По левую его руку держится всадник в пурпурном облачении.
Щит с черным львом… я что-то читала про этот герб, но что конкретно? А всадника не разглядеть. Шлем с опущенным забралом и навершием в виде льва. Латы пурпурные в завитушках и позолоте. Но больше всего меня впечатлили крылья. Изогнутые стальные полосы с перьями, что характерно, золочеными, поднимались от седла выше головы всадника. Ну просто ангел мести какой-то.
– Тан Гийом де Монфор, – поясняет Кайя и как-то морщится, но признает: – Хороший воин.
Но, полагаю, как человек вызывает у супруга некоторые сомнения.
– Тан Броди… тан Вигфар… барон… рыцарь… барон…
Он знал каждого, и не только по гербам на щитах. Процессия, возглавляемая Урфином, описав круг почета, остановилась напротив нашей ложи.
– Ты ленточку обещала, – подсказал Кайя. И подал. Запасливый, однако.
Урфин наклонил копье, точнее положил его прямо на парапет, благо длины хватало. Как он вообще эту штуковину на весу удерживает? Ленточку я завязала, бантиком. И хвостики расправила для пущей красоты.
– Удачи, – сказала, и Урфин кивнул, давая понять, что пожелание услышано.
Правда, ленточку он пересадил с копья на наплечник. Позже я поняла почему.
Бухали копыта лошадей, утопая в рыхлых опилках. Скрежетало железо. Редкие порывы ветра поднимали пыль и разворачивали плащи всадников. Шевелились стяги.
Тисса видела все, но как будто по отдельности.
Вот распорядитель турнира выкрикивает имена. И на главной башне вывешивают щиты поединщиков. Появляются всадники.
Оруженосцы подают копья. Проверяют упряжь.
Кони грызут удила.
Сияет броня.
Взмах платка, и рыцарские шпоры впиваются в живую плоть. Опускается турнирное копье, метя в щит соперника. Сближение. Глухой удар. И копье разламывается на куски. Вот пятится конь, и всадник, не удержавшись в седле, валится в опилки. Щит проигравшего убирают с башни.
И выставляют новую пару.
– Хорошо идет. – Магнус протягивает Тиссе кулек с орешками. – Хочешь?
– Благодарю, ваша светлость.
Нельзя отказывать, как и показывать, что руки дрожат. Рыцарь в пурпуре заставляет коня преклонить колени перед зрителями и сам кланяется. Всем, но как будто Тиссе.
– Ай, оставь ты эти титулы тем, кому без них не можется.
Тисса кивнула: если их светлости будет так угодно. Страшный человек. Говорили, что все еще безумный. Улыбается вот искренне, так, что Тисса невольно отвечает улыбкой.
А ведь их светлость людей пытает. Неужели не испытывает при том душевных терзаний? Верно, не испытывает, потому как на истерзанного вовсе не похож. И тан станет таким вот? Будет ночью в подземельях допросы вести, а днем над Тиссой потешаться? Ну или не совсем так – спать ему тоже когда-то надо, но в остальном верно. И еще воображает, будто бы эта позорная должность должна Тиссу впечатлить. Мерзко!
Рыцари столкнулись, ломая копья. Два белых стяга повисли под щитами. Ничья. Второй разъезд. И тан де Монфор направляет коня вдоль ограды. Свистят мальчишки. Дамы закрывают лица веерами, отворачиваясь в притворном смущении.
– Позер, – фыркает их светлость, запуская руку в кулек с орешками, – Урфин его выбьет.
– Говорят, – Тисса осмелилась возразить, потому как совсем ничего не отвечать было невежливо, а соглашаться не позволяла обида на тана, – их сиятельство устал.
– Ага. И рука болит щит держать. Вчера вон надержался.
Магнус чистил орехи, роняя шелуху на дорогой ковер. Но их светлости не принято делать замечаний. А вот про руку тан ничего не сказал…
– Гийом это знает. И бить станет не в щит.
– Это нечестно!
– Точно. Но ты не переживай за Урфина, птичка.
Тисса и не переживает. Просто ей, как благородной даме, отвратительна всякого рода несправедливость. И если тан действительно болен – впрочем, утром у него с обеими руками был полный порядок, – он не должен принимать участия в турнире. Победа, вырванная обманом, унижает победителя.
На втором ударе Гийом де Монфор опрокинул соперника вместе с конем.
– Ох ты ж… – Их светлость помрачнел. – И надо было ему мальчишку калечить…
Высокие и могущественные мормэры, таны, бароны, рыцари и дворяне, каждый из вас, поднимите, пожалуйста, вверх вашу правую руку и все вместе, как вы будете в будущем, поклянитесь вашей жизнью и вашей честью, что вы никого на этом турнире не будете умышленно поражать острием вашего меча или ниже пояса, и что никто из вас не начнет нападать на другого, пока это не будет дозволено, а также если чей-нибудь шлем свалится, то никто не прикоснется к этому рыцарю, пока он не наденет его обратно, и вы согласны с тем, что если вы умышленно сделаете обратное, то вы потеряете свое оружие и коней и будете изгнаны с турнира…{64}
«Турнирная книга», Рене Анжуйский
Действо было впечатляющим, хотя несколько однообразным. Рыцари разъезжались, а потом, по сигналу, съезжались, норовя проткнуть друг друга копьем.
Копья были специальными, турнирными – то есть с тупым наконечником, на который еще коронка крепилась, распределявшая силу удара на несколько точек.
В общем, трещало громко, разваливалось эффектно, а трупов было по минимуму.
За рыцарями бодрым галопом носились турнирные служки, в чьи обязанности входило следить за соблюдением правил, а заодно уж помогать упавшим или падающим. Счет, как ни странно, велся на очки, и победитель определялся по итогам трех заездов.
Копье, сломанное о щит, – один балл.
О кирасу – два.
О шлем – три. Правда, местные рыцари бить в шлем воздерживались, подозреваю, не из сочувствия к остаткам мозгов соперника, но из сложности цели.
Падение с лошади или падение с лошадью являлось безусловным поражением. И, как мне объяснили, первый вариант менее почетен. Зато второй более травматичен. Я сама убедилась, насколько это страшно.
Почему-то я видела все очень подробно, словно в замедленном времени. Вот кончик копья касается щита и трещит, но не разваливается, как должен бы. А сам щит идет в сторону, выворачивая руку. Всадник кренится, копье скользит по броне, втыкаясь в щель между пластинами доспеха. Кажется, я слышала треск разрываемого мяса.
Железная бабочка на деревянном острие.
Жеребец встает на дыбы, но, не способный удержаться, падает-таки, всем весом обрушиваясь на ногу всадника.
Крика не слышно.
Турнирный служка замирает столбом, и к упавшему устремляются герольды и оруженосцы. Машут руками. Хватают за уздцы жеребца, который поднимается быстро и не пытается сбежать, но стоит, дрожа всем телом. А пурпурный рыцарь победно галопирует вдоль ограды. Его любят.
