Шейх задумался.
— Возможно, ты прав, — кивнул он. — Наверное, каждая инновация начинается с фантазии. Когда-то давным-давно те, кто изучал ислам, решили дать волю своему воображению. Например, в Средневековье были великие споры о том, в какой момент человек входит в состояние духовной чистоты, совершая хадж. Например, вы идете пешком. Когда? А если на корабле, то когда? А если на верблюде? И тогда один умник, когда закончились все разумные доводы, задал вопрос: а что, если бы человек летал, тогда какой момент считать главным? И это считалось серьезным испытанием для приспособляемости закона. В результате у нас появились правила для воздушных путешествий во время совершения хаджа, которые были установлены за пять столетий до появления коммерческих авиалиний.
Алиф прилег на свой матрас.
— Не знаю даже, лучше мне стало от этого или хуже, — признался он. Его конечности отяжелели, он устал и хотел спать. — Но мне все равно хочется, чтобы вы вернулись вместе с нами, уважаемый.
— Я не буду здесь один. Новообращенная тоже остается, как вам известно, по крайней мере до тех пор, пока не родится ребенок.
— Интересно, как будет выглядеть малютка, — сказал Новый Квартал и состроил гримасу. Потом он снял сандалии и плюхнулся на матрас рядом с Алифом. — Возможно, он будет покрыт густым мехом. Или у него будут острые клыки. А где он будет жить? И вообще какова судьба у полулюдей-полуджиннов? Как у него все сложится?
— У нее, — поправил Алиф.
— Не понял.
— Это будет «она», а не «он». Я про ребенка.
— Как скажешь. — Новый Квартал закрыл глаза и уложил голову на руки, служившие ему чем-то вроде подушки. Алиф принял такую же позу, прислушиваясь к тому, как шейх, разуваясь, напевает что-то себе под нос.
Теплый воздух приятно тонизировал кожу, принося с собой запах финикового сахара. Алиф услышал, как весело рассмеялась Дина где-то там, внутри дома марида. Ей эхом расхохоталась новообращенная, перед этим шутливо поспорив с девушкой. Алиф подумал о Городе и о том, что означало для молодого человека возвращение в него. Потом он представил свою мать, одну со служанкой в их пустой квартире. Она уже давно, наверное, считает его погибшим. Для Алифа казалось важным еще тогда, в тюрьме, думать только о той прошлой жизни в районе Бакара и никогда не представлять себе будущее, не заглядывать вперед. Ведь даже если они с Новым Кварталом и победят, даже если джинны одолеют Руку вместе с его демонами, он сам, возможно, уже никогда не вернется к прежней жизни и проведет оставшиеся дни как в кошмарном сне.
— Алиф, — сонным и слабым от усталости голосом обратился к юноше Новый Квартал, — а наш план сработает?
— Не важно, — отозвался тот. — Если мы и напортачим, мы долго не протянем, так что нам не придется разбираться с последствиями.
— Логично, — успокоился Новый Квартал.
Какая-то птица (да-да, в Пустом Квартале обитали и птицы тоже!) прокричала откуда-то сверху свою звонкую песню, возвещавшую о наступлении ночи, этакая воробьиная имитация соловьиной трели. Алиф почувствовал, что немного успокоился, и его вскоре одолел сон. Очень скоро ему приснилось, будто он видит, как наяву, и двор марида, и спящую фигуру шейха Биляля, и Нового Квартала, и даже свою собственную, но небо над ними было насыщенного синего света, без луны, но зато усыпанное тысячами звезд и неведомых ему созвездий. Это зрелище заворожило его, и он тихо завис над собственным спящим телом, уставившись глазами вверх.
Его мечтательное состояние прервал женский плач. Встревоженный, юноша стал оглядываться в поисках источника этого странного звука и заметил промелькнувшую тень у ворот дома марида. Это был необычный золотистый силуэт, отчетливо выделяющийся на общем синем фоне. Алиф узнал Азалель. Она беззвучно прошла по двору, закрывая лицо ладонями. Ее черно-оранжевые волосы рассыпались прядями по плечам. Желтый халат, в котором Алиф видел ее в последний раз, был кое-где разорван и весь покрыт пылью, как будто женщина с тех пор так ни разу и не снимала его.
— Это ты? — как-то не очень удачно поинтересовался Алиф, удивившись звуку своего собственного голоса. Азалель взглянула на него, и он заметил ее узкие вертикальные зрачки, как щелочки, как это бывает у кошек по ночам. В них светились такие всепоглощающие горе и скорбь, что Алифу стало не по себе.
— Ты… но почему ты… — Алифу стало трудно подбирать слова, и он замолчал.
— Я пришла, чтобы посмотреть на ребенка своего брата, — негромко произнесла Азалель. — Мне нравится, как она спит в ее чреве. — Она обняла себя руками, словно замерзла. — Я не могу тебе сказать, видит ли она меня в такие минуты. Сейчас рождается слишком мало полулюдей-полуджиннов. Наполовину глина, наполовину огонь… Она поддерживает разум своей матери, Дины и старика, и это не позволяет им сойти с ума, а это уже кое-что. Поэтому мне все же приятнее думать, что она тоже видит меня.
Алиф беспомощно огляделся по сторонам.
— Я сплю или уже нет?
— Спишь. — Она двинулась к нему, по дороге вытирая слезы.
— Я тоже тоскую по Викраму, — уже более мягким голосом признался Алиф. — И еще я должен попросить у тебя прощения. Если бы не мои проблемы, он, наверное, сейчас был бы жив.
Но Азалель лишь отрицательно покачала головой:
— Нет. Он сам выбрал день и час своей смерти. И к тебе это почти не имеет никакого отношения. — Сказав это, она улеглась рядом с тем местом, где спал Алиф, и свернулась колечком. Только сейчас Алиф осознал, что у него до сих пор раскрыт рот от изумления, а со стороны это выглядело, наверное, довольно непривлекательно.
— Ты, наверное, очень сильно любила его, — робко произнес Алиф. Азалель улыбнулась и закрыла глаза, словно вспомнив что-то очень приятное.
— Временами, — призналась она. — А иногда я ненавидела его. Мы когда-то были возлюбленными. Или он был моим отцом. А может, мы были врагами, но потом помирились. Впрочем, мы знали друг друга так давно, что уже и позабыли такие подробности.
Теперь Алиф только надеялся на то, что его удивление не будет столь же заметным для нее. Выражение лица на его спящем теле лишь слегка изменилось. Азалель протянула к нему руки, умоляюще шевеля пальчиками, как ребенок, пытающийся достать конфетку. Алиф вскочил на ноги.
— Не могу. Я люблю другую, — пояснил он.
— В прошлый раз ты уже это говорил.
— Но на этот раз все серьезно.
Азалель повернулась на спину и смотрела на него устало и жалобно, и Алиф почему-то подумал в этот момент о своей матери.
— Все в порядке, — успокоила его женщина. — Я просто хочу почувствовать запах твоих волос. Этот запах не изменился с тех пор, когда ты был еще маленьким мальчиком.
