Однако больше всего Каэриту беспокоила третья, самая малочисленная, но и самая яростная. В основном — хотя и не полностью — она состояла из молодых «дев войны», чье положение в иерархии Калатхи не позволяло им влиять на городской совет. Самой важной по должности была командир полусотни — эквивалент капитана пехоты в королевской и имперской армиях, — однако это вовсе не означало, что они не пользовались никаким влиянием. Именно они пылали яростью по отношению к Тризу, самым воинственным образом отстаивая свои права. Всякие разговоры о взвешенности и осторожности выводили их из себя. Какое может быть благоразумие, когда у «дев войны» такие неприятности, заявляли они? И, по правде говоря, Каэрита отчасти сочувствовала им.
Ей удалось выяснить и еще кое-что. Всего десять — пятнадцать женщин из этой группировки можно было назвать «заводилами», остальные просто яростно возмущались предубеждениями и фанатизмом, которые все «девы войны» ощущали на себе на протяжении долгих лет. Однако эти десять или пятнадцать явно действовали слаженно. Они не столько возмущались сами, сколько манипулировали возмущением других, используя его, чтобы очень тонко подрывать авторитет правителей Калатхи. Это было скверно само по себе, однако Лиана оказалась права и во всем остальном. Независимо от того, получали они непосредственные указания от Гласа Куайсара или нет — а на данном этапе, несмотря на все свои подозрения, Каэрита не имела возможности выяснить это, — они постоянно ссылались на высказывания Гласа о том, что Лиллинара поддерживает эгоистичный, самовлюбленный подход к жизни. Это устрашало Каэриту. И — в чем она практически не сомневалась — не меньше устрашало саму Лиллинару. Это был не просто отказ от всякой ответственности, не просто провозглашение идеи, что использовать другого для собственной выгоды или удовольствия соответствует нормам морали. Этот отказ и эти идеи оправдывались тем, что настало время «девам войны» отыграться за долгие годы притеснений и унижений.
Каэрита по собственному опыту знала разницу между местью и правосудием — и чувствовала горький привкус первого в тихих разговорах, которые сумела подслушать.
К несчастью, все это были лишь подозрения. Ей не с чем было прийти к Йалит, но даже если бы она решилась на это, бургомистр, скорее всего, не стала бы ее слушать. Кроме того, и в позиции самой Йалит кое-что тревожило Каэриту. Йалит заняла должность бургомистра примерно в то же время, когда началась нынешняя конфронтация с Тризу. Если, как подозревала Каэрита, документы в Калатхе были каким-то образом подделаны, Йалит должна знать об этом. Отсюда, логически рассуждая, следовал вывод, что если в Калатхе творится какое-то беззаконие, то в нем замешана и Йалит. Тем не менее Каэрита так не думала. Она пока не стала подвергать бургомистра такой же проверке, как Салтана. Некоторые косвенные признаки убеждали ее в том, что Йалит честна и искренне верит в свою правоту.
А это означало одно: в Калатхе, возможно, испорчены не только документы, но нечто гораздо более важное.
— Прошу прощения за задержку, госпожа Каэрита, — сказала Ланитха, вводя рыцаря в главный архивный зал. — Я знаю, как ценно ваше время и для Томанака, и для вас самой, и мне ужасно неприятно, что вам пришлось дожидаться меня почти целую неделю.
Выражение ее лица странным образом сочетало в себе беспокойство, раздражение и неловкость.
— Словно какое-то проклятие на этой неделе. — Она раздвинула тяжелые занавески, обычно закрытые, чтобы защитить ценные документы от воздействия солнечного света. — Только я решаю, что вот сейчас приду сюда и покажу вам документы, как вдруг, словно ниоткуда, накатывает какая-нибудь новая беда.
— Ничего страшного, Ланитха, — заверила ее Каэрита. — У всех выпадают такие недели. У меня-то уж точно!
— Спасибо. — Ланитха благодарно улыбнулась. — Я рада, что вы все правильно понимаете. Правда, от этого я в ваших глазах вряд ли выгляжу более собранной!
Каэрита ограничилась вежливой улыбкой, дожидаясь, пока Ланитха закончит возиться с занавесками и отопрет большой шкаф, где хранились все самые важные документы Калатхи.
— Бургомистр Йалит — или, точнее, Шаррал — не сказала мне, какие разделы интересуют вас на этот раз, — бросила Ланитха через плечо, открывая тяжелую, укрепленную железом дверь.
— Я хочу посмотреть тот раздел дарственной Келлоса, где устанавливаются границы земельного участка, занимаемого мукомольной мельницей, — как можно небрежнее ответила Каэрита.
— Понимаю.
Ланитха нашла соответствующий ящик, вытащила его из шкафа и поставила на стол у большого окна. Разговаривала она рассеянно вежливо, однако что-то в напряженности ее позы создало у незаметно, но очень внимательно наблюдавшей за ней Каэриты впечатление, что женщина не так спокойна, как хотела бы казаться. Ланитха по-прежнему выглядела честной, трудолюбивой молодой женщиной, однако было, было что-то… Как будто она испытывала ощущение внутреннего разрыва…
Открыв ящик, Ланитха положила на стол оригинал дарственного акта лорда Келлоса, осторожно развернула древний манускрипт и нашла раздел, о котором говорила Каэрита.
— Вот, — сказала она и отошла в сторону, давая рыцарю возможность изучить документ.
— Спасибо.
Каэрита подошла к столу и наклонилась над выцветшим, исписанным неразборчивыми каракулями документом. Его возраст не вызывал сомнений — так же, как и подлинность. Однако подлинность копии Тризу тоже не вызывала сомнений, напомнила она себе и положила руку на головку эфеса левого меча.
Вполне естественная поза, хотя чуть более драматичная, чем хотелось бы Каэрите. В прошлый раз она отстегнула оба меча и отложила их в сторону. Оставалось надеяться, что Ланитха не заинтересуется, почему теперь она поступила иначе. А на случай неприятного вопроса Каэрита приготовила ответ: мол, тогда провела в библиотеке несколько часов, а сегодня хотела лишь быстро перепроверить один-единственный раздел. Да и попала сюда значительно позже, чем собиралась, за что сама Ланитха только что рассыпалась перед ней в извинениях.
Каэрита наклонилась, внимательно изучая напыщенные фразы и пальцем правой руки легко проводя по соответствующим строчкам. Ланитха, конечно, была достаточно опытным хранителем, чтобы не среагировать, когда кто-то, пусть даже и доказавший уже свое уважение к находящимся на ее попечении хрупким документам, дотрагивается до них. Она подошла на полшага ближе, с напряженным вниманием следя за правой рукой Каэриты… На что та и рассчитывала.
Внимание Ланитхи было до такой степени сосредоточено на правой руке Каэриты, что библиотекарь не заметила слабого голубого мерцания, пляшущего над ее левой рукой, покоящейся на рукояти меча. Не очень яркого — при необходимости Томанак умел действовать незаметно, — но вполне достаточного для того, чего добивалась Каэрита.
