С тех пор с мужчинами у меня как-то не ладилось, а тут вдруг Шезаф…
— Тебе идет улыбка, — мы сидели на моей кухне и пили чай. Шезаф принес потрясающие пирожные, и в предвкушении удовольствия я, как ребенок, пускала слюнки.
Вместо ответа я еще раз улыбнулась.
— Как тебе не трудно жить здесь одной?
— Привыкла, — пожала плечами я. — Ко всему в жизни привыкаешь.
Наверное, я не хотела бы до конца испробовать на вкус свой сомнительный тезис. В жизни обязательно найдутся вещи, привыкнуть к которым невозможно.
— Не страшно по ночам?
— У меня крепкий засов, а сплю я чутко. Тебе еще чаю, Шезаф?
— А тебе пирожное? — усмехнулся он и протянул мне маленькое сладкое чудо из бисквита и крема.
Я хотела взять его, но Шезаф покачал головой:
— Только из моих рук.
Пришлось наклониться и осторожно слизать взбитые сливки.
Наслаждаясь сложившейся ситуацией, Шезаф заставил меня съесть с его ладони и всё остальное. Подтекст его действий был очевиден, но я не возражала.
— Хочешь, можешь остатки крема облизать: тут еще осталось, — подмигнул поклонник.
— Нет уж, Шезаф, я извращениями не занимаюсь!
— Какое ж тут извращенство, это всего лишь крем.
На его пальцах. Знаю, многие сочтут мое поведение глупым, да и мама сказала бы, что здесь нет ничего такого, но я не желаю уподобляться собаке.
Я демонстративно встала и отошла к очагу, якобы для того, чтобы поставить чайник на огонь.
— Одана, только не говори, что обиделась! Если тебе не нравится, я больше не стану предлагать тебе ничего подобного.
Он обнял меня, отвел короткую прядку волос и поцеловал в ушко. Я довольно улыбнулась и, позабыв о чайнике, позволила прижать себя крепче и совершить небольшую экскурсию по деталям моей одежды.
— Ты не очень станешь возражать, если я останусь на ночь? — его дыхание щекотало мне шею, заставило сердце сжаться в сладкой истоме.
Что же ему ответить, не рано ли? Я бы не хотела, чтобы, проведя со мной всего одну ночь, Шезаф навсегда исчез.
— Одана, ты не пожалеешь, — продолжал настаивать искуситель, давая понять, что готов начать компанию по взятию моей неприступной крепости прямо сейчас.
Но компания не потребовалась — крепость постыдно капитулировала после непродолжительной обороны.
На следующее утро мы оба опоздали на работу: Шезафу захотелось закончить ночные проделки утром. Было приятно, и вдвойне приятнее оттого, что после он не заставил меня готовить завтрак.
Накинув ночную рубашку — неприлично спускаться к столу в голом виде, да и разум подсказывает, что при темпераменте любовника мне грозит сегодня и вовсе не добраться до места службы, — я спустилась на кухню, где вместе с Шезафом проглотила его незамысловатую стряпню.
Потом мы наперегонки оделись. Разумеется, он, как мужчина, быстрее — ему же не надо носиться по комнате в поисках белья, сорочки, нижней юбки и прочих прелестей повседневного женского наряда, расчесывать волосы, заплетать их в косу, смазывать губы пчелиным воском.
От Главного библиотекаря нам досталось по полной программе. Кричал так, что болели уши, грозился уволить, но до рабочего места допустил. Под тихий шёпот коллег, не преминувших отметить такое подозрительное совпадение, как совместное опоздание, мы занялись своими делами.
И тут в сопровождении начальника появилась она. Возникла на пороге, как воплощение всех мужских фантазий: высокая, затянутая в подчеркивающее весомые достоинства фигуры платье, медноволосая, зелёноглазая, с припухлыми, будто созданными для поцелуев губами и растерянно-невинным выражением лица.
— Знакомьтесь: госпожа Летиция Асьен. Госпожа Асьен интересуется древними манускриптами. Меня, соответственно, и вас, попросили оказать всяческое содействие в поиске любой интересующей её информации. Ей разрешено беспрепятственно пользоваться любыми архивами и каталогами. Найдите для неё удобное рабочее место и проследите за тем, чтобы госпожа осталась довольна.
— О, зачем же так строго? — приветливо улыбнулась зеленоглазая красавица. — Я просто посмотрю каталог, принесу нужные книги и тихо устроюсь с ними в читальном зале, чтобы никому не мешать.
Она мне не понравилась. И вовсе не потому, что была красивее меня, а Шезаф непроизвольно украдкой покосился на её грудь, соблазнительно обрисованную и на половину открытую строгой черной тканью. Я не завидую другим женщинам, хотя и могу иногда помечтать о таком же декольте, как у этой красотки, и знаю, что подобные прелести неизменно притягивают взгляд — так, из чистого любопытства, без намерения изменить. Нет, дело не в этом, а в выражении её глаз, внимательно осматривавших помещение, будто стремившихся запечатлеть в памяти каждую деталь, особенно наши лица. Говорит, улыбается — а глаза будто существуют отдельно от неё.
Главный библиотекарь удалился, а мы, периодически посматривая на эту красавицу, вернулись к прежним занятиям.
Сегодня была моя очередь дежурить в читальном зале, куда я, собственно, и направилась. И каково же было моё удивление, когда зеленоглазая госпожа Асьен последовала за мной — к молчаливому неудовольствию мужской части коллектива. Извините, мальчики, я не виновата: не звала, не приглашала, знаков не делала.
— Извините, если я покажусь слишком назойливой, но вы мне кажитесь самой серьёзной из всех библиотекарей. Да и, честно говоря, — она перешла на доверительный шёпот, бросив взгляд через плечо, — мне как-то не по себе под всеми этими взглядами, будто попала в расположение действующей армии.
— Почему? — я не поняла её аллегории.
— Ваши мужчины на меня так смотрят, будто у них давно не было, — смутившись, пояснила госпожа Асьен.
Я усмехнулась и покачала головой. А чего она ожидала, выбирая подобный наряд? Уверена, добрый десяток мужиков еще на улице шею свернули.
Замяв тему взаимоотношения полов, мы перешли в читальный зал, где зеленоглазая красавица тут же загрузила меня работой. Ей нужен был Императорский гербовник, ежегодники по нашему наместничеству за прошлое десятилетие и парочка редких книг, которые мы обычно на руки читателям не выдаём, разве что по письменному разрешению властей. Но Главный библиотекарь ясно дал понять, что такое разрешение у госпожи Асьен имеется, не моё дело проверять служебную дисциплину начальника.
Посетителей было немного, поэтому я справлялась одна, попутно умудряясь листать новый куртуазный роман, написанный любимым менестрелем Императора — надо же быть в курсе того, что модно в приличном обществе. Роман был интересным, хотя и местами наивным — сразу видно, что автор имел самое смутное представление о жизни простых людей. Но в этой наивности и была самая прелесть — кому захочется читать о том, что видишь каждый день? А ещё подобные романы — единственный способ проникнуть в закулисье высшего света.
