И столь велика оказалась убеждённость, прозвучавшая в его словах, что Ридд дружески хлопнул друга по плечу.
— Что ж, не скажу, будто огорчён.
И всё же, крытые кольчугой плечи недюжинной силы бойца поникли. Словно кто-то незримый и искусный выпустил воздух из парня, а вместе с ними и напускную браваду. Питт покачнулся и рухнул в кресло, обхватив голову руками.
— Знаешь Ридд, я долго думал… — и такая горечь мелькнула на лице друга, что не позавидуешь. — Неправильно всё это.
— Понимаешь, неправильно! — с исказившимся лицом выкрикнул он, и гулкое эхо испуганно удрало в темноту.
Ридд было поинтересовался — а стоит ли ему знать всякие откровения — но Питт лишь грохнул по каменному столу кулаком так, что тот загудел.
— Да, слыхал я… всякое. Что кузнец взял себе жену на сносях после баловства вельможи, а за то ещё и горсть золота, чтоб открыть кузню и своё дело. Однако отцом своим считаю именно его, понимаешь? Он меня выкормил и воспитал! И заметь, дружище, ни разу ничем не попрекнул и корки хлеба не пожалел.
Спутанные волосы упали Питту на лоб. Но он словно не заметил того — так ярко сквозь мокрые пряди блистал драгоценным сапфиром яростный взгляд. И ощутивший на себе эту силу Ридд вздрогнул. Та самая сила, что равняет людей и богов — она сейчас смотрела из глаз друга, и перед нею в ужасе дрожало мироздание.
— Нет, дружище, ещё не пробил наш последний час! Крепка наша рука, пусть и смущён дух — неужели мы так легко сдадимся?
Не успело эхо этих яростных и великих слов затихнуть в цитадели знаний, как словно эхо откликнулся ему из прохода молодой и полный скрытой силы другой голос.
— Друг мой, не говорите ерунды. Никто и не говорит о сдаче. Просто у нас, людей, иногда бывают сомнения, — вышедшая из темноты леди Морти залихватски взлохматила рыжую шевелюру, и упавшие с неё блёстки влаги блеснули в сиянии светильника.
Поднявший голову Ридд вздрогнул. Ощущение, будто во всём мире ничего нет, кроме этого тщедушного огонька, снова нахлынуло с неодолимой силой. Казалось, стоит этому единственному источнику света испугаться, поникнуть, как вселенная полностью погрузится во тьму.
Словно осознав сейчас всю свою важность, маленький светлячок на носике старой гномьей лампы просиял с удвоенной силой.
— Вы помните графа Лестера? — девица непринуждённо турнула из кресла Питта и взамен уселась сама, являя собою то милое, привлекательное и чуточку неприличное зрелище, которое являют собою не совсем уж страхолюдные девицы, заявившись под всеобщие взгляды после омовения. И совсем уж другим, доверительным и в то же время не допускающим возражения голосом леди холодно сообщила, что обоих головорезов ждёт хорошая головомойка. — С водой я разобралась — всё ж она родственная стихия земле.
Ридд мимолётно припомнил оговорку одного почтенного тёмного мага, что матерью этой девицы являлась мастер земли. А стало быть…
— А при чём тут граф Лестер? — первым сформулировал он главный из множества вопросов, обсевших соображение наподобие пчёл на летнем лугу.
Куда подевалось элегантное даже в полуизодранном виде чёрно-белое одеяние молодой волшебницы, оставалось только гадать. Мало того, стоило бы крепко призадуматься над вопросом, откуда сия рослая и столь же легкомысленная особа позаимствовала этот шёлковый, синий с золотом и явно великоватый ей халатик. Но Ридд не дал себя сбить с толку какой-то девице, пусть и магичке до мозга кости, и с неприличной настойчивостью повторил свой вопрос.
Леди в ответ сначала глянула так, что у парня зачесались ладони ухватиться за что-нибудь стальное и острое, а ладонь Питта словно ненароком замахнулась припечатать одной девице пониже спины, но помедлила. Ах ну понятно, уже поладили. И куда только папенька-некромансер смотрит? Хотя возможно и другое — могучий чёрный маг спит и видит, как бы пристроить чадушко и извечную головную боль хоть за кого-нибудь…
— Граф Лестер, коего многие помнят по легендам, но почти никто доподлинно, был личностью одарённой. Он в своё время усадил на трон троих монархов и вошёл в историю под прозвищем делатель королей, — девица невозмутимо расчёсывала волосы сама — ибо по воспитанию вниманием камеристок, фрейлин и прочих горничных обременена не была. — Правда, он плохо кончил…
Ладонь Питта, сначала вместо шлепка вознамерившаяся было откровенно погладить девицу пониже спины, заколебалась в воздухе.
— Не нравятся мне эти намёки, — бывший сержант скорчил такую физиономию, что Ридд поспешил снова налить всем вина.
Но коварная молодая леди невозмутимо заметила, что некий хитрый лис, всё время так и норовящий спрятаться где-нибудь в тени, уже фактически посадил на трон некоего мускатного барона и даже добыл хрустальную корону для ярла эльфов.
— А совсем недавно, на глазах моей милости, возвёл в августейшие и весьма яркую личность из числа цветочных фей…
Питт едва не поперхнулся, и от смущения не нашёл ничего лучше, чем с хрустом лопающегося металла скомкать в ладони ни в чём не повинную оловянную чарку. Правда, затем мрачно поинтересовался — отчего этот означенный делатель королей прячется в подземных катакомбах, куда в здравом уме ни один человек или эльф не сунется? Уж не потому ли, что наверху стало уж очень жарко?
— Или ты прячешься от судьбы, дружище?
Эхо от этих слов ещё долго металось не столько под сводами, сколь в сознании самого Ридда. Даже когда он улёгся под стеной, привычно накрывшись полой плаща и поглаживая рукой уложенную рядом трость-шпагу, иные горькие истины вновь и вновь приходили на ум и гнали прочь сон. Ах, если бы ещё не эта столь несвоевременная симпатия к одной эльфке…
Мой друг, любовь всегда приходит вовремя! Это всё остальное несвоевременно… а теперь, милый Риддерик, спи…
Массивное, тяжёлое боевое копьё нерешительно качнулось в руке солдата.
— Это приказ! Бей в брюхо! — голос барона Шарто не оставлял простора для раздумий или нерешительности.
И крепкий солдат с переменившимся лицом и коротким ыхх! стремительно ударил копьём своего повелителя, облачённого лишь в тонкую, изящную и какую-то даже несолидную кольчужку. Он не зажмурился от страха или обречённости, как обычно делают новобранцы или мямли. Не провёл укол в полсилы или чуть вкось, не дрогнула его рука.
Но барон лишь пошатнулся, когда диковинная, мягко переливающаяся жемчужными сполохами защита с презрительным звяканьем отбросила калёное копейное навершие, любую другую кольчугу пробившее бы на пол-локтя в глубину. А потом поморщился легонько и помассажировал ушибленное место.