Живых нет. Как ни краток был бой с демоном, а «покушать» он успел от души — высосал из всех ксандефианцев жизнь и тепло. Пол покрыт трупами — мужчин, женщин и детишек, которые тоже обитали в катакомбах на Убывающей Луне. Увы, я опоздал, придется пробираться в одиночку. Я уже собираюсь гасить заклятие, когда обнаруживаю, что искал.
Магия безошибочно приводит к единственному, кому посчастливилось уцелеть. Единственному? Скорее, единственной: потеряв сознание, но оставшись в живых, на холодном каменном полу распростерлась малявка лет двенадцати-тринадцати. Огненно-рыжие волосы, заплетенные в две задорные косички и заляпанные подземной грязью, светлая кожа под здешним жгучим солнцем лишь приобрела золотистый оттенок — можно безошибочно определить ствангарку из северных областей. Передо мной лежит уроженка Васта, Вейвера, а то и Поля Последнего Дня. М-да, видели бы это другие Палачи — неопровержимое вещественное доказательство связи Ствангара с ксандефианцами! Взять бы, да представить ее послу ствангарскому, и притом задать вопрос типа: «А как получается, что подданные Империи якшаются с инсургентами и еретиками, и даже семьями у них обзаводятся?» Представляю себе, как юлили бы послы надменной Империи, объясняя, что «я не я, и корова не моя»…
Как она уцелела, а остальные погибли? Элементарно: детишкам Боги благоволят, потому что они еще не успели нагадить столько, сколько взрослые. Есть же поговорка: «Везет, как пьяному или ребенку!» Пьяным, кстати, они благоволят тоже. Наверное, перебрав хмельного, мы их ужасно забавляем.
Мне, например, нравилось смотреть (конечно, когда выдавалось время), как резвится на рыночной площади в Марлинне вечно пьяная бабка, постаревшая проститутка, за ненадобностью выгнанная из борделя. Ох, чего она только не вытворяла: и материлась так, что матросы ржали, как безумные, и голой плясала за пол-аурария, и с разбегу плюхалась в глубокую вонючую лужу у пирсов, после чего била по воде руками и ногами, изображая дельфина. Иногда пела непроходимо похабные частушки, которые мужики в вонючих припортовых кварталах тут же разучивали и потом пели десятилетиями. А уж скидывать на середине «номера» юбку и грязную рваную рубаху, демонстрируя отвисшие груди и много чего еще, показывать язык и делать неприличные жесты в сторону зевак любила неимоверно…
Естественно, зрителей она собирала море, всегда находились готовые заплатить за пошлые выходки. Не то, чтобы так уж роскошествовала, но на дрянную самогонку в дешевых харчевнях и хлеб обычно хватало. Я и сам порой подкидывал ей на выпивку, пьяная она была стократ смешнее. Честное слово, было немножко жаль, когда баба, приняв больше обычного, показала язык в сторону Великого Храма, и ее забрали жрецы. Но когда я уж решил, что никогда больше ее не увижу — показалась вновь. Оказывается, от нее так воняло, что палачи побрезговали пытать и казнить, да и принести такую в жертву — смертельно оскорбить Владыку. Дали пинка под зад и вышвырнули из тюрьмы.
А я с тех пор уверился, что пьяным и впрямь «море по колено, а горы по плечо». Правда, чем такая безопасность — уж лучше жертвенный алтарь. Вот и с детишками то же самое, хоть по другой причине.
Тварь, похоже, умела выявлять самого сильного и атаковать его из засады, переключаясь потом на все более слабых. Кир Иоав погиб первым, даже не поняв, что случилось, и пошла потеха: от бесплотного демона не убежишь и не спрячешься, его даже не увидишь, не всадишь ему в лоб арбалетный болт (о чем речь, у него и лба-то нет!). Он славно закусил, но от малявки почему-то шарахнулся, а повторно напасть не успел — появился я.
Но что же спугнуло нашу бесплотную, но, тем не менее, очень голодную зверюшку? Замечаю на шее девчонки цепочку и, поддев кинжалом, тяну на себя. Сколько раз доводилось стаскивать с трупов такие вот вещички, порой оказывавшиеся довольно опасными магическими артефактами… Успел усвоить, что голыми руками к ним лучше не прикасаться.
Простенький амулет — обычный круг, служащий верхней гранью каких-то изящных, искусно отлитых буковок. Конечно, мои познания в аркотских языках не столь уж серьезны — на паре-тройке из них могу худо-бедно объясниться, но не более. Но не узнать знаменитое древнеаркотское «Ишкия каэ ратхэ Мирфэйни» — «Мирфэйном правит Любовь» — невозможно. Одна из древнейших мантр почитателей Исмины, или, как ее предпочитают звать в тех краях, Эшмини. Ничего не скажешь, сильная штучка: коснись ее какой-нибудь Младший Убийца, или даже Убийца, его бы спас только Владыка, если б захотел вытащить дурака…
Мне бы тоже мало не показалось, поэтому торопливо отдергиваю кинжал, позволяя цепочке с амулетом упасть обратно. Прикосновение холодного металла заставляет девчонку вздрогнуть и открыть глаза небесной синевы. Точно северянка: у нас таких отродясь не было. Хорошо, что тут царит вековечная тьма, проницаемая лишь для моих глаз: небритая, помятая, перепачканная копотью, кровью и землей рожа способна отпугнуть не только маленькую девочку.
— Кто… ты? — выдавливает из себя девчонка, все еще не отошедшая от пережитого при нападении духа ужаса.
— Левдаст, — представляюсь я, не подумав, что именами Палачей Лиангхара наверняка пугают детей… Хотя нет, едва ли: многие верят, что даже произнеся вслух имя любого из нас, могут накликать беду. К счастью, девчонка о нынешнем составе Палачей не слышала почти ничего.
— А меня Жаклин. Это… не вернется?
— Я прикончил его, — отвечаю сущую правду. Но Жаклин не верит.
— Он очень сильный, он кира Иоава… и маму… и папу… и братиков…
Тут я вспоминаю, что там, в святилище Исмины, во время исполнения священного танца, если Халила изображала Исмину, то партию Девяни исполняла средних лет женщина северной внешности. А главное, в детстве она наверняка выглядела так же, как сейчас Жаклин. Теперь ясно, откуда у девчушки талисман такой силы…
По детскому личику, оставляя на пыльных щеках светлые борозды, текут слезы. Сколько раз заставлял плакать, как детишек, здоровых мужиков на пыточном алтаре — и ничего, а тут вдруг зацепило. Словно крошечный, но острый стальной коготь царапнул по сердцу. У меня никогда не было ни жены, ни дочери, и даже когда спал с куртизанками, я тщательно следил, чтобы не осчастливить их потомством. Кровь Атаргов, если попадет в неподходящие руки, способна наделать таких бед, что лучше не рисковать.
И вот теперь, на старости лет, оказался в подземелье с малолеткой, у которой никого больше на свете не осталось. И что, премудрый Владыка, прикажешь с ней делать? Проще всего прикончить — благо, не первая, даже не сто первая. Но… Я внезапно осознаю, что как раз это сделать не могу. Не смейтесь, порой Палачи бывают такими сентиментальными, что просто диву даешься. Плата за беспощадную жестокость при выполнении заданий. Ладно, решаю я, выведу ее отсюда, а как до Ствангара доберемся, куда-нибудь пристрою.
