— Нет, — сказал Айдан.
Тибо не услышал этого. Не захотел услышать.
— Я вам нужен. Ваше звание требует, чтобы у вас был оруженосец. А мне нужны вы. Как же я смогу стать рыцарем, с таким-то лицом и сложением, если вы не будете учить меня?
— Ты же как-то обходился до моего приезда.
— Это было раньше. Теперь я не смогу удовлетвориться малым.
— А тебе никогда не приходило в голову, что это дерзость?
Тибо покраснел, но едва-едва.
— Это правда. — И добавил, помолчав. — Мой господин.
Айдан улыбнулся, удерживаясь от более сильного проявления чувств. Он положил руки на плечи Тибо и посмотрел ему в глаза. Тибо застыл, зачарованный этим взглядом. Айдан встряхнул его с едва ли тысячной долей своей истинной силы, но этого было достаточно, чтобы у Тибо хрустнули суставы.
— Выслушай меня, Тибо. Выслушай внимательно. Ты сделал мне честь, предложив свою службу. Я был бы счастлив принять ее. Но я не могу.
— Почему?
Айдан резко выдохнул. Он словно бы забавлялся и сердился одновременно. Но вместе с этим он был мрачен, и эта мрачность крайне подавляла Тибо.
— Потому что, Тибо. Вчера я дал клятву, и эта клятва связывает меня. Я не могу — не смею — вовлекать кого-либо в это дело.
— Он помедлил, словно бы ожидая от Тибо вопроса. Но Тибо молчал.
— Я поклялся отомстить за смерть Герейнта. Я поклялся отомстить за это самому Повелителю Ассасинов, и не останавливаться ни перед чем, пока я это не сделаю.
Его пальцы сжали плечи Тибо. Тибо даже задохнулся от боли, но выдержал эту хватку, не вскрикнув.
— Теперь ты понимаешь? — спросил Айдан. — Ты понимаешь, почему я должен быть один?
— Нет, — ответил Тибо.
Айдан отпустил его так неожиданно, что он ударился о парапет. Тибо выпрямился, стараясь скрыть дрожь. Голос его напоминал писк, колеблясь между альтом и высоким тенором:
— Он не был мне родичем по крови, но он был мне родным. Он был единственным отцом, которого я когда-либо знал. Это мое право — взыскать плату за его кровь.
Айдан смотрел на него. Тибо знал, что он видит.
Потом выражение лица принца изменилось.
— Ты будешь мужчиной, — промолвил он как бы про себя. Но потом сказал: — Нет, Тибо. У меня есть защита от ассасинов. А у тебя нет. Они убьют тебя. Поверь мне, Тибо. Они это сделают.
— Это может случиться, даже если я останусь здесь. Мать не говорила мне, но я знаю. Я уже отмечен. В следующий раз они придут за мной. В конце концов, рядом с тобой я смогу хоть на что-то надеяться. Или защищаться. Или отомстить за Герейнта.
— Ты должен стать схоластом, — сказал Айдан. — Ты приводишь доводы, как ученый. — Он неожиданно встал. — Твоя мать будет под моей защитой.
И под защитой Тибо. Но Тибо был слишком счастлив, чтобы тревожиться. Он достиг того, о чем мечтал с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы понимать рассказы Герейнта.
Он больше не хотел одиночества. Он улыбнулся в ответ на хмурый взгляд принца и преклонил колени на нагретых солнцем камнях заброшенной башни. Он положил ладони на колени Айдана и произнес слова, сделавшие его вассалом принца Каэр Гвента. Принц Каэр Гвента принял клятву. Он сделал это хмуро, без удовольствия, но сделал. И сказал Тибо:
— Это все падет на твою голову.
К своему удовлетворению, Тибо увидел, что это правда. Айдан выглядел иным наедине с собой или с людьми, которые знали, кто он такой. В зале, среди чужаков, он тоже выглядел заметной фигурой, но заметной по-человечески: высокий молодой мужчина с чеканно-красивым лицом. Даже бледность его слегка потускнела, хотя по-прежнему не могла не удивлять в краю, где каждый человек моментально загорал до красного или черного цвета.
— Он белолиц, как девушка, — произнес кто-то неподалеку от Тибо.
— Видит Бог, мало кто сравнится с ним в бою, — ответил другой.
— Что, ты видел, как он сражается?
— Видел? Да он сбил меня с лошади так, что я полетел через круп. — Мужчина произнес это так, словно ему не было стыдно признаваться в поражении. — Ах да, я и забыл — тебя же не было при дворе. У нас в Акре неделю назад состоялся небольшой турнир. Ничего особо значительного, просто вышла кучка зачинщиков, да было заключено несколько пари. На корабле из Венеции прибыла обычная группа новичков, как всегда нахальных и смердящих на всю округу. Но этот был свеж, как юная дева, и кто-то, как и ты, обратил на это внимание, другой подхватил, и так или иначе, мы все настроились потрепать его чудные кудри. Мы пожалели его невинность и выставили против него самых слабых из нас. И ты можешь представить, что из этого вышло.
Собеседник, по-видимому, представить не мог. Он следил глазами за стройной фигурой в черном, склонившейся поцеловать руку леди и казавшейся совсем маленькой рядом с высоким белокурым спутником той.
— Результат был неожидан, — продолжал рыцарь из Акры, — но неоспорим. Именно так. Это могла быть просто случайность. Он сдерживал себя, мы поняли это достаточно быстро. И он продолжал сохранять выдержку. Я думал, что одержу победу, пока не обнаружил, что лежу на спине, уставившись в небо. Затем он вышел из себя. Я не знаю точно, отчего это произошло: я все еще подсчитывал, все ли кости у меня на месте. Я думаю, кто-то обвинил его, что он насмехается над нами, и подначил его показать все, на что он способен. И вот под конец мы все хромали и стонали, и были все в поту от жары, а он оставался таким же свежим, как цветок в саду. Он дважды менял лошадей, приняв во внимание, что здешние более выносливы к климату, чем та, которую он привез с собой с запада. Это были хорошие лошади, сильные и чистых кровей: мы были дураками, но дураками честными. Я помню, он скакал на сером коне Риквира, на котором сам Риквир ездил, боясь отпустить удила на лишнюю пядь. А этот парень гарцевал, бросив поводья на шею зверюги и управляя им при помощи одних колен. Он объезжал арену с копьем, упертым в подставку, и хотя на нем был шлем, мы знали, что он присматривается к нам. А затем направил копье на того, кто надел доспехи за компанию с нами, но не собирался сражаться, поскольку никто не осмеливался вызвать его.
— Это, конечно, был Балиан, — ответил собеседник.
— Балиан, — подтвердил рыцарь. — Конечно. Мы все не прочь послушать трубадуров. И этот парень с Запада, несомненно, тоже. Балиан находится в расцвете сил, Балиан закаленный боец, Балиан неизменный победитель турниров в Заморских Землях. "И поэтому, — сказал этот приезжий с Запада, — я буду биться с ним." Он имел в виду именно это. Сперва на копьях, потом, если никто не победит, то на мечах, до тех пор, пока один из них не сдастся или будет не в состоянии продолжать схватку. Балиан согласился неохотно. Он вообще-то довольно мягок, когда не доходит дело до копий. Но вызов есть вызов, и Балиан понимал, что юноша жаждет отстоять честь. И он готов был дать ему эту возможность даже вместе с поражением. Ну, ты знаешь, как это обычно бывает на турнирах. Рыцари занимают места в своих концах ристалища. Боевые кони грызут удила, фыркают и роют землю копытами. Их дыхание слышно даже на трибунах. Затем распорядитель поднимает руку. Копья опускаются. Щиты поднимаются. Лошади начинают разбег. Сначала медленно, как во сне, затем так быстро, что трудно уследить. Еще до того, как скрестились копья, мы знали, что мы увидим. Видит Бог, с нашими рыцарями из Заморских Земель не сравнится никто в мире. И нам часто приходится доказывать это — с каждым кораблем, приплывающим с Запада, и с каждым нахалом, которому солнце напекло голову и который вообразил себя непобедимым. Этот был достаточно нахален, но биться на поединке он мог. Он сломал свое копье о щит Балиана, а Балиан сломал свое о щит приезжего, но ни один даже не покачнулся в седле. Они оба выдержали испытание, мы видели это. Никто из них не произнес ни слова, которое мы могли бы услышать, но оба остановились в один и тот же миг, спешились и извлекли из ножен мечи. Что ж, Балиан не выиграл в конной сшибке, но мечом он владел, как никто, и именно мечом он завоевал титул победителя и удерживал этот титул так долго. Его руки словно сделаны из железа, дыхание несокрушимо, а глаз наметан, как у каирского карманника. Люди клянутся, что он предвидит удар еще до того, как противник задумает нанести его. Но здесь он встретил равного себе. Довольно скоро оба лишились шлемов. Они усмехались, словно мальчишки над шуточкой, но выкладывались полностью. По крайней мере, Балиан. Его противник по-прежнему — по-прежнему! — сохранял самообладание. Когда Балиан увидел это, его улыбка превратилась в оскал, и он нанес удар с в полную силу. Так, словно намеревался попросту убить противника. Противник видел это, и его улыбка ничуть не изменилась, но я видел, как сверкнули его глаза. Он отразил этот удар и выбил меч из рук Балиана, и приставил острие своего меча к горлу Балиана, мягким, как материнский поцелуй, касанием. "Со временем вы станете грозным бойцом", — сказал он.
