— Мой друг, — ответил Треплос. — Хочу познакомить его с госпожой Грейлой.
Служанка покачала головой, потом ударила ножом по кипящему котлу, поставленному сверху. Раздался звонкий дребезжащий звук.
— Чего грохочешь? — послышался недовольный молодой голос. Светло-серая тряпка, висевшая на стене, дернулась, и из-за нее, лениво потягиваясь словно кот, вышел юноша, почти мальчик, в узенькой набедренной повязке.
Увидев Треплоса и Александра, он как-то вызывающе — противно улыбнулся и совсем по-женски тряхнул копной черных, курчавых волос.
— Меня кто-то звал?
— Сходи к госпоже и узнай, не проснулась ли она, — велела служанка, с трудом усаживаясь за столик.
— И что ей передать, если она уже не спит?
— Поэт принес платье и привел друга.
— Поэт? — встрепенулся Радир.
— Ты не узнал меня, мальчик? — улыбнулся Треплос.
— Ха! — всплеснул он руками. — Как тебя узнаешь? Настоящий келл! Парик, юбка и такой смуглый, симпатичный. Только глазки остались прежние, блудливые…
— Иди, иди, — прикрикнула Маки. — Потом будешь кокетничать.
Парнишка фыркнул и, пройдя по галерее, скрылся в низкой, широкой двери.
— Где тебя так изуродовали, поэт? — спросила женщина, вновь берясь за нож.
Треплос лукаво посмотрел на Алекса.
— Так незаметнее. Даже ты узнала не сразу.
— Еще бы! — фыркнула служанка. — Когда я увидела тебя в первый раз, ты был симпатичный либриец, а сейчас вылитый келл, коричневый, в юбке и парике. Как тут узнаешь?
Она засмеялась, а Алекс разглядел на её медной табличке цепочку либрийских букв. Очевидно, служанка была рабыней.
Ловко орудуя ножом, женщина мелко шинковала капусту, болтая с поэтом о всяких пустяках. Ссыпав нарезанное в высокую глиняную миску, она потянулась за новым вилком, но корзина стояла слишком далеко. Когда женщина, морщась, стала подниматься, Александр опередил ее.
— Этот подойдет? — спросил он, показывая удивленной рабыне большой крепкий вилок.
Служанка побледнела.
— Господин…
Алекс удивился.
— Другой подать?
Женщина кивнула.
— Поменьше.
— Вот, возьми.
— Благодарю, господин, — поклонилась служанка, а юноша поймал на себе удивленный взгляд Треплоса.
— Я не господин, — улыбнулся Александр. — Я простой матрос.
Служанка удивленно посмотрела на поэта.
— Мы вместе служим одному важному келлуанскому магу, — пояснил тот.
Женщина хмыкнула и одним движением рассекла вилок.
— Госпожа Грейла сейчас выйдет, — торжественно продекламировал появившийся из двери Радир и, подойдя к служанке, потерся щекой о ее плечо. — А мне нельзя пирожка, добрая Маки?
— Пока что нет, бездельник, — добродушно отмахнулась женщина, хлопнув мальца по тугой попке.
Тот томно вздохнул и подошел к Треплосу.
— Ну почему она меня не любит? Разве я не красив? Как думаешь, поэт?
Юноша пожал плечами и продекламировал:
Кто прекрасен — одно лишь нам радует зрение,
Кто ж хорош — сам собой и прекрасным покажется.
Вертлявый юнец не успел прокомментировать новый опус поэта. Дверь вновь скрипнула, пригнув голову с распущенными черными волосами, на галерею вышла… постаревшая и немного заспанная Анжелина Джоли!
— Тебя и в самом деле не узнать, поэт! — проговорила она мягким грудным голосом и плотнее запахнула длинный халат из полупрозрачного льняного полотна, под которым не было ничего кроме ее самой.
Алекс отвел глаза, а Треплос, резво вскочив, поклонился и словно фокусник кролика из шапки достал из сумки сверток.
— Возвращаю, прекраснейшая, твою собственность такой же чистой, какой я ее одел.
Госпожа Грейла засмеялась, принимая платье и парик.
— Значит, мне придется вернуть тебе браслет? — спросила она, с интересом глядя на Александра.
— Думаю, мы договоримся, прекраснейшая, — еще шире улыбнулся Треплос. — А сейчас позволь представить тебе моего друга Алекса. Я ему так расхваливал твоих красавиц, что он загорелся желанием посетить дом «Ночных звездочек».
— Ты купец? — мило улыбнулась женщина, разглядывая юношу, словно непонятный фрукт на базаре. Типа: что это такое, и главное, сколько это стоит?
— Нет, госпожа Грейла, — ответил тот, чуть склонившись в поклоне. — Я матрос.
Аккуратные брови то ли хозяйки, то ли управляющей борделем чуть дрогнули.
— Он не простой матрос, прекраснейшая, — промурлыкал его спутник. — Он очень богатый матрос.
— Вот как? — удивилась Грейла. — Это правда, или он преувеличивает как и все поэты?
— Если и преувеличивает, то не много, — Алекс взял себя в руки и так же мило улыбнулся, не спуская глаз с красивого лица женщины.
В уголках глаз уже проявились морщинки, кожа поблекла и не казалась упругой, шея одрябла, красивые глаза в окружении длинных ресниц смотрели холодно.
— Мой друг желал бы провести время с одной из твоих прекрасных девушек, — тихо проговорил Треплос. — После долгих месяцев в море он так стосковался по женской ласке…
— Милый друг, — женщина сузила глаза. — У меня не портовый бордель…
«Понятно, что не портовый, — про себя ухмыльнулся Александр. — Тут тебе не фастфут, не «Макдональдс», тут все эксклюзивное».
Повторив жест поэта, он сунул руку за пазуху и продемонстрировал на вытянутой руке витой браслет из тонкой золотой проволоки.
Глаза Грейлы вспыхнули, словно указатель в метро — «Проход разрешен».
С милой непринужденностью, она взяла золото.
— Думаю, мои девочки смогут оказать вам внимание.
— Я рад, — вернул ей улыбку Алекс.
— Но вы уйдете до наступления сумерек, — строго проговорила женщина. — Вечером у меня прием, на котором будут очень уважаемые люди.
— Конечно, госпожа! — вновь вступил в разговор Треплос.
— А ты, мой поэт? — обратилась к нему Грейла. — Тоже хочешь с кем-нибудь развлечься.
— Только с тобой, о прекраснейшая! — поклонился поэт, смахнув с головы парик. — Ибо ты, безусловно, самая яркая из ночных звезд.
Грейла звонко засмеялась, и тут Александр заметил, что в отличие от голливудской звезды у хозяйки нидосского борделя не хватает двух зубов.
— Ну, пойдем, не очень богатый матрос, — женщина протянула Алексу изящную маленькую руку с холеными пальцами и длинными, аккуратно подстриженными ногтями. — А ты, поэт, жди здесь. И сочини что-нибудь к моему возвращению.
— В тебе мое вдохновение! — вскричал Треплос.
— Я никак не могу определить, кто ты? — спросила Грейла, когда они вышли со двора. — У тебя радланский тип лица, но телосложением ты скорее ольвиец, и у тебя ольвийский меч. Вот только твой акцент не похож ни на один из тех, что я знаю.