К счастью, я двигался все тем же лебединоозерным шагом, как Жизель какая, тут же пугливо замер, а колдун, высмотрев кого-то, пробормотал нечто и сделал два характерных движения руками, что есть пассы. Еще минуту понаблюдал, хмыкнул удовлетворенно, мол, сработало, неторопливо пошел вниз.
Я перевел дыхание и дальше пробирался, присматриваясь к каждой щели, тени, выступу, даже всматриваясь в цветные, шершавые и ячеистые запахи.
Третий колдун попался уже внизу, неторопливо шел навстречу. Я застыл, прижавшись к стене, а тот прошел мимо, только в лице его я уловил некоторое беспокойство. Он даже оглянулся на то место, где я все еще не двигаюсь. То ли дрожание воздуха от биения моего сердца, то ли запах иной, однако крики гостей, шум и голоса отвлекли. Ушел, а я долго еще стоял, удерживая сильнейшее сердцебиение.
Наконец, собравшись с духом, я двинулся между гостями, слугами. Иногда на меня наталкивались, в другой раз я не успевал увернуться, но обошлось, я выбрался на верхнюю галерею и узнал тот самый амфитеатр, в котором меня тогда поймал Эстергазэ.
Шесть длинных столов составлены буквой «П», блестят накрахмаленные белоснежные скатерти, сверкают серебряные ложки и ножи, посуда вся из чистого серебра, а на головном столе, что чуть выше остальных, — золотые тарелки, золотые кубки и, конечно, золотые ложки и ножи.
Слуги заходят длинной цепочкой, расставляют блюда с холодными паштетами и мясными салатами. За ними неотрывно следят трое распорядителей — огромные и страшные. Похоже, следят не за порядком подачи блюд, а чтоб слуги не разворовали серебро и золото. Видимо, магия не всесильна.
Барон Эстергазэ вошел под звуки фанфар, остановился в дверях, давая возможность полюбоваться им и его женой, которую крепко держит под руку. Впервые отказавшись от упрощенной одежды, он сейчас в шелковом полукафтане, что вошел в моду всего пару лет тому, с оторочкой внизу и по краям, на груди вышиты золотыми нитями вздыбленные львы. Особенно красиво смотрятся брюки; одна штанина красная, другая — синяя, а верх вообще в клеточку, словно шахматная доска или конская попона.
Сапоги высокие, из прекрасно выделанной кожи, с двойной подошвой, с небольшими каблуками, на которых позвякивают рыцарские шпоры. Широкий пояс с блестящими бляхами — красный, как и сапоги, прекрасно гармонируют друг с другом, на поясе небольшой короткий меч в черных ножнах с золотыми накладками.
Но я скользнул по нему лишь коротким взглядом, мгновенно ухватив все мелочи, и жадно всматривался в бледное изнуренное лицо Беатриссы. Смотрит прямо перед собой, ничего не видя, даже не улыбается милостиво на поздравления и шутки гостей. Фиолетовые глаза потемнели, губы плотно сжаты, скулы заострились. Я приблизил ее лицо до предела и, превозмогая головокружение, жадно всматривался в бесконечно дорогие черты, мысленно целовал глаза, губы, щеки, шептал на ухо, что сейчас все кончится. Потерпи, любимая! Этот твой муж, кем нарек священник этого человека, не доживет до брачной ночи.
Они прошли к стульям с высокими спинками, грузный и богато одетый вельможа выждал, пока сядут, тут же поднялся, золотой кубок в руке заблистал драгоценными камнями. Приосанившись, вельможа окинул всех орлиным взглядом, свободной рукой взял нож и постучал по краю тарелки.
На него начали оглядываться, он сказал густым голосом:
— Давайте поднимем чаши за нашего гостеприимного хозяина, в доме которого мы собрались! Он появился в наших краях недавно, но сразу же сумел проявить себя как опытным воителем, так и рачительным хозяином!
За столом заговорили, слов я не слышал, но, судя по интонациям, все выслушали с одобрением. Вельможа поклонился барону Эстергазэ, снова оглядел всех с выражением короля, осматривающего раболепных придворных.
— Хочу напомнить, что владения сэра Эстергазэ прирастают деревнями, лесами и пашнями каждый день. При этом ему почти не приходится обнажать меч! И крови пролилось совсем немного. Это ли не признак, по которому узнаем настоящего лорда?
Послышались одобрительные выкрики. Вельможа поклонился всем, отвесил поклон Эстергазэ, но только ему одному, избегая леди Беатриссу. Мне кольнуло в грудь, как длинной иглой, достигшей сердца: уже все знают, что ей недолго быть супругой барона и восседать за главным столом. Потому этот вельможа и старается не встречаться с нею взглядом. Хоть и сволочь, но бывают ситуации, когда даже сволочи стыдно.
— Покойник, — прошипел я. — Ты покойник, говорливая сволочь.
Вторым поднялся сухопарый барон, его слушали менее внимательно, но он отвесил поклон барону Эстергазэ, и голоса стали смолкать. Трусы, мелькнуло у меня. Уже боятся вызвать гнев этого выскочки. Куда мир катится, это же рыцари… Прав был Барбаросса. Когда культы теснят церковь, народ дичает. Вместо слова чести появляются договоры, составленные хитроумными адвокатами… А народец мельчает, мельчает…
Франц Эстергазэ наконец поднялся с чашей в руках для ответного тоста. Голоса мгновенно умолкли, все гости искательно повернулись в его сторону. По губам Эстергазэ пробежала довольная улыбка, но сразу же спрятал, заговорил спокойным приветливым голосом радушного хозяина:
— Я рад, что вы все пришли и разделили мою радость по поводу женитьбы на леди Беатриссе! Я в самом деле рад. Леди Беатрисса — необыкновенная женщина… Вы видите только ее умопомрачительную красоту, но красивыми могут быть и простые скотницы. Я же ценю ее за необыкновенный ум, за ее жертвенность и ее силу воли.
Его слушали внимательно, хотя, как я заметил, с растущим недоумением. Он перевел дыхание, оглядел всех, улыбнулся.
— Я знаю, прошел слух, что я намерен вскоре после женитьбы как-то расправиться со своей женой. Это, конечно же, ложь. Да, будем смотреть правде в глаза, леди Беатрисса не по своей воле пошла со мной под венец. Но какая из женщин идет по своей воле? Всех выдают замуж родители. За тех, за кого считают нужным. В данном случае леди Беатрисса пошла по воле… ладно, это неважно, по чьей воле. Важно то, что я буду ее беречь и любить. Важно то, что постараюсь завоевать ее любовь и уважение. Важно то, что через некоторое время и здесь сможет распоряжаться с той же долей власти, как и в своем замке Сворве…
Его слушали со все возрастающим удивлением. Я то натягивал тетиву, готовый поразить его прямо сейчас, а там будь что будет, то снова опускал, неприятно пораженный его словами.
Эстергазэ всмотрелся в лица гостей:
— Я вижу удивление на многих лицах. Но что слава и богатства, если нет женских ног, к которым все сложить? Я возжелал леди Беатриссу с первого же дня, как ее увидел. И потому не стал даже ждать, когда закончится формальный траур по ее мужу. Удивлены, граф Кентукский?
