Терри Гудкайнд - Разлученные души

— «Уникальное ремесло»? Какое жалкое оправдание для пыток. Но чистая правда в том, что ты получаешь болезненное удовольствие, истязая и калеча людей. В глубине души ты знаешь, что все считают тебя лишь садистом и извращенцем, и поэтому пытаешься придумать оправдание, причину, чтобы претендовать на благородство. Но ты никого не обманешь. Все знают правду.

Людвиг поднял руку в пренебрежительном жесте.

— Признаюсь, я и правда… испытываю уникальное удовлетворение, доводя людей до состояния, когда боль так сильна, что они заглядывают за завесу, умоляя об избавлении. И тогда под влиянием моих уникальных способностей они получают пророчество из вечности подземного мира. Да, я люблю свое призвание. Но кто не испытывает удовольствия, когда получается делать то, для чего он рожден? Разве тебе не нравится использовать силу, когда приходится, Мать-Исповедница? Конечно же нравится — я по твоим глазам вижу, как сильно ты хочешь воспользоваться ею прямо сейчас. И сколь же печален для тебя факт, что ты больше не можешь к ней обратиться. Поэтому — да, мне нравится использовать свои специфические умения. Я люблю наблюдать за не столь важными людьми, когда они находятся на грани, дрожащие и трепещущие, а потоки слез стекают по их лицам. Видишь ли, боль открывает сознание, а агония приносит искупление через пророчество. За долгие годы я выяснил, что одаренные люди дают наиболее примечательные пророчества. Полагаю, однако, что исповедница вполне способна выдать самое замечательное пророчество, истинно уникальное и полезное. Когда я закончу с колдуньями, разумеется. Хочу, чтобы ты сначала впитала их ужас. — Он потрепал Кэлен по щеке, словно любящий хозяин, поглаживающий по голове собаку. — Признаться, я собираюсь безмерно насладиться выражением лица твоего мужа, когда буду вытаскивать твои внутренности и наматывать их на посох, а ты будешь кричать, плакать, дрожать и биться в судорогах. Как видишь, мне не нужны оправдания. Я просто очень люблю свою работу. Возможно, твоя неприязнь уменьшится, когда лишь я смогу тебе помочь. Когда лишь я предложу окончательную свободу, ты проявишь больше уважения к тому, кто умнее и лучше тебя.

Кэлен посмотрела прямо в глаза Людвига.

— Ты жалкий урод.

По ее взгляду Ричард понял, если она и поддалась на время слабости, желая предоставить миру самому постоять за себя, оно уже прошло. Сейчас он видел, что она не собирается уходить и больше всего на свете желает сражаться.

В глазах Дрейера Ричард увидел ненависть, которая подпитывалась гневом ко всему хорошему и непорочному и которая стремилась уничтожать ради уничтожения.

— Если бы ты только знала, что я для тебя приготовил…

— Ты тешишь себя необоснованными мечтами, — ответила Кэлен с властной невозмутимостью, присущей лишь Матери-Исповеднице, — потому что я собираюсь убить тебя.

Людвиг Дрейер со свирепым взглядом выпрямился.

— Хотите, чтобы я начала сейчас? — спросила Эрика.

Он задумался, но в конце концов махнул рукой.

— Нет, сегодня был длинный день, мы строили планы и скрывались за полотнищем, ожидая, когда они придут сюда.

Людвиг с улыбкой повернулся к Ричарду.

— Осознаешь ли ты, Лорд Рал, ценность пророчеств? Я, например, ценю и уважаю. Узнав и поняв пророчество, я воспользовался им, чтобы заковать вас в цепи. И совсем скоро я отправлюсь в отличную, удобную кровать в приятной компании, которая доставит мне удовольствие и наслаждение. — В дверях Дрейер обернулся. — Наслаждайтесь сегодняшней ночью. Мы начнем завтра. Идем, Эрика. О, и не забудь забрать факелы. Свет им совершенно бесполезен, пусть остаются в темноте. Ведь они и так провели без него все это время.

Вытащив факелы из подставок на стене, Морд-Сит бросила напоследок ледяной взгляд на Ричарда и Кэлен. Дверь захлопнулась, и они вчетвером остались в кромешной темноте. Он услышал, как в ржавом замке поворачивается ключ. Задвижка наконец с лязгом встала на место.

— Кэлен, — прошептал Ричард. — Не важно, что будет дальше, просто помни, я люблю тебя. Этого он никогда не отнимет.

Ричард подумал, что именно поэтому Людвиг столь сильно их ненавидит. Он относился к тому типу людей, которые ненавидят способность остальных ценить простое человеческое счастье и сильнее всего на свете стремятся его уничтожить.

— Знаю, Ричард. Я тоже тебя люблю.

— Не волнуйтесь, — вставила Никки. — Мы выберемся.

— Почему ты так считаешь? — спросил Ричард.

— Мы должны, — ответила колдунья с искренней убежденностью. — Мать-Исповедница поклялась его убить, и я верю в нее.

— Это верно, как хорошо поджаренный Дрейер, — сказала в темноту Кэлен.

Несмотря ни на что, Ричард не сдержал улыбки.

Через несколько часов после ухода Людвига Дрейера и Эрики Ричард услышал тихие приглушенные голоса в коридоре. Он поднял голову и посмотрел в другой конец комнаты, хотя ничего не увидел в кромешной темноте. В столь угнетающей черноте казалось, что он ослеп и тонет во тьме, поселившейся внутри него.

— Ты слышишь? — прошептала Кэлен.

— Я слышу, — шепотом ответила Саманта. — Там кто-то разговаривает.

— Похоже на женский голос, — добавил Ричард.

Он попытался разобрать слова, но не смог.

— Возможно, эта Морд-Сит — Эрика — пришла поцеловать нас на ночь эйджилом, — сказала Никки.

Ричард не знал, сколько времени они провисели на закрепленных в каменной стене цепях без сознания, но понимал, что до утра еще далеко. Вряд ли Людвиг Дрейер вернулся бы так скоро.

Но, зная Морд-Сит настолько, насколько их знал Ричард, он ни йоту не удивился бы, окажись Никки права.

Он услышал, как ключ поворачивается в ржавом замке и тот с лязгом поддается. Звук эхом отозвался в темноте, медленно затухая, и затем, скрипнув в знак протеста, железная дверь наконец отворилась. Этот звук тоже вызвал эхо в каменном подземелье.

Ричард прищурился, когда яркие всполохи света от мерцающих факелов внезапно проникли внутрь через открытую дверь. После такого долгого пребывания в абсолютной темноте свет казался невыносимо ярким, но через некоторое время зрение начало привыкать к свету.

Все еще щурясь, он увидел, как в комнату входят три фигуры, двое из которых несли факелы. Наконец он, удивившись, разглядел одетых в черную кожу Морд-Сит. Четвертый человек остался за дверью в темноте каменного коридора.

Женщины поставили факелы в железные подставки на стене. Трое Морд-Сит более чем способны справиться с четырьмя беспомощными пленниками, и Ричарду была невыносима мысль, что Саманту или Никки будут истязать эти женщины. А мысль, что они причинят боль Кэлен, вновь разожгла в нем гнев.