— Дайм, — она погладила звереныша, тот выгнулся и заурчал, горячо и щекотно.
Вокруг по-прежнему бурлил красковорот. Но теперь вся эта магия принадлежала ей. Её память, её род, её судьба. Ответственность: мир все так же лежал в ладони… мальчика? Или в её ладони? Издали послышался бой часов. Один, два… Шу насчитала десять ударов. Десять? О боги, время! Там же Дайм — и Рональд!
Только сейчас она заметила, что совсем иначе чувствует мир. Тоньше, полнее, яснее. Прозрачные паутинки вероятностей трепетали, расходясь веером от её рук. А Дайма она ощущала почти как саму себя — и Дайму было плохо. Обессиленый, он еле сдерживал натиск темного, тратил неприкосновенный запас, расплачиваясь за ее безопасность годами жизни.
Первой мыслью Шу было: поделиться! Ведь теперь у нее столько силы, что хватит на сотню Рональдов. Но Дайм не позволил. Просто сказал: «нет». И Шу согласилась — не узнавая себя, упрямую до дури девчонку… удивляясь: «это я так о себе думаю?» — и тут же отвечая: «Но правда же. Упряма. Уперта. Была».
Прогнав прочь лишние мысли, Шу приступила к ритуалу. Отбросила книгу, вышвырнула на улицу сонную ворону, оставив только опаловый диск, ларец-мандарин и кусок тисового угля. Детеныш кугуара взобрался на плечо и одобрительно урчал, когда Шу утапливала магический круг посреди пола и рисовала знаки, сама до конца не понимая, что они означают.
Страницы мудрых книг вставали перед глазами, но теперь вызывали лишь смех и жалость. Зачем советы слепцов, как внуздать и подчинить радугу? Магистры были правы, что вместо трактатов писали стихи…
Зверек на плече сердито зашипел: не останавливайся! Какие стихи? Хочешь застрять тут навечно?
Шу потерлась ухом о мягкую шерстку, вздохнула — и взяла в руки тепло мерцающий ларчик. Пора дать стихиям опору и якорь вне Источника: чужую магию. То, что не даст утонуть в самой себе, будет напоминать о внешнем мире. И как удачно, что Эрке принес темный артефакт — лучшая антитеза для Сумерек. И так удачно, что этот артефакт делал именно Рональд: если вплести в защиту его собственную магию, он не сможет ее преодолеть.
Уговорами Шу пыталась заглушить страх. Вещица в руках дрожала и гудела, как растревоженный улей, сквозь оранжевое свечение земли проступали агрессивные мазки черноты. Мелькнула мысль — а может, ну её, эту шкатулку? Слишком опасно. Есть же колба с кровью Дайма… В ответ на мысль звереныш потерся бочком, муркнул: давай, решайся скорее!
— Нет уж! — вслух ответила Шу. — Если я испугаюсь его сейчас, то что будет потом?
И, шепнув «Благослови, Светлая!», открыла ларец-мандарин.
* * *
— Пошел вон, Тюф, — шикнул Рональд на скелет гоблина, прыгающий у ног.
Мелкая нежить обижено заскрипела и защелкала, но убралась в дальний угол, под стол с объемной картой континента.
В ладони Рональда росло, напитываясь чернотой, восьмилапое, с орлиным клювом и крыльями нетопыря туманное существо. Оставалось лишь задать гунт-вектор…
— Доброго дня, Ваша Темность, — раздался от дверей приторный голос.
Рональд настороженно обернулся: светлый в доме темного? Дукрист сошел с ума или у него в рукаве восемь тузов?
— Добрейшего, Ваша Светлость.
Поклонившись, как полагается по этикету, Рональд подправил сбитый сквозняком вектор, улыбнулся и, подняв готовую Химеру Безнадежности в ладони, дунул в сторону Закатной башни.
— Дивная погода, не находите? — ухмыльнулся Дукрист, выставляя перед собой папку со знаком Весов. — Самое время обсудить несколько интересующих Конвент вопросов.
Призрачная химера свернула с пути, налетела на жемчужный щит Равновесия, и стекла разлитыми чернилами, отдавшись в кистях зудящей болью.
— Несомненно. Располагайтесь, Ваша Светлость. Угодно ли лорнейского?
— Благодарствую, — поклонился Дукрист, выпуская несколько снежных нитей-разведчиков. — Не откажусь от кофе. Из ядов предпочтительно хрушбаарский лист и каракуту. Не пробовали? Дивный букет.
— О, как досадно, — покачал головой Рональд, подцепляя белые нити черными и сворачивая в дулю. — Из запрещенных ядов только желчь гарпии, но она отвратительно сочетается с кофе. Смею надеяться, Ваша Светлость удовлетворится кардамоном и ванилью.
Обмениваясь с лучшим врагом любезностями, Рональд разглядывал его изрядно истощенную ауру и не мог понять, на что рассчитывает светлый — его энергии не хватит продержаться и часа, не то что до окончания Шуалейдой ритуала.
— Так что желает узнать Конвент? — осведомился Рональд, жестом приказывая Эйты, бывшему ученику, подать кофе. — Извольте сюда, к столу.
— Если Ваша Темность не возражает, поговорим здесь. — Дукрист коротким взмахом кисти подвинул кресло в полосу солнечного света у окна.
— Как вам будет угодно, — усмехнулся Рональд.
От него не укрылась некоторая натужность в жестах светлого. Экономит силы? Или хочет казаться слабее? Или же делает вид, что ему требуется прикидываться слабым, в надежде, что Рональд распознает притворство и посчитает его более серьезным противником, чем он есть? Демон знает, сколько петель лисьей хитрости накрутил этот интриган.
— Пожалуй, Ваша Темность правы. Кардамон и ваниль весьма неплохи, — одобрительно кивнул Дукрист, отпив глоток.
— Ближе к делу, Ваша Светлость. — Рональд стукнул пальцем по вышивке на отвороте рукава: жук ожил, расправил крылья и полетел вместо Закатной башни к гостю и растворился в сиянии папки. — Опять жалобы? Вы же знаете мое уважение к Закону.
Азарт забурлил в крови: Дукрист готов на поединок! Ослабленный, на чужой территории — лучших условий не бывает.
Дукрист же, словно не понимая, на что идет, достал первый листю.
Как всегда, ничего серьезного Конвент не припас. Лист за листом украшались пурпурными печатями: «Разобрано. В удовлетворении иска отказать». Светлый придирался, требовал доказательств, цитировал параграфы и подзаконные акты. Но папка пустела, а щиты истончались, отражая заклинания — Рональд, не скупясь, отправлял в маркиза заготовленные впрок шпильки.
— В Вашей Светлости пропадает редкостный талант кроючкотвора, — усмехнулся Рональд, вынимая из корзинки со сластями сахарную птичку и оглаживая ее по крыльям. — Среди стряпчих вам не было бы равных.
— Ваша Темность льстит, — кивнул маркиз. — Думаю, один-два равных все же…
Дукрист не успел договорить, как с рук Рональда взлетел траурный феникс и спикировал на врага, а острые перья устремились к Закатной башне. На месте светлого взвился и затрещал багровый факел. Злая радость взорвалась за ребрами, распирая торжеством: Победа! Оба, сразу!.. — и оборвалась тяжелым комом досады. Черно-алые перья заметались, скрутились вокруг факела, с ломящим зубы скрежетом втянулись в огонь и опали пеплом.
