С этого момента кое-что в характере и рассказе Никомеда стало мне понятнее.
— Как получилось, что современное человечество даже не подозревает о вас?
— А вы вообще много о чем не подозреваете. В основном потому, что сами никому особо не интересны. Но, в качестве формальной причины, можно упомянуть, что изменение генома — это не механический процесс. Мы прошли через всеобъемлющую трансформу и обрели тело из качественно другой материальности. Как ты думаешь, для чего ты прошел соответствующий ритуал на вершине пирамиды вместо того, чтобы просто спуститься этажом ниже? Без подготовки человек не смог бы заметить меня, даже если бы прорубил ход внутрь кургана и залез в бассейн. Ты сейчас находишься в измененном состоянии сознания, благодаря чему и возможен разговор.
— А чем вы занимаетесь там, на глубине? По крайней мере из того, что мы, люди, способны понять.
— В физическом мире отражаются некоторые результаты нашей деятельности. Например, мы выводим полезные для океана организмы — правда, ваши ученые, извлеки они наших питомцев из недоступных людям глубин, не смогли бы определить, нашли они растения или животных… Еще мы гасим океанотрясения, без чего ни одна цивилизация на суше не успела бы развиться из-за стихийных бедствий, и поддерживаем благоприятную для развития на земле органической жизни температуру океана. Вы нашу работу не замечаете. Вам кажется, что все это происходит само собой, в силу внутренне свойственных природе законов.
— А тебе нужна подготовка для общения с людьми?
— Нужна. Это моя профессия. Я же сказал, что работаю наблюдателем околоземных вод. Эта пирамида, которую невежественные люди принимают за гору, специально оборудована для перехода людей-рыб в физический мир. Мы сотрудничали с некоторыми из древних, по вашим меркам, цивилизаций. Например, в Междуречье. Там нас принимали за богов.
— В чем цель ваших контактов с людьми?
Никомед пожал плечами.
— Ты еще спроси: зачем бог создал мир? Ну вот, например, я — ученый. Стало быть, цели — исследовательские. Бывает интересно.
Я задумался. На мой вкус, для одного разговора информации набралось достаточно. Я решил напоследок спросить о будущем, но трудно сформулировать фразу о том, чего не знаешь, и я говорю:
— Никомед, на что посоветуешь обратить внимание по жизни?
Человек-акула покосился на меня с любопытством.
— Ваша цивилизация так же, как и наша когда-то, находится сейчас на краю гибели. Ты должен понять, что вам предстоит сделать решающий выбор. В память о встрече я оставлю тебе одну вещь.
Тут он опустил руки в воду, между его ладонями пробежала вспышка, и через мгновение он протянул мне небольшую табличку из металла, которого я никогда не видел, и с непонятным способом нанесенными изображениями: птица, какие не встречаются в природе, с крыльями и хвостом, похожими на следы от комет, и длинной изогнутой шеей; огромный дворец, плавающий в небе среди звезд; и шар планеты, с океанами и материками, а над ним — как будто изогнутая сабля, мелькнувшая мимо. Табличка светится серебристым светом с лиловыми и малиновыми разводами — страшно в руки взять, а рисунки горят, как расплавленное золото.
Человек-акула спрашивает:
— Ты понял?
Я, если честно, понял только, что мне надо над чем-то серьезно подумать, но киваю молча. Никомед взглянул на Белю, она кивнула, я по общему примеру снял маску и вдруг снова почувствовал, словно меня куда-то уносит поток воды. А потом внутренний зал пирамиды исчез, и — раз! — я выныриваю в каком-то водоеме, а вокруг — вечернее небо, деревья темные и гора. Я понял, что оказался у подножия кургана, с вершины которого началось мероприятие. Неподалеку вынырнула Беля и кричит мне:
— Ну как?
Я хотел помахать рукой в смысле: все в порядке, и заметил, что держу ту самую табличку. Насчет ее значения — ума не приложу, но она и сейчас здесь со мной, в палатке, могу показать…
(Александр Геништа) — У меня какие-то сумбурные воспоминания. Беля сказала, что я бестолковый (смеется).
(Стас Ладшев) — Ну, все-таки?
— Началось все с того, что Беля раскапризничалась и говорит: пусть в город кто-нибудь поедет! Поискала взглядом и на меня показывает: вот ты езжай! Я говорю: зачем, Беля? А она заявляет, как будто первое, что на язык пришло: яблок мне привезешь! Я думаю: где я их буду искать? — но говорю: ладно… А она: и платье — такое, чтоб мне подошло! Я думаю: ничего себе, но говорю: поищу… А она: и почитать что-нибудь! Я говорю: в какую сторону хоть ехать-то? А она: езжай, езжай в любую, рано или поздно обязательно куда-нибудь приедешь!
С тем и отправился. И вот, вечереет, кругом — одни горы. А я то чуть на повороте в обрыв не слетел, то чуть в дерево не въехал, то вдруг руль слишком сильно выворачиваю, то как-то незаметно для себя скорость прибавляю. Сначала думал — случайно, потом — что от усталости. Но постепенно начинаю понимать, что машиной кроме меня управляет кто-то еще. И как только я начал за своим вождением пристально следить, чтобы эту постороннюю силу вычислить, она проявилась по полной программе. Короче, машину я еле остановил: то ее вперед бросало на несколько метров, то есть буквально по воздуху, то крутило во все стороны, то раскачивало. Съехал я кое-как на обочину, вывалился на землю и ну бежать, пока меня вместе с транспортом не прихлопнуло. А темно уже, не видно ничего. Пытаюсь я оглядеться, и вдруг — как будто мне вспоминается, что Беля перед отъездом сказала: ты, если будет трудно, из травы, которую я тебе дам, костер разведи! Лезу в сумку — а там, правда, моток сухой травы. И я костер разжег.
Поначалу вроде казалось: лучше стало. Никаких подозрительных явлений. Я в костер веток накидал и думаю: надо, выходит, ждать до утра. Вдруг слышу: шаги неподалеку. Сначала решил — показалось, потом — что габбро. А потом уже слышу топот со всех сторон, и так близко, что не может их быть не видно! Тут я понимаю, что тени вокруг какие-то уж слишком подвижные и густые. Немедленно вываливается из темноты бесформенная черная сущность и сопит, как медведь. Че ты ржешь? Это сейчас смешно рассказывать, а тогда я чуть седой не сделался!.. Толпятся, стало быть, вокруг меня чрезвычайно увесистые тени, толкаются и лезут к костру. Хватит ржать!
— Продолжай, продолжай…
— У меня возникла устойчивая уверенность, что им нужно задушить сначала огонь, а потом — меня. И вдруг я как будто вспоминаю, как Беля мне напоследок говорит: если увидишь тени какие-то странные, брось в них что-нибудь из огня — головешку или веточку. Я выхватил из костра горящую ветку и ткнул в одну тварь — все как вспыхнет! Как будто огненный столб передо мной появился! А другая тень совершенно отчетливо начинает выкручивать мне руки. Я развернулся, сунул в нее ветку — опять огненный столб передо мной! Тут уж остальные навалились и давай меня хватать. Я упал, дополз до костра и стал голыми руками угли разбрасывать. Как будто метеоритный дождь начался! Загорелось все, заблестело, огненные столбы вокруг мечутся и гудят. Я думаю: все, конец, сейчас попаду под один такой — только пепел останется. И вдруг вспоминаю слова Бели: а если совсем плохо станет, ты прыгни сам в огонь! Оборачиваюсь, а вместо костра — стена от горизонта до горизонта, высотой до неба, вся шевелится и переливается рыжим! Я взял и в нее прыгнул.
