Внезапно он ощутил прикосновение к магической ауре замка. Прикосновение было совсем легким, а опыт, который ставил Йонган, чрезвычайно важен, поэтому он не стал суетиться. Он закончит эксперимент, а затем выяснит, в чем дело. Скорее всего, пошаливает гость.
Этот человечек очень в себе уверен. Ну-ну. Йонган улыбнулся. Если это гость, он не станет поднимать шума, не будет ставить наглеца на место. Граф еще не решил, как поступить с гостем после того, как тот вернется из храма, — отнять приобретенный Дар и подчинить своей воле или все-таки отпустить свободным. Пока он склонялся к последнему варианту, но если гость настолько невежлив, что позволяет себе в чужом доме…
В силу своей природы он не умел пить знание, как вино или воду. Личного Советника у него тоже не было.
С другой стороны, Йонган мог делать то, чего не умели Уилар и Марта — например, высасывать вместе с кровью всю, даже самую глубинную, память из жертвы.
Ощущение, которое он испытал, когда ушел Гиллиом, было похоже на неожиданный удар под дых. Он отшатнулся от чана, сшиб рукой несколько склянок, стоявших на столе, в том числе — бутыль с киноварью, которую ему несколько лет тому назад доставил один путешественник с Востока. Он ощущал связь со своими Детьми, и теперь одна из струн, оборвавшись, больно ударила графа. Он мог общаться с Детьми на расстоянии, но сейчас, пытаясь соприкоснуться с ними, понял, что все попытки управлять ими будут бесполезны — все его Дети пребывали в диком бешенстве. Впрочем, и он сам — тоже. Гость решил нанести удар первым. Йонган бросился к лестнице, но, прежде чем он успел вступить на нее, ушла Найза, следом за ней Канье, и почти одновременно с ним — Джерхальт. Превращаясь в туман и ветер, граф устремился вниз. Гости предали его, отняли у него Детей… ну что ж. Колдуна он выпьет до дна, а девочку сделает своей Дочерью.
***
…Очертания предметов размывались, чей-то голос манил к себе, обещая открыть все на свете Тайны и чудеса. В разлитой в воздухе музыке появились какие-то тревожные нотки, когда Уилар, словно большая хищная птица, пронесся мимо Эльги. Рваный черный плащ вдруг удлинился, превратившись в шлейф из теней, изменились и очертания фигуры сквозь марево, которое закрыло мир, вырисовывались не человеческие, а скорее паучьи очертания. Длинные жгуты или гибкие когти, сквозь которые текла темнота, столкнулись с чем-то зыбким, неясным, но одновременно — столь же смертоносным. Эльга увидела странный клинок — полупризрачный, молочно-белый, очень тонкий и острый, он становился то прямым, то извивался, как плеть или молния. Воздух уже не пел визжал от боли: впервые Скайлагга встретилась с достойным противником. Волна энергии ударила Эльгу и сбила ее с ног. Она вжималась в стену, пыталась не смотреть на это — но не могла не смотреть. Реальность рвалась, как ветхое полотно. Что-то сдвинулось в ней, время остановилась, как тогда, в замке Джельсальтар, когда Сезат Сеот-ко читал свое Проклятье и она увидела уже не людей, даже не двух фантастических существ, являвшихся всего лишь зримыми выражениями колдовских обликов Йонгана и Уилара, а два сгустка силы, сцепившихся и рвущих друг друга. Это была совершенно немыслимая, невыносимая для восприятия битва. Эльга вскинула руки, пытаясь защититься, закрыться от этого зрелища — бесполезно: битву она видела не глазами. Эльга закричала и сжалась в комок. Ее крик раскатился в безвременье и продолжал, продолжал, продолжал звучать… Она думала, что сойдет с ума. Скорее всего, так бы и случилось — но бой закончился раньше.
Когда все смолкло, вещи вернулись на место, и благословленная тьма явилась вместо обнаженного, раздираемого на куски мира, Эльга медленно отняла руки от лица. Йонган, шатаясь, стоял посреди коридора. Посреди его груди красовалась дыра, в которую Эльга без труда могла бы просунуть голову. Легкие были вырваны вместе с лопатками и позвонками, вывороченные грудные кости торчали, истекая розоватой тягучей жидкостью. Затем Йонган упал и забился в судорогах.
Он умирал дольше и мучительнее, чем его дети, и его беззвучный эмпатический вой снова поставил Эльгу на грань безумия. Граф был мертв уже семьсот лет, и все, что осталось в конце концов от могущественного Йонгана Шабреза — немного праха, несколько костей и волшебный меч, тающий в воздухе.
Уилар медленно сползал на пол, оставляя на стене кровавый след. Эльга бросилась к нему, поддержала, помогая сесть на пол, а не упасть. Правый бок Уилара представлял бы собой ужасающее зрелище, если бы рану не скрывал камзол, но даже под тканью Эльга чувствовала, как кровь, пульсируя, выплескивается из раны.
— Боже мой!.. — Паника закончилась так же быстро, как началась. Надо немедленно останавливать кровотечение. Эльга оторвала рукав от платья, сложила в несколько раз, наложила на рану. Сосредоточилась. Внутреннее тепло, которого после боя с Канье у нее оставалось так мало, потекло через нее к Уилару. Почти сразу заныли пальцы от холода, закружилась голова…
Уилар открыл глаза.
— Было двое…
— Что?!.
— Шабрезы принесли двоих… — Чернокнижник с хрипом вдохнул воздух. — Надо найти… второго…
Цепляясь за стену, он начал подниматься на ноги.
Чуть было не упал, но сумел устоять. Сделал первый шаг. Эльга попыталась помочь ему, но Уилар грубо оттолкнул ее. Оперся на Скайлаггу. Сделал еще один шаг.
Она не пошла за ним и больше не предлагала свою помощь. Она вдруг поняла, кого и зачем он ищет. Где то здесь, в подвале одной из башен, был заперт старик, которого Шабрезы оставили для праздничного пира. Женщину они съели буквально у Эльги на глазах, а старика — оставили.
Помочь Уилару — значит принять участие в убийстве совершенно невинного человека. Помочь старику — значит подписать смертный приговор Уилару. Еще неизвестно, сумеет ли он сам добраться до подвала. Эльга думала недолго. Уилар был ей ближе, чем незнакомец. Он был чудовищем, пожалуй даже, он был худшим из всех чудовищ, даже хуже Шабрезов, но он уже несколько раз спасал ей жизнь. Она не знала, чем он руководствовался при этом — прихотью или имел на нее какие-то свои виды, но все это было совершенно неважно. Она должна была помочь ему и взять на себя ответственность за убийство ни в чем не повинного человека. Но она не могла. Она физически не могла сдвинуться с места. Не могла убить невинного, даже смирившись с мыслью, что сделать это необходимо. Она стояла неподвижно, и только слезы текли у нее по щекам. Мир смазался и превратился в размытые разноцветные пятна, среди которых затерялась, а затем растаяла фигура Уилара — бесформенное черное пятно, ползущее по лезвию острого, как бритва, моста.
