— Да, ужасно… Наверное, не стоит об этом, тем более что сегодня такой хороший день. Чудо, а не погода. Надеюсь, вы не скучаете у нас?
— Некогда, — теперь мы двигались вдоль дороги. Министр выдрал из земли какой-то засохший прутик и теперь махал им во все стороны, словно лошадь — хвостом, отгоняя светящиеся огоньки и занимая холеные руки.
— Понимаю, поиски пути к океану очень утомительны.
— Откуда вам известно, что я ищу его? — странно, но особого доверия я к Неервару не испытывала. Самой было непонятно, ведь открытое, приветливое лицо министра без намека на внутреннюю скрытность или лукавство совершенно не походило на суровое, холодное выражение глаз Ереха. И все равно, король сразу же расположил меня к себе, в отличие от его вассала.
— А как же? Это дело государственной важности. Его величество стразу же вызвал меня к себе и все рассказал. Это очень благородно с вашей стороны, решиться помогать совершенно незнакомым реннам. Вы же, насколько мне известно, здесь в первый раз, никого не знаете, у вас здесь нет никого, на чью защиту стоило бы вставать. И все же вы выступили в роли нашей защитницы. Вы удивительная женщина, Иктая.
— Ага, это точно, — сквозь зубы пробормотала я, — второй такой дуры не найти.
— Так что же? Вам удалось что-нибудь найти?
Вопрос не застал меня в расплох, но что-то в нем было не так. Какая-то жадность, нетерпение, совершенно не похожее на обычное любопытство. Они резанули слух, и поэтому я только головой покачала:
— К сожалению, нет, лиовин министр. Мы перерыли кучу документов и книг, но не обнаружили ни одной зацепки, ни одной подсказки. У меня вообще такое впечатление, что этот артефакт — не более чем выдумка.
— Нет, эивина, вы ошибаетесь, — неожиданно горячо зашептал мужчина, — Путь к океану существует. Он также реален, как вы или я, И вы найдете его, чего бы вам это не стоило. Иначе нам всем будет плохо, и никто не избежит беды, уверяю вас.
— Почему вы в этом так уверены? Ерех, например, так не считает, — от этой вкрадчивости, от неприятного, какого-то склизкого, сырого шепота мне стало противно. Министр мгновенно потерял всю свою обаятельность, став похожим на лягушку, или скорее, на мерзкого червя. И, несмотря на то, что при этом его почти детское выражение лица не изменилось, захотелось бежать от него как можно дальше, заткнув уши.
— Он просто не хотел вмешивать вас в это, Иктая. Я говорю вам: вы удивительная, добрая, умеющая сопереживать. В этом мире нет такого. Поэтому любое проявление гуманности, дружбы, любви расценивается, как тщательно отрепетированная ложь. Его величество никому не доверяет, в том числе и вам. И вот что я вам скажу: как только вы найдете хоть что-то об артефакте, не ходите к нему. Знаю, моя просьба покажется вам странной, но лучше будет, если сначала вы посоветуйтесь со мной. Уж я-то, как никто другой, знаю Ереха, и знаю, в каком виде, и под каким соусом приподносить ему ту или иную информацию. Договорились?
— Хорошо, — кивнула я, на миг забыв о том, что минуту назад хотела послать министра как можно дальше вместе с его восхищенными оханьями, — Наверное, так будет лучше.
— Что ж, раз мы с вами поняли друг друга, могу ли я попросить у вас разрешения удалиться. Госудрственные дела не ждут! Ах, как было бы приятно стать обычным мужчиной, не обремененным всеми этими титулами, обязанностями, просто бродить вот так с вами под руку и болтать о всякой всячине. Прощайте, Иктая.
— До встречи, — протягивая руку для поцелуя, совсем уж сконфужено пробормотала я. Неервал еще раз отсалютовал мне и немедленно заспешил в сторону выхода из поселения. А передо мной все еще стояла серая стена и бледно-розовый светящийся камень.
Поспать нормально мне опять не удалось. Духота комнаты обнимала липкой влажностью, не давая принять подходящую позу. В конце концов, проворочавшись с полчаса, я отправилась на кухню, чтобы хоть немного отвлечься от тупой темноты спальни. Кто-то, стараясь явно не шуметь, поднялся по ступенькам, но ни стука, ни дальнейших шагов не последовало. Решив проверить, что означают подобные звуки, я выглянула наружу.
— Присаживайся, — на верхней ступеньке расположился Рик, крутя между пальцами какую-то палочку, — Надеюсь, я тебя не разбудил?
— Нет, — так и оставшись стоять, прислонясь к косяку, ответила я, — Извини меня, просто нам всем, наверное, нужно было отдохнуть.
— Да ты мне и ничего такого страшного не сказала. В конце концов, тебя тоже можно понять. А я после того, как из дома вышел, прямиком направился на рынок, кое-что купил, навестил старых друзей. В общем, провел день с пользой. Знаешь, иногда это очень полезно — заняться каким-нибудь ничего не значащим делом. Какой-нибудь ерундой, вспомнить свои привычки, вернуться к давно забытому. Иначе теряешь свою основу.
— Основу? — удивилась я, на этот раз усаживаясь рядом с ренном, — Разве основа человека — это не душа?
— Душа, Лида, меняется вместе с живым существом. У кого-то она становиться сильнее, у кого-то иссыхает, словно дерево в пустыне. Я говорю про другую основу. Моя мать когда-то говорила, что мы в своей жизни проходим множество витков.
— Интересно, какие же это витки? Кажется, что-то было про спираль времени, но вот про жизненные витки я ничего не слышала.
— Витки, ступени, периоды, этапы: выбирай какой угодно термин, суть от этого не менятся. И речь вовсе не о пресловутом детстве, юности, злерости и так далее. Один виток может длиться год, другой — половину жизни, а третий окончится буквально через пару месяцев. Любое существо развивается, у него меняются вкусы, привычки, интересы. Иногда даже поведение и характер. Ренн ли, человек — не важно. Но лишь он сам волен решать, что беречь, тащить на другой виток, а что оставить за бортом, навсегда засунуть в ящик с биркой "прошлое". Однако если он не возьмет самое главное, его бесконечная спираль перестанет держать форму, станет изогнутой, и существо начнет метаться в поисках той основы, что раньше вела его строго наверх. Моей основой была память о матери, моя любовь к ней. Но что-то порвалось, как ниточка в вязке чулка, и весь он пополз, перестав быть единым полотном. Я боюсь, что теперь мне даже не удастся различить ее огонек, и он смешается для меня с остальными огнями. И в моей жизни наступит пустота и тьма…
— Но, разве у тебя нет ничего, кроме памяти об уже ушедшем? — удивилась я, — Разве настоящее не достойно того, чтобы вернуть форму твоей личной спирали?
— Я не оборачиваюсь назад, Лида. Будущее и настоящее не менее важны для меня, и я не собираюсь превращать их в постоянный плач по матери. Но, если я рано или поздно забуду о ней окончательно, если ее образ не будет хоть редко напоминать мне о том, кем я был для нее и для себя, меня уже не будет. Да, возможно, я буду при этом счастлив, возможно, у меня появится тот, кто будет смыслом моей жизни. Но тогда мое существование, моя биография порвется на две половины, и мне придется выстраивать свой путь по-новому. Так что, Лида, советую тебе подумать над этим вопросом. Хорошо подумать, потому что второго шанса может не быть.
