— Как ты мог, Кейт? — произнесла она почти шёпотом, но с такой невыразимой мукой, что он готов был тотчас умереть, лишь бы не причинять ей больше страданий. — Как же ты мог?… Ведь ты говорил, что любишь меня. А я… Неужели ты не видел, что я тоже люблю тебя? Неужели ты был так слеп?… Что ты наделал, Кейт?! Что ты наделал… — И она заплакала.
Этого Кейт выдержать не мог. Он упал на колени, обхватил её ноги и зарылся лицом в пышных складках её платья.
— Прости, Марика. Прости, родная. Пожалуйста, не плач…
Понемногу Марика успокоилась. Кейт продолжал стоять на коленях, обнимая её ноги. Он ни о чём не думал. Думать было слишком больно.
— Почему? — спросила она, всхлипывая. — Почему именно Джейн. Ты так сильно хотел досадить мне, что вступил в порочную связь с собственной сестрой?
— Нет, Марика, я и не думал досаждать тебе. Просто… — Соблазн преложить бóльшую часть вины на Джейн был очень велик (тем более что это не было бы ложью), но Кейт сразу отмёл эту мысль, как недостойную. — Просто так получилось. Уже на третий день мы оба поняли, хоть и не отдавали себе в том отчёт, что стали пленниками этого мира, что нам уже нет пути назад. Мы были так одиноки, так беззащитны, у нас никого, кроме друг друга, не было. Мы искали отраду нашему одиночеству — и нашли её в любви, пусть и греховной… Впрочем, я не оправдываюсь. Просто объясняю, как это случилось.
Кейт ещё крепче обнял её ноги. Марика не возражала и даже положила руки ему на голову и принялась гладить его волосы.
— Ты не одинок, Кейт, — сказала она. — И Джейн не одинока. Здесь у вас есть друзья, их куда больше, чем вы думаете. А у тебя, к тому же, есть я — не только друг, но и любимая.
Кейт застонал:
— Пожалуйста, Марика, не мучь меня. Мы оба прекрасно понимаем, что нам не быть вместе. Между нами — целая пропасть. Ты — принцесса, сестра князя, будущего императора. А я… я — никто. Просто ирландский выскочка. Лучше оставь нас с Джейн в покое, сделай вид, что поверила в нашу историю. Пусть мы грешим, пусть губим свои души — но это наши души. Какое тебе до нас дело?
— Большое, Кейт, очень большое. Я не могу уступить тебя Джейн — и прежде всего потому, что сама люблю тебя. Ты нужен мне, очень нужен. Только ты один.
— Ах, Марика!..
Она опустила руки ему на плечи.
— Встань, Кейт.
Он послушно поднялся с колен. Страстно глядя ему в глаза, Марика нежно провела пальцами по его лицу, затем обвила руками его шею и, встав на цыпочки, потянулась губами к его губам. Кейт был не в силах сопротивляться, он обнял её за талию и приник к её сладким, таким желанным губам.
Целовалась Марика умело, но в её поцелуе не было той искушённости, которая выдаёт богатый опыт. При всей своей умелости, это всё же был поцелуй невинной и неопытной девушки. Кейт был растроган до глубины души.
— Ты любишь меня? — спросила она после долгого поцелуя.
— Да, милая, люблю.
— Больше чем Джейн?
Он погладил её мягкие шелковистые волосы и честно сказал:
— Не знаю. Я люблю вас обеих.
— Но ты не можешь любить Джейн как женщину. Ведь она твоя родная сестра.
— Я знаю это… но всё равно люблю.
Марика всем телом прижалась к нему.
— Это греховная любовь.
— Я понимаю.
— Ты должен вырвать её из своего сердца.
Кейт промолчал, едва сдерживаясь, чтобы не застонать.
Спустя некоторое время Марика спросила:
— Если бы наш брак был возможен, ты бы отказался от Джейн?
— Да, — ответил он, а про себя добавил: «Ах, если бы это было возможно! Тогда бы я знал, которой из вас двоих отдать предпочтение…»
— И ты готов ради меня умереть?
Вопрос был крайне провокационный и даже бестактный, но Кейт, не задумываясь, сказал:
— Да.
— Что ж, хорошо.
Марика отстранилась от него, взяла со стола серебряный подсвечник с горящей свечёй и обошла комнату, задувая остальные свечи.
— Пойдём, — произнесла она и направилась к двери, но не к той, через которую они вошли и в которую вышли Джейн с Марчией.
Ничего не спрашивая, Кейт последовал за ней.
Соседняя комната оказалась спальней. Весь пол в ней был устлан медвежьими шкурами, стены были обиты шёлком и бархатом, посреди комнаты стояла огромная кровать с роскошным балдахином, занавешенная со всех сторон тонкой полупрозрачной тканью.
Марика плотно закрыла дверь, задвинула засов и поставила подсвечник на ближайшую тумбу. Кейт заметил, что она вся дрожит. Он подошёл к ней и нежно взял её за руку.
— Что ты задумала, Марика?
Она застенчиво взглянула на него:
— Разве ты не догадываешься?
— Догадываюсь, но… Так нельзя, милая. Это неправильно.
— Я знаю, что неправильно. В нашем мире порядочные девушки делают это лишь после свадьбы. Но если сейчас мы проведём ночь вместе, у Стэна не останется выбора: он будет вынужден либо согласиться на наш брак, либо убить тебя.
— Тогда я считай что покойник.
— Нет, я серьёзно, Кейт, — с жаром проговорила Марика. — Очень серьёзно. Ты просто не знаешь моего брата. Не знаешь, как он ревнует меня. Поэтому я спрашивала, готов ли ты ради меня умереть. Согласен ли ты поставить на кон свою жизнь, чтобы добиться моей руки? Я не шучу, совсем не шучу.
Кейт посмотрел ей в глаза и понял, что Марика действительно не шутит. А ещё он понял, что, сказав сейчас «нет», он навсегда потеряет её любовь. Кейт давно смирился с тем, что им не суждено быть вместе; его уязвлённое самолюбие и отвергнутую любовь утешало лишь одно-единственное — осознание того факта, что Марика тоже любит его. Он слишком дорожил этой любовью, чтобы смириться с её потерей. Пусть это была жестокая, эгоистичная любовь принцессы, требующая беззаветного служения и постоянных жертвоприношений, пусть это была любовь, больше похожая на пытку, чем на нежную страсть, — но это была та самая любовь, о которой он мечтал всегда. Такая любовь бывает лишь раз в жизни — и за неё не грех отдать жизнь…
И Марика… У Кейта было много женщин, но ещё ни одну из них он не хотел так, как хотел её. Кейт хотел Марику страстно, неистово, он готов был продать душу дьяволу, лишь бы быть с ней до конца своих дней. И не важно, когда этот конец настанет — завтра или через несколько десятилетий. Даже за одну ночь с Марикой можно отдать жизнь…
И Джейн… Кейт любил её самой нежной, самой преданной любовью, но любил в ней прежде всего сестру, и их связь тяготила его. Он знал, что грешит, понимал всю тяжесть своего греха — но ничего не мог поделать с собой. Только любовь Марики могла излечить его от этой губительной страсти. А ради этого стоило рискнуть жизнью…
