Уже смеркалось, так что рассмотреть селение мне хорошо не удалось.
Несколько десятков хижин, крытых снопами соломы. В центре селения — небольшая вытоптанная площадка, которую окружали самые большие строения. Непременно, что в них живет местная знать, все как обычно, как и везде, пусть и в миниатюре.
В хижине, куда меня пристроили на ночь, оказалось ещё несколько человек.
И она явно не являлась местной гостиницей, потому что дверь надежно подперли, выставив охрану — пару подростков, проникнутых важностью миссии, возложенной на них. Пообщаться с остальными узниками не удалось, все они были похожи на людей, бросивших меня сюда, и их язык тоже был мне непонятен.
'Утро вечера мудренее', - мудро подумал я, устраиваясь на земле, слегка припорошенной сухой травой. — 'Главное, чтобы прошла голова, контузия получилась не слабая'.
Полночи я ворочался, пытаясь найти удобное положение, а когда, наконец, засыпал, тут же просыпался.
Дело было не в неудобстве ложа. Едва я проваливался в сон, как мне чудилось, что кто-то зовет меня по имени. Я просыпался, напряженно вслушиваясь в тишину ночи, затем думал, что некому меня здесь звать. Убеждал себя в этом, засыпал вновь. Услышав зов — просыпался снова. Наверное, это было нервным, возможно, из-за сильного удара по голове.
Нас разбудили с первыми лучами солнца, так что выспаться мне не удалось.
Завтрак состоял из куска просяной лепешки, овощей и парочки бананов. Мечта вегетарианца. Затем повели на работу.
И я возмутился. Конечно же в душе. Потому что состояла она в уходе за полями. Овощными, где было не тяжело, но нудно, потому что приходилось проплывать грядки. И ещё в заболоченной низине, где произрастал незнакомый мне злак.
Там было тяжелее, потому что ноги проваливались чуть ли не по колено. И ещё приходилось следить за тем, чтобы не наткнуться на змею, которых хватало.
Один раз мы спешно покинули поле, и работники и надсмотрщики. Это случилось, когда один из надзирателей увидел на противоположном краю чеки колыхающуюся траву. Черт его знает, что её шевелило, но судя по испуганным лицам остальных, ничего хорошего ждать не приходилось. Затем трава колыхаться перестала, но все мы ещё добрые полчаса продолжали сидеть и ждать.
А возмущался я потому, что попав в этот мир, вначале мне этим только и приходилось заниматься, сельским хозяйством, правда, не из-под палки.
Затем я все крутел и крутел, стал дворянином и бароном, затем графом, а сейчас и вовсе Дерториер. И что мне теперь, заново всю карьеру строить, снова начав с самого низу? И какие у меня здесь могут быть перспективы?
Освоиться, внедрить ряд технологий, им неизвестных, обучить грамоте, показать себя толковым парнем. В конце концов, сбросить с себя ярмо рабства и жениться на местной красотке, вдове отважного охотника, погибшего в бою со зверем? Нет у меня такого желания, так что нужно бежать. Бежать этой же ночью, ведь если судить по обеду, состоявшему в основном из овощей, неделя, другая и у меня не останется ни сил, ни желания. Да и с каннибализмом вопрос всё ещё оставался открытым.
Куда бежать? Конечно же, к морю. Где оно находится, определить легко, по солнцу. Когда меня несли на палке, солнце в середине дня светило мне в лицо. Да и на следующий день ничего не изменилось. Получается, мы следовали по прямой, и всё время на юг. Ночью хорошо было видно звезду Горна, а она здесь как Полярная, указывает на север. Так что мне следует устремиться вниз по течению реки, на чьем берегу и находится селение. Хорошо бы лодку спереть, видел я на берегу несколько, рыбакам без них никуда. Доберусь до берега моря, по побережью влево и идти, идти, идти. Вряд ли корабли уйдут так быстро, как минимум неделю будут дожидаться, в надежде на непонятно что.
Что с собой взять? А что я смогу с собой взять, разве что сухую тыкву с пробкой, полую внутри. Пока буду рядом с рекой, проблем с водой не будет, а вот затем лучше иметь запас с собой.
Проблем вижу две: выбраться из сарая, куда нас запирают на ночь и собаки.
Эти мелкие твари могут такой лай поднять, что всех разбудят.
Желательно ещё, чтобы не связали на ночь. Я знаю не так уж и мало узлов, и из прежнего мира принес, и здесь кое-что добавилось. Но они все тем и славятся, что их легко завязать, но также легко и распустить. Имеются и другие узлы, целое искусство, как правильно связать человека, и как от таких пут избавиться. Но я о них только слышал.
Нет, ну надо же, как получилось, из князи в грязи. Думал, что наконец-то закончились мои приключения. Ничуть не бывало.
До вечера был такой же монотонный труд. Ради разнообразия, уже в самом конце дня, сходили за дровами, я и ещё двое таких же бедолаг. Охранников было четверо, даже больше чем нас, так что дергаться не имело смысла.
И бегают они лучше, я в последнее время передвигаюсь всё больше верхом, в карете или на палубе корабля. И местность знают, они здесь выросли.
Вечером дали кусок мяса, вероятно курятины, опять овощи и снова просяную лепешку. Лепешку я есть не стал, хоть и мала она, но душу греть будет, хоть какой-то запас продуктов в дорогу. Или собак угостить, чтобы пасть заткнули.
Когда уже стемнело, и мои сокамерники успели заснуть, а я лежал, дожидаясь, когда угомонится все селение, за мной пришли.
Меня привели на площадь и поставили перед человеком, сидящим на том, что с некоторой натяжкой можно было назвать креслом. Судя по тому факту, что мой камзол переместился на его плечи, он являлся главным в селении. Камзол мне и самому нравился, весь украшенный позументами, сверкающими пуговицами, и многочисленными вышивками золотой нитью. Так что не мудрено, что он пользуется такой популярностью.
Посреди площади горел костер. Нет, на нем ничего не жарилось, холодно тоже не было, так что его огонь боролся с окружающей нас темнотой.
Я стоял и смотрел на местного вождя, а он смотрел на меня. Приятно было только одно — никто не стал настаивать на том, чтобы я пал на колени и ткнулся лбом в утоптанную глину.
Затем он сказал несколько слов, обращаясь к одному из тех, что стояли за моей спиной, ему что-то ответили и меня увели в сарай.
Связывать не стали, хотя на этот случай у меня уже был черепок от горшка с довольно острыми краями.
В эту ночь удача решила мне слегка улыбнуться — в караул заступили два уже довольно пожилых мужика. В отличие от молодежи, всю прошлую ночь проявлявших рвение и бдение, эта пара умудренных жизнью сторожей явно считала: никогда раньше ничего не случалось, так почему что-то должно произойти именно на их дежурстве?
Сначала они по очереди куда-то отлучались, потом к ним пришел третий, и я долго, не понимая ни слова, слушал их разговор, изредка прерываемый смехом.
