Несмотря на то, что великанам не терпелось сцепиться, они все же отодвинули столы, освободив место в центре зала.
Теперь оба стояли друг напротив друга, и появилась возможность оценить обоих.
Дикари были примерно одного роста, но северянин был не в пример тяжелее. Особенно выделялись его широкие плечи и непомерно толстые руки. Кушит был повыше и полегче, зато явно быстрее.
Впрочем, Рамона это не волновало. Он знал, что Торн куда быстрее, нежели кажется. А его медвежья медлительность — всего лишь обман.
— С оружием, или без? — спросил Зебах. Стигиец улыбнулся, обнажив ряд прямых и острых, зубов.
— Что же это за бой — без оружия?
Может, увеличим ставки? — жадность сделала кабатчика крайне неосмотрительным.
Почему бы и нет, — ответил Рамон, снимая с пальца перстень с крупным изумрудом.
Зебах улыбнулся и кивнул кушиту, чтобы тот начинал,
В тот же миг Юма взмахнул своей чудовищной булавой и обрушил ее на голову Торна. Вернее в то место, где она только что была. Асир с легкостью увернулся, а затем нанес ответный удар. Удар секирой оказался лишь отвлекающим маневром. Следом за топором, вперед вылетела его толстая нога, и кушит отлетел в угол.
Торн не спешил довершить свой триумф. Он и сам любил поиграть.
— Ну, кривоногая горилла, это все, на что ты способен? — прорычал Торн.
Кушит вскочил на ноги и бросился в бой. На этот раз на варвара посыпался целый град ударов, не все из которых он отбивал так легко как первый. Великаны кружили по залу, до тех пор, пока Юма не толкнул скамью под ноги асиру. Торн с проклятием споткнулся и растянулся на полу во весь рост. Кушит победно заорал и обрушил на поверженного врага свою булаву. Торн успел откатиться в сторону, в то время как булава застряла в полу, вонзившись в него шипами. Весело хэкнув, варвар оттяпал кушиту кисть. Тот только и успел, что взвыть, а уже через мгновение Юма отлетел в дальний конец зала, Получив мощный пинок под зад. Торн нечеловеческим усилием выдернул булаву из пола и, взяв ее в левую руку, размахнулся.
— Ну, что обезьянка, потанцуем? — спросил он посеревшего Юму. Тот попытался скрыться в глубине дома, но варвар не позволил ему сделать этого. Тяжеленный стол, вылетевший точно из катапульты, врезался в спину убегающего негра. Тот перелетел через голову.
Торн споро подбежал к упавшему врагу и пинками заставил его встать.
— Давай, давай, сволочь. Вставай.
Наконец, сын юга оказался на ногах, и северянин начал свою пытку. Удар сыпался за ударом, нанося кушиту страшные раны. Все его тело превратилось в кровавый кусок мяса, но Торну этого было мало. И уже через мгновение вторая кисть негра оказалась на полу…
— Ну что, нравится? — полюбопытствовал асир. — А так?
Шипастая булава опустилась на локоть и смяла его, как тонкий росток травы. То же самое случилось и с ногами.
Теперь, глядя на то, что лежало на полу, нельзя было сказать, что всего несколько минут назад это был пышущий здоровьем, крепкий человек.
Рамон довольно усмехнулся.
— Ну, вот. Мой боец оказался лучше. Пора платить.
Зебах продолжал тупо смотреть на то, что осталось от Юмы.
— Хозяин, — потряс его за плечо стигиец. Тот, наконец, очнулся.
— Да, да. Сейчас. — Зебах, до сих пор не мог поверить, что такое могло произойти именно с ним. Одновременно потерять столько денег, и надежного слугу…
— Видимо, небеса отвернулись от меня, — подумал он, отдавая стигийцу деньги. Кабатчик и предположить не мог, насколько он близок к истине. Небеса, и впрямь отвернулись от него в тот день.
Торн, наконец, оставив в покое несчастного и уселся.
— Жрать давай, — рявкнул он, стукнув кулаком по столу.
Зебах опрометью кинулся обслуживать клиентов, думая о том, как бы побыстрее выставить их отсюда.
Стигиец же в этот самый момент пришел к выводу, что кабатчика стоит отправить на тот свет и как следует поживиться его золотом. А оно, судя по всему, у того водилось.
Но перед этим осторожный Рамон решил проверить, есть ли кто-нибудь еще в этом гадюшнике. Он прочел нужное заклинание и стал всматриваться вдаль. В этот момент стены для него стали прозрачными, как хрусталь, и он смог рассмотреть весь дом. В одной из комнат спала дородная женщина.
— Жена, — решил Рамон, поморщившись.
Он-то предпочитал стройных и изящных красавиц, а никак не подобных коров с широкими бедрами и полными, точно арбузы, грудями. Хотя за его богатую приключениями жизнь ему доводилось спать с разными женщинами. Были среди них и сочные деревенские девицы.
Стигиец посмотрел дальше и чуть не вскрикнул, но не от неожиданности, а от радости. Он, наконец, отыскал то, что, возможно, является началом нового приключения.
Наверху лежало обезглавленное тело мужчины, облаченного в жреческие одежды. Судя по всему, это был служитель Сета. Правда, Рамона это нисколько не тронуло, так как он не поклонялся никаким богам, а такого понятия как соплеменник он не знал. Рамону, вообще, был безразличен погибший. Просто он, как и всякий прошедший обучение в храме Сета, знал, что самое дорогое в мире — это знание. А посему стигиец решил выяснить как можно больше. Авось и пригодится.
Впрочем, Рамон чувствовал странное упоение, предвещающее новую авантюру, из тех, которые он так любил.
С тех пор как он вырвался из-под гнета жрецов, радость никогда не оставляла его. Порой стигиец даже поражался, насколько же слепы люди, не видящие главных прелестей жизни. Разве может женщина заменить радость полета, когда ты летишь на коне. Что толку от ее благовоний, если можно вдыхать полной грудью пыльный ветер степей или же морозный воздух севера. Как можно сравнивать солнце и небо с блеском дворцов, до боли напоминающих мрачную келью. Пускай они больше и богаче, но это та же тюрьма. И чем, спрашивается, можно заменить алые потоки вина и вражеской крови? Да, ничем. Оттого-то, стигиец и был счастлив. Впереди его ждало нечто необыкновенное. И он знал об этом.
Наконец появился Зебах, с полным подносом еды, который он чуть было не уронил, встретив жестокий взгляд стигийца.
— Сядь! — рявкнул Рамон, и кабатчик беспрекословно повиновался. — Ты думал, что мы ничего не узнаем об убийстве жреца?
Задавая этот вопрос, Рамон ничем не рисковал. Какая разница, кто это — «мы», если кабатчик затрясся от страха. Сейчас он не соображает даже, кто он сам, и как его зовут. А если он и задумается, кто же такой Рамон, то сознание само нарисует такую картину, что бедняга и помереть может от ужаса. Ведь недаром говорят, что никто и ничто не способно напугать человека так, как его собственные страхи.
