Повозки с провиантом прибыли сразу, как стемнело, и Банокл присоединился к группе воинов возле костра. Лысый Джустинос был там, и Скорпиос, его длинные светлые волосы были убраны в хвост, который свисал между его узких плеч. Еще трое воинов были незнакомы Баноклу, а последнего, худого сутулого всадника звали Урсосом. Он вместе с великаном тренировался в Трое.
— Еще одна победа, — сказал Урсос, когда Банокл сел рядом с ним. — Начинаю уже терять счет.
— Убили мою лошадь, — проворчал великан. — Старая Ослиная задница была хорошей лошадью.
— Мы могли приготовить ее на костре, — пробормотал Урсос. — В повозках нет мяса. Только этот проклятый овес.
Пока они разговаривали, в лагерь прискакал всадник. Люди расступились перед ним. Всадник подвел свою лошадь к тому месту, где сидел Гектор, и спрыгнул на землю.
— Похоже, у него важные новости, — заметил Урсос, вставая и направляясь туда, чтобы послушать сообщение.
Банокл остался на своем месте. Ночь была холодной, у костра было тепло, а запах жареного мяса опьянял. Урсос вернулся через какое-то время и рухнул рядом.
— Ну, — сказал он, — это лишает нашу сегодняшнюю победу всякой ценности.
— Почему? — спросил Банокл.
— Прибыл Ахилл с целой армией из Фессалии и взял Ксантею. Реса оттеснили обратно к Каллиросу в горы. Более того, Одиссей взял Исмарос, и теперь вражеские галеры перекрыли выход в море.
— Звучит не очень хорошо, — согласился великан. Воин посмотрел на него.
— Ты разве не знаешь, где находятся эти города, или почему они так важны для нас?
Банокл пожал плечами.
— Дружеские города или вражеские — вот все, что мне нужно знать.
Урсос покачал головой.
— Ксантея охраняла реку Нестос. Наши корабли с продовольствием плыли по этой реке, вверх до старой столицы в Каллиросе. Если этот город взяли, мы не получим продовольствия. А если падет Каллирос, то неприятель окружит нас с трех сторон. С севера, юга и востока.
— И мы уничтожим их всех, — пожал плечами великан.
— Я ценю твой оптимизм. Но мы начали воевать с восемью тысячами человек. Теперь нас примерно три тысячи. Враг становится сильней с каждым днем, Банокл. Если Исмарос в руках неприятеля, тогда море открыто для Одиссея. Его флот сможет доплыть до Карпеи и потопить наши корабли. Тогда у нас не будет пути домой.
Баноклу не хотелось спорить. Он уже забыл названия городов, которые Урсос так тщательно описывал. Его волновало только то, что они выиграли битву, поели мяса, и то, что их вел Гектор, величайший полководец на всем Зеленом море. Они будут сражаться дальше и побеждать. Или будут сражаться и проиграют. В любом случае, Банокл ничего не мог с этим поделать, поэтому он встал и пошел к костру за еще одним куском лошадиного мяса.
Из беседы с пленниками Каллиадес узнал мало полезного. Это были люди из племени идоноев, из городов далекого запада. Поражение немного задержит их, но не положит конец восстанию.
Он отошел от пленных и встал, глядя вверх на Родопские горы. На горных вершинах все еще лежал снег и собирались темные дождевые тучи.
Сколько еще битв они должны были выиграть? Четыреста одиннадцать человек сегодня были убиты, более двухсот воинов ранены — они не смогут сражаться какое-то время. Из оставшихся только немногие остались целы, не получили синяки, растяжения, контузии и небольшие переломы пальцев на ногах или руках.
Западная часть Фракии и земли идоноев были теперь для них потеряны, их нельзя было вернуть. За грядой Родопских гор земли были разъединены внутренней враждой. На юге только широкая река Нестос и крепость в Каллиросе мешали врагу проникнуть в восточную часть Фракии и отрезать троянцам пути отступления. А теперь Ахилл взял Ксантею.
Со снежных вершин начал дуть холодный ветер, развевая плащ Каллиадеса. Когда Гектор подарил ему это одеяние год назад — в тот день он стал военачальником, — плащ был таким же ярким, как залитое солнечным светом облако. Теперь он стал темно-серым, испачканным пятнами засохшей крови. Помощник принес ему тарелку с мясом. Каллиадес поблагодарил его и отошел, чтобы сесть на упавшее дерево. У него не было аппетита, и ел он плохо. Немного в отдалении он увидел Банокла, который сидел возле костра, болтая с Урсосом, воином со впалыми щеками.
Каллиадес избегал компании великана. Он подумал о Пирии и вздохнул. Прошло три года, но ее лицо до сих пор преследовало его. Груз печали из-за ее утраты не становился меньше, и Каллиадес знал, что не сможет перенести еще одну такую потерю. «Лучше, — решил он, — никогда не любить и избегать дружбы».
Это решение пришло к нему во время свадьбы Банокла. Он стоял у дальней стены сада, наблюдая за танцами и прислушиваясь к пьяному смеху. Банокл дурачился, счастливый и пьяный, а Рыжая толстушка наблюдала за ним с любовью. Каллиадес внезапно почувствовал себя призраком, одиноким и лишенным телесной оболочки. Вокруг него царила радость, которая нисколько не трогала его. Он тихо постоял какое-то время, затем ускользнул и пошел бродить по широким улицам Трои. К нему подошла шлюха, худая женщина с желтыми волосами. Каллиадес позволил ей отвести себя в маленький дом, в котором воняло дешевыми духами. Словно во сне, он снял одежду и забрался к ней в постель. Она не сняла свой желтый хитон, просто подняла его, чтобы он мог войти в нее. В какой-то момент он прошептал:
— Пирия!
— Да, — ответила шлюха, — для тебя я Пирия.
Но это была не она, и Каллиадес опозорил себя тем, что расплакался. Он не плакал с тех пор, как был маленьким ребенком и сидел возле своей мертвой сестры. Тогда шлюха ушла от него, и он услышал, как она наливает вино. Молодой воин попытался остановить поток слез, но не знал как.
Потом шлюха склонилась над ним.
— Тебе пора идти, — сказала она. Отсутствие сострадания в ее голосе ранило его. Порывшись в кошельке, он достал несколько медных монет и бросил их на кровать. Затем он оделся и вышел на залитую солнцем улицу…
Каллиадес услышал чьи-то шаги. Он повернулся и увидел Гектора. Царевич держал в руках две чаши с разбавленным водой вином, одну из которых протянул Каллиадесу, прежде чем сесть рядом с ним.
— Холодная ночь, — сказал он. — Порой мне кажется, что лету нет места в этих горах. Словно скалы удерживают внутри себя зиму.
— После боя всегда кажется, что холодно, — вздохнул молодой воин. — Я не знаю, почему это так.
— Я тоже. Хотя порой кажется, что это естественно. Я так понимаю, что пленники-идонои ничего не рассказали?
— Нет. Но я этого и не ждал. Как только они поняли, что им не грозят пытки, храбрость снова к ним вернулась.
