло под мерное ее дыхание, пригибающее к земле, приносящее беды и печали, радости и торжества… И вот я покидаю тебя.
Кап, кап, кап…
Чуть шелохнулись травы, слабый шелест донес до меня невнятный выдох благословения. Даже не смотря на то, что я не знаю ни полного ритуала, ни истинного обращения… очень, очень хорошо! Моя удача все еще со мной. Моя странная удача… Порез на запястье под моим настороженным взглядом затянулся сам. Неестественно быстро и бесследно.
Вздохнув, я взгромоздилась на уже надоевшее седло, и мы поспешили к восточной калитке. Хорошо бы успеть до закрытия, ночевать под стенами города не хотелось.
Достигнув цели, обидно оставаться с носом. Тем более здесь, под древними стенами, после заката наступает время совсем других существ и еще одну ночь в Степи, особенно после Прощания, я не выдержу.
Лошадь, прихрамывая, спешила к воротам. Ей тоже не хотелось знакомиться с моей норовистой матерью с другой стороны. Итак, четырнадцатидневное непрерывное бегство через самое сердце Хальдских Степей обошлось нам очень дорого. Даже не смотря на кровавое подношение в начале пути. Мое правое бедро украсилось длинным рваным шрамом от когтей степной кошки, жутковатой твари размером с лошадь.
Ежедневные ритуальные три капли крови для Степи истощили меня, особенно после того, как заводную лошадь со всем багажом и припасами пришлось бросить на съедение, улепетывая от нехорошей смерти. Сейчас живот просто сводило от голода.
Ко всему прочему… У сухих трав, укрывающих Степь, есть одна очень интересная особенность. Они - острые. Края каждой травинки, словно острые ножи, способные изрезать в кровь руки даже сквозь кожаные морские рукавицы. Только не мои, ведь я оплатила проезд… но одежды это не касается. Так что сейчас на мне последние сапоги с отваливающимися подметками, протертая едва ли не до дыр рубашка и лохмотья кожаных штанов. Нарезанный на ленточки плащ сложен до лучших времен в чересседельную сумку. Волосы, собранные в узел на затылке, покрывал толстый слой серой пыли. К воротам города Ларинн приближалась натуральная оборванка… пустят ли?
Я ехала вдоль стены. Эти высокие и толстые стены, сложенные из серых нездешних гранитных блоков в древности выдерживали не один натиск из степи. Каждая выщерблина могла многое рассказать о когтистых и клыкастых, вооруженных и безоружных. О смерти, о победах и поражениях. Толщина этих стен такова, что по ее гребню, не затрудняясь, могут проехать трое верховых в ряд. У основания она еще шире… В самой высокой точке, у северной башни, достигает в высоту полутора сотен ли*. Вытянувшись полукругом, постепенно снижается к берегу моря и уходит в воду гигантскими волнорезами. Древний, древний город… текли века, менялись хозяева у этой земли, а город все стоял на холмах, вызывающе возвышаясь над равниной, но не пытался вырваться за периметр огораживающих его стен. Да и приходящие из степи не могли прорваться внутрь. В единственный раз, когда город этот был взят штурмом, опасность пришла с моря. Тогда он еще носил имя Ларх-инна.
Каждый новый хозяин пытался расширить свои владения, выстраивая форты и посты, но Степь каждый раз четко давала понять, что не потерпит чужаков на своей земле.
Только там, где разрешено по древнему, уже забытому, оплаченному кровью, договору.
Вот и теснятся бедные и богатые, благородные и не очень в тесноте и непрерывном гнетущем страхе. А город потихоньку растет ввысь.
Солнце уже коснулось нижним краем горизонта. Вот и ворота. Из цельных бревен железного дерева, скрепленные широкими полосами кованого железа. В два человеческих роста высотой. Закрыты. Там, за ними, в широком темном коридоре с узкими амбразурами для арбалетчиков, уже опущены четыре толстых решетки, украшенных шипами. К створкам ведет широкая, хорошо утоптанная дорога, тянущаяся вдоль побережья, терпеливо повторяя все его изгибы. Город живет торговлей, морской и сухопутной. С востока на запад тянется относительно безопасный и наезженный тракт, от прибрежного Дитера до городов Калитана, отвоевывающих у прилива клочок земли за клочком. Из западных ворот путь выходит такой же уверенной полосой, жмущейся к морю, но не обязательно надежной. Порой пропадают целые караваны. Риск…