«Заткнись», – зло подумал Лан-Ар.
И все вдруг пропало – ощущение полета, дивной силы и легкости в каждой мышце. Осталось только разочарование оттого, что все так быстро закончилось.
Но – он стоял у подножия холма, на котором росло дерево, тянулось к лживому – как многое в Лабиринте Сумерек – небу.
Терпеливо взращенное Санаулом, странное это было дерево. Не ствол, покрытый корой, а словно переплетение толстых свинцовых цилиндров, расходящихся во все стороны голыми ветвями. Хотя… нет. Кое-где позвякивали… даже не листья, а маленькие темные кристаллы, кубики, такие же свинцовые, как и ствол.
«Привет тебе, странник Лабиринта», – услышал ийлур.
Что-то мягкое, словно перышко, коснулось щеки – и тут же исчезло. Ветви дерева вздрогнули, подались было к Лан-Ару – и замерли на полпути.
Лан-Ар растерялся. Он хорошо помнил, что пришел за Оком Сумерек – но просто стоял перед священным древом и не знал, что делать дальше. Смотрел, как луна бережно оглаживает витой ствол и как невесомая вуаль звездного света лежит на корявых и будто уставших ветвях.
А дерево, на миг проснувшись, снова дремало в ладонях мира. Ему совершенно не было дела до жалкого смертного, замершего у корней, но даже спящее, неподвижное и древнее, оно заставляло преклонить колена.
Перед Сумерками. Перед Богом. Перед самой Вечностью.
…И вдруг оно очнулось от глубокого сна.
«Зачем ты здесь?»
В голосе древа не было ни угрозы, ни злости. Только безмятежность. А ийлур вдруг вспомнил, как был совсем маленьким и мать гладила его по лицу, утирая слезы.
«Я пришел за Оком Сумерек». – Он поднял глаза к развилке.
В обманчивом свете луны там что-то вспухло и пульсировало под гладкой корой.
«Зачем ты здесь?» – мягко повторило древо.
«Я хочу взять Темный кристалл. Наверное…»
«Ты еще можешь вернуться домой», – качнуло оно ветвями.
А Лан-Ар… вдруг снова увидел себя забирающимся на спинку кровати, чтобы, раскинув руки, пролететь над полом.
«У меня больше нет дома».
Его взгляд словно прилип к развилке. Неужели… неужели оно там?!!
«Но у тебя есть целый мир», – заметило дерево, и Лан-Ару почудилось в его шелестящем голосе разочарование.
«Я уже все решил». – «Сумерки есть вечное колебание весов. Ты никогда не примешь решения».
– Ты такое красивое, – прошептал ийлур, делая шаг в сторону древа. – Красивое, но… лживое, как и все здесь.
«Лабиринт Сумерек – отражение смертных в водах Вечности».
– Но я не лгу хотя бы себе! – усмехнулся ийлур. И осекся.
Да нет же! Все, похоже, было именно так, как говорило это древнее и странное создание Санаула. И всю жизнь – да, с того момента, как поверил в невозможность достичь неба – всю жизнь он блуждал по Лабиринту. А истина, дразня, показывалась то сбоку, то впереди, но стоило шагнуть к ней, как сумеречный коридор делал новый виток – и все начиналось сначала.
«Ты заблудился в Лабиринте», – безмятежно ответило древо и умолкло.
Лан-Ар упрямо сжал зубы. Тряхнул головой, приводя мысли в порядок.
А затем вдруг понял, что его попросту водят за нос.
Он резко обернулся, выхватывая меч, и не сдержал торжествующего вопля. Так и есть! Сзади крался старик-элеан, тот самый, из снов, – белые волосы паклей, коричневая, дубленная временем кожа, утратившие всякий цвет крылья. И ржавая алебарда в трясущихся руках.
– Ха! – Лан-Ар вдруг снова ощутил себя почти всесильным. Тело – легкое, послушное – оторвалось от базальтового холма, меч мгновенным росчерком залил стариковское тряпье кровавым глянцем. Старик даже не успел ничего сказать, опрокинулся навзничь, как сломанная кукла, и замер. Все оказалось чересчур просто, даже не верилось…
«И это был сын Санаула?.. Шатоэл?»
Побери их Шейнира. Всех. Снова где-то был подвох; в голове просто не укладывалось то, что теперь он убил еще и сына сумеречного бога.
– Не-эт!!!
…Время иссякло. Выругавшись, Лан-Ар кинулся к древу. Он, к Шейнире, оказался в Лабиринте не один. Не знал, кому принадлежал голос, но решил не испытывать судьбу – а потому из последних сил рванулся к свинцовому стволу, опираясь о вспученные корни, дотянулся до «живой» развилки… Даже не подумал о том, что, быть может, там затаилась хищная тварь, оставленная Сумеречным Отцом. Сердце пело в предвкушении, да и весь он будто наполнился светом.
Сомнений не было. Там ждало своего часа Око Сумерек.
– Нет! Подожди!..
Кажется, это кричала женщина. Лан-Ар, судорожно щупая горячую и скользкую кору, успел оглянуться – из-под гибких свинцовых ветвей Сада вынырнула фигурка ийлуры.
«Ну уж нет, – он скривился, когда пальцы погрузились в нечто горячее, словно в мякоть только что испеченного хлеба, – ты достанешься только мне».
И нащупал четкую, твердую грань.
…Вырывая из-под пульсирующей коры Око Сумерек, Лан-Ар – совсем некстати – опять вспомнил, как был маленьким и отчего-то решил, что сможет летать.
«Теперь – смогу!»
Потом пришло воспоминание о первом дне в Храме, когда он, послушник, вознамерился стать по меньшей мере посвященным, а то и вовсе Настоятелем. Горькое, сжигающее душу воспоминание… Ведь несколько лет спустя всем стало понятно, что из юркого паренька с черными глазами может получиться только храмовый раб.
– Я стану тем, кем пожелаю! – выкрикнул Лан-Ар, сжимая в кулаке Око Сумерек.
И подавился собственным воплем, который плеснул из горла горячими кровавыми сгустками.
«Но почему?» – Ийлур разжал пальцы.
Да, оно лежало в его руках, словно драгоценное яйцо в гнездышке. Око Сумерек, алмаз-тысячи-граней, впитывая свет неба, разгоралось злым алым светом.
– Я становлюсь Богом! – прохрипел ийлур, вновь сжимая сокровище.
«Ийлуры не летают, запомни это».
И вместе с торжеством его захлестнула боль. Необъятная, как само небо над Эртинойсом, как сами боги – которых никогда не познать до конца, ибо, познав правящего, каждый смертный мог бы ему уподобиться.
«Неужели быть Богом так больно?» – успел подумать Лан-Ар.
И закричал, потому что не мог терпеть.
Око Сумерек мигнуло и погасло, превратившись в сгусток кромешной тьмы.
А еще через мгновение не стало и самого Лан-Ара.
* * *
Задыхаясь, Эристо-Вет подбежала к поникшему – как будто осиротевшему – древу. У его корней, отливающих тусклым свинцовым блеском, дымилось нечто, мгновением назад бывшее ийлуром. Тело не утратило формы, но почернело, обуглилось. Страшные неживые руки продолжали сжимать Око Сумерек. Божественный кристалл тоже умер: ни одной искры не отражалось в его гранях; свет как будто тонул в пористом камне, проваливаясь в бесцветное ничто.
