— Она хочет стать монахиней, — вклинился отец Север.
Бард резко развернулся.
— Ну, это уже слишком. Есть много способов войти в реку жизни, и я вполне способен ее обучить и наставить. Еще не хватало, чтобы она целыми днями морила себя голодом, повернувшись спиной к красотам мира.
— Но… отец… мне нравится поститься, — запротестовала Этне.
— Потому что тебе оно пока в новинку. На самом-то деле тебе нужно погрузиться в жизнь с головой, пропустить ее поток сквозь себя, научиться любить.
— Я вразумлял Этне в течение целого года, — возразил отец Север. — Я намерен построить женскую обитель и выписать из Кентербери настоятельницу. У Этне не будет недостатка ни в сестрах по вере, ни в христианском наставлении. Она научится творить добро. И смирению тоже научится. Я с корнем выкорчую эту проклятую эльфийскость и очищу ее душу, так что ангелы в небесах передерутся друг с другом, кому достанется честь унести ее в Небеса.
— Ой-ой-ой… — Бард тяжело, устало вздохнул. Он словно постарел на глазах. — Ты сам не понимаешь, с чем столкнулся, а мне осталось уже не так много лет, чтобы успеть спасти девочку.
Джек разом встревожился. Он не хотел и думать о том, что Бард может когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь умереть. Даже если это и значит, что он просто-напросто возродится где-то еще.
— У великого древа много ветвей, дитя, — мягко проговорил Бард, беря руки Этне в свои. — И христианство — не более чем один-единственный лист.
Но эльфийка лишь неуверенно поулыбалась этим словам. Джек видел: Этне не понимает, о чем идет речь.
— Она заплутала между двумя мирами. — Старик вскинул глаза на отца Севера. — Не знаю, сможет ли она полностью отринуть какой-либо из них.
— С Божьей помощью сможет, — твердо заявил отец Север.
— Скажи мне, Этне, ты вправду хочешь быть монахиней?
— Еще бы — это же так весело! — восторженно всплеснула руками девушка.
— Хорошо же. Я не встану у тебя на пути. Но послушай, если когда-нибудь тебе понадобится помощь… — Бард на мгновение задумался. — Я пришлю тебе кота. Я знаю, что монахиням позволено держать домашних любимцев. Заботься о нем хорошенько и не забывай кормить.
— Надеюсь, это не какой-нибудь там чародейский фокус? — подозрительно осведомился отец Север.
— Ну что ты! — Синие глаза Барда просто-таки лучились простодушием. — Я купил этого кота у одного ирландского капитана, что стоит на якоре в Беббанбурге. Звать зверушку Пангур Бан. Если тебя что-то напугает или удручит, о моя новообретенная доченька, поведай свою беду Пангуру Бану. Вот я, например, в минуту жизни трудную люблю поговорить с животными, которые, конечно же, не могут — никак — никогда — ни за какие коврижки! — поделиться услышанным с кем бы то ни было. Это так успокаивает!
Этне наклонилась к отцу и поцеловала старика в щеку.
— Я запомню, — тихо пообещала она.
А потом, поскольку час был уже поздний, а день выдался утомительный, отец Север велел всем укладываться спать. Он даже нанял в Беббанбурге добрую женщину позаботиться об Этне. Отец Север всегда отличался собранностью и аккуратностью.
Нога у отца заживала куда быстрее, чем можно было надеяться. Более того, и хромота почти прошла.
— У тебя в детстве кости срослись неправильно, Джайлз, — объяснил Бард. — Новый перелом обернулся отличной возможностью их вправить.
— Как скажешь, — поморщился Джайлз Хромоног, ступая на больную ногу.
— Ты лучше верхом на ослике поезжай. Путь-то предстоит неблизкий.
Джайлз с грустью глядел на Ромашку. Джек знал: отец вспоминает, как верхом на ней Люси приехала в Беббанбург. Тут же дожидались две невысоких лошадки: новый владыка Дин-Гуарди подарил их друзьям, чтобы избавить их от лишней поклажи и чтобы Барду не пришлось идти пешком. Джек, Пега, Торгиль и брат Айден, понятное дело, и так дойдут.
— Жаль, я не могу остаться здесь навсегда. Я же всегда мечтал быть монахом, — вздохнул отец.
— По-моему, так в той потасовке у тебя последние мозги поотшибло. Если, конечно, они у тебя вообще были, — пробурчал Бард.
И все, как по команде, обернулись в последний раз поглядеть на Беббанбург, оставшийся далеко позади, и на пустынное скалистое плато, где некогда высилась крепость Дин-Гуарди. Друзья распрощались со всеми еще утром; Джек гадал про себя, а суждено ли ему снова увидеться с Брутом. Король, конечно, обещался навестить деревню, но кто ж поверит ему на слово!
Джек с Торгиль переоделись в прежнее платье, а роскошные подарки Владычицы увязали в дорожные вьюки. В полудне пути от города находился небольшой, но такой приветный колодец. Тут же на длинной цепи висела медная чаша. Никто ведать не ведал, откуда она взялась — может, повесил ее сам Ланселот или король Артур чтобы усталые спутники могли освежиться, ведь до воды было довольно-таки глубоко. Путешественники встали лагерем в буковой рощице, а ближе к вечеру из-за деревьев появились две новые фигуры. Бука с Немезидой кутались в скрытношерстные плащи — и походили на пятна рассеянной тени.
— Угощайтесь! — пригласил Бард. — Мы даже лисичек привезли — специально для вас!
Джек с Торгиль расстелили скатерть и выставили на нее всяческие вкусности, запасенные для прощального пира. Пега, в кои-то веки, не рвалась помогать. Она сидела в сторонке, понурившись, и явно чувствовала себя не в своей тарелке.
Бука тотчас же присоседился к ней.
— Смею ли я надеяться? Суждено ли мне стать счастливейшим из смертных по твоему слову? — воскликнул он, сжимая ее руку.
— Ох, боже ты мой, — вздохнула девочка, глядя в землю.
— Может быть, тебе нужно время? — предположил король хобгоблинов. — Я не возражаю подождать — нет, возражаю, конечно, но если моя лесная фиалочка робка и застенчива, так я пойму ее чувства…
— Мне в жизни не приходилось труднее, чем сейчас. Ты был ко мне так добр, и я знаю, что твои подданные хотят видеть меня своей королевой. Святые угодники! Да они от бессмертия отказались ради меня! — Пега, совсем пригорюнившись, смахнула слезинку. — Мне так стыдно!
— Они сами так решили, — мягко напомнил Бука.
— Я всегда мечтала быть красавицей. В первый день мая я всегда вставала с рассветом и умывалась росой. Я даже старой ведунье заплатила за колдовской амулет, да только ничего так и не сработало. Наконец я поняла: чуда не произойдет никогда. И тут появился ты, и я тебе понравилась…
— Я полюбил тебя, родная, — поправил король.
— Дело в том, что… — Пега умолкла и оглянулась на Джека.
