— Гордский лес велик, господин Главный Смотрящий, — сказал Эниох. — Только если ты не отдашь под мое начало всю армию.
— Нет, — засмеялся Гастон, — всю армию ты не получишь, но людей добавлю, так и быть. Не выпускай из вида наших: Мурмана, Вааджа и Вожа. Возможно, именно они — цель. А может и не они. Лев Бела, этот баррейнский индюк, уж точно многим мог насолить. Да и Гаспар…
— И Мерк, — закончил Эниох.
— Кудианово семя, если бы я был на месте лиходеев, то тоже ломал бы голову, кого бы пришить! — Гастон потянулся к столу, взял свиток и протянул тюремщику. — Здесь подробные инструкции, друг Эниох. На словах скажу, что Директория — наиболее возможный кандидат в фавориты в списке наших подозрений.
— Странно, если бы было иначе, — пробурчал Эниох, пряча свиток в недры плаща.
— Конечно, — разноцветные глаза прищурились. — Чтобы усыпить бдительность врага, нужно ежедневно громко вопить про собственные кровожадные планы. Ничто так не расслабляет, как постоянные угрозы в твой адрес. Храбрый, прямой человек никогда не занимается словоблудием, он сразу и честно наносит удар. Но против нас, к сожалению, силы, которые трудно обвинить в излишней благородности. Ты можешь идти, Эниох.
Бывший тюремщик поклонился, но не двинулся с места. Удивленный Гастон вопросительно взглянул на него.
— Что-то еще?
Эниох протянул Черному сложенный вчетверо лист. В разноцветных глазах отразился вспыхнувший огонь камина. Прошло несколько мгновений, прежде чем Гастон протянул руку. Подержал письмо в руке, наконец, раскрыл и стал читать. Эниох отвернулся к огню. Намеренно он это сделал или нет, но Гастон был ему благодарен за это, потому что с трудом сдержал задрожавшие руки. Положил письмо на колени, расправил ладонями. Сложил опять вчетверо и бросил в огонь.
— Ты знаком с содержанием? — глухо спросил Черный, наблюдая, как стремительно чернеет лист.
— Да, — последовал короткий ответ.
— Это она, твои люди уверены?
— Татуировка на плече, господин Главный Смотрящий. Голова дэва. Ошибки быть не может.
— Она…точно там, как было написано в письме?
Эниох некоторое время смотрел на начальника. Он словно обдумывал ответ.
— Именно там, я проверил лично.
— Кто еще знает?
— Только я и один верный человек.
— Ценный агент, Эниох?
— Очень. Но он ничего не знает, — поспешно добавил тюремщик. — Ему лишь было дано задание разыскать женщину с татуировкой в виде головы дэва на плече.
— А что знаешь ты, Эниох? — повернулся Гастон. Блики огня снова заплясали в разноцветных глазах. Начальник тюрьмы сглотнул.
— Ничего не знаю, господин Главный Смотрящий. Просто женщина, которую необходимо разыскать.
Гастон Черный медленно кивнул и повернулся к огню.
— Твой человек, нашедший ее… Он видел ее?
— Э…нет, господин, еще нет. Но сведения абсолютно достоверны. Я уже все организовал. Послезавтра отправлюсь лично и проверю.
— Я поеду с тобой.
Эниох слегка вздрогнул, но тут же взял себя в руки.
— Как будет угодно вашему превосходительству.
— Проследи, чтобы за эти два дня с ней все было порядке! Ты понял? Теперь иди, Эниох. Я надеюсь на тебя завтра.
Оставшись один, Главный Смотрящий Солнечного Королевства Мзум, Гастон Черный, самый могущественный человек в государстве, обхватил голову руками и долго сидел, не шевелясь. Огонь прожорливо трещал, вгрызаясь в полена, причудливые тени плясали свой адский танец, а за окном снова застучал дождь. Гастон вздрогнул, расстегнул ворот рубахи и, обнажив предплечье, долго смотрел на тусклую синеватую татуировку в виде оскалившейся головы дэва.
И никто не видел скупую слезу, покатившеюся по щеке грозного главы Тени.
— Лали, сестренка…неужели я нашел тебя?
Несмотря на страшную усталость, Зезве удалось забыться лишь под самый рассвет, да и то ненадолго. Пролежав с открытыми глазами некоторое время и поняв, что уснуть не удасться, он поднялся, натянул брюки, легкие сапоги и отправился умываться, заодно решив проверить, как там Толстик. Конечно, с упитанным рыжим жеребцом все было в порядке, Назар наверняка отвалил ему царскую порцию овса, но Зезва, когда был дома, утром всегда отправлялся в конюшню. Вот и теперь, обкатившись водой и фыркая, он принял из рук улыбающейся Хольги полотенце и вытерся, дрожа от холода: дождь хоть и прекратился, но небо было затянуто тучами, дул холодный, хотя и не очень сильный ветер. Уже почти рассвело. Донесся запах костра: эры упрямо пытались жечь листья. Лаяли собаки, а далеко-далеко надрывался припозднившийся петух.
— Хозяйка? — спросил Ныряльщик, стуча зубами.
— Исчо не возвернулась, — покачала головой Хольга, принимая полотенце. — Што же ты так рано, Вачев сын? Ни свет, ни заря… Каспер-та, дружок твой, спит! Оно и понятно — утомился, страсть!
— А брат Кондрат?
Ответом Зезве был грохот шагов по веранде и громкое сопение — достойный инок уже спускался по лестнице, потягиваясь. Хольга всплеснула руками и побежала на кухню, за свежим полотенцем, и проверить котел и сырные лепешки в печи. Не дай Ормаз, подгорят. Вот позору-то будет.
— Доброе, — кивнул брат Кондрат на приветствие Зезвы. Набрал горсть воды из кадки, шумно и с фырканьем умылся. С наслаждением вдохнул полной грудью. — Хорошо в селе родном…
— …пахнет сеном и дерьмом! — скривился Зезва.
— Ты, сын мой, попридержал бы язык, клянусь Ормазом. Что Каспер? Дрыхнет?
— Конечно, — проворчал Ныряльщик, набрасывая рубаху, а за ней куртку. — Я вот собираюсь посмотреть, как там Толстик. Вытрешься моим полотенцем, не брезгуешь? Я мылся и вечером, так что я чист и…
— Мысли только у тебя не вполне чистые, сын мой! — сказал монах, принимая полотенце.
— Почему это, курвова могила? — возмутился Ныряльщик.
Отец Кондрат вознамерился было ответить и даже поднял назидательно толстый палец, не иначе, призывая в свидетели Дейлу, а может, и самого Ормаза, но замер, уставился куда-то за плечо Зезвы.
— Утро доброе вам, с Ормазом и Дейлой! — раздалось с западно-мзумским акцентом.
Аинэ стояла на веранде, поддерживаемая под руку Хольгой. Девушка была заботливо укутана в плед, а на голову ей сердобольная эрка повязала теплый ворсистый платок. Но длинные волосы все равно выбились, спадали на плечи и грудь. Глаза цвета морской волны смотрели смущенно и устало. Губы чуть приоткрыты, а на лбу маленькая морщинка.
— Дочь моя! — обрадовался брат Кондрат, всовывая полотенце в руки Зезвы. — Хвала Дейле! Я молился за твое здоровье все время. Тебе лучше?
— Да, спасибо, — смущенно кивнула Аинэ, пошатнулась, оперлась о руку охнувшей Хольги. Слабо улыбнулась. — Спасибо, тетушка… Просто небольшая слабость. Я слышала, вы направляетесь в конюшню. Можно и мне с вами?
