— Посмотри, он сейчас просто взорвется. Ему надо помочь, — сказала ей Ян. — Так, как я тебе рассказывала.
Девушка, смущенно улыбаясь, опустилась перед молодым человеком на колени, обняла его за бедра и начала медленно приближать к нему голову, украшенную белыми цветами. Юноша закрыл глаза и обнял ее затылок. Не сводя с них глаз, мы с Ян потянулись друг к другу.
Лодка с письмом прибыла неожиданно. В футляре, залитом пчелиным воском, оно после долгих месяцев путешествий по морям выглядело так, будто только что было написано под цветущим урюком в нашем внутреннем саду.
— Меня просили передать, что корабль с подарками следует сразу же за мной, — сказал посыльный от Амихрамана.
«Дорогой брат, — начиналось письмо; родные согдийские буквы были выведены искусной и хорошо мне знакомой рукой, — все эти долгие месяцы я отказывался лить по тебе слезы, потому что знал: так просто себя убить ты не дашь. Не может исчезнуть без следа человек, даровавший своему городу счастье, о котором город даже не узнает. Но не удивлюсь, если скоро о тебе появятся новые песни — Самарканду скучно без них. И спешу сообщить, что все наши родные и друзья знают, что ты жив, и шлют тебе благословения».
Долгий список знакомых и друзей, которые были живы и отлично себя чувствовали, звучал как музыка. Так же как и дальнейший абзац: «Ты всегда был вежливым старшим братишкой, мог бы и не спрашивать, отдыхать тебе или нет. Что касается денег, о которых ты пишешь с обычной твоей обходительностью, то ты и без меня знаешь, что это твои деньги. И — если всего того, что ты уже сделал для нашей с тобой семьи, города и страны, было бы мало, — я могу сообщить тебе о результатах продаж последних партий шелка, которые ты успел вывезти из империи».
Тут последовали цифры, от которых у меня полезли глаза на лоб. Они попросту означали, что дом Маниаха мог теперь купить уже не половину Самарканда, а большую его часть.
«Построй себе, наконец, хороший дом, какой понравится, — продолжал брат. — Я искренне надеюсь, что наш общий смуглый друг недолго размышлял над тем, давать ли тебе на это достаточно твоих же денег. Но если тебя все же мучают угрызения совести насчет неожиданных расходов в новом для торгового дома городе, то вот что я тебе расскажу. Ювелиры нашей семьи, увидев присланные тобой камни, огранили первый из них и чуть не подняли меня с постели ночью. Потому что легенды о чистых, прозрачных сапфирах племен Мянь и Дай до них доходили, но до сей поры ни одного такого камня в наших краях не видел никто. Говорят лишь, что несколько таких камней можно найти у властителей Кашмира, — но чего только о них не говорят».
Я сделал паузу, вспомнив тусклые обломки в руках возрожденного мной к жизни человечка, и улыбнулся.
«И догадайся сам, чью чалму теперь украшает самый большой из присланных тобой сапфиров в любимом всеми нами Круглом городе.
Итак, ты прислал мне камни (тут я понял, что брат хорошо усвоил мой сигнал и сейчас мне надо читать внимательнее). В ответ посылаю тебе подарок, который делаю для того, чтобы всем было ясно, кто хозяин в твоем новом доме» (тут я покрутил головой по сторонам — никакого подарка не было видно).
«Я внимательно изучил последний денежный баланс, присланный мне знакомым тебе смуглым юношей, вместе с его списком ваших расценок на многие вещи, типа найма людей и закупки бревен. Могу тебе сказать, что половины того мешочка хватит на самый роскошный дом во всем вашем речном городе. Так что попытайся поискать, не валяются ли еще на ваших дорогах подобные камни, а также какой-нибудь интересный хлопок с Южных островов. А когда построишь себе дом, не пожалей месяца или двух с кисточкой и бумагой, чтобы рассказать мне уже полностью о том, как ты добрался до него».
Я вздохнул и оглядел реку. По ней быстро приближалась персидская барка, на которых тут возят по воде грузы. Вот барка прикоснулась бортом к моей пристани, а дальше… дальше это было как сон: с нее начали прыгать на берег невысокие, подтянутые люди одного возраста со странно развинченными движениями, родными, смуглыми, лишенными выражения носатыми лицами и бритыми головами. У меня перехватило горло.
Я понял, о каком подарке говорило письмо: брат прислал мне «невидимок». Негласный спор о том, кто главный согдиец в Гуанчжоу, был закончен.
И только после долгих спокойных разговоров с жадно глотающими на здешней жаре пиво милыми соотечественниками я вернулся, наконец, к действительности — и увидел, что над главным входом в наш дом и сад группа полуголых жилистых варваров из племени мань, вооружившись веревками, поднимает новенькую, только что изготовленную доску из черного камня, украшенную позолоченными иероглифами.
То был не классический, официальный квадратный стиль писцов династии Тан — доска была явно скопирована с бумажного свитка, по которому прошлась летящая кисть одной из просвещеннейших женщин империи, Ян по имени Яшмовый браслетик.
Я долго щурился, закидывая голову и пытаясь разобрать, что же исполнено ее рукой в стиле «спутанная трава». А когда разобрал, то чуть не упал в зеленоватую непрозрачную воду у самой пристани.
Над воротами моего дома красовалась надпись: «САД НАСЛАЖДЕНИЙ ЯН ГУЙФЭЙ».
В моей долгой повести пора, наконец, поставить точку, но я просто не знаю, как это сделать — потому что в самой жизни я этой точки не вижу и, надеюсь, мои глаза увидят ее лишь в самое последнее мгновение, и никто не успеет заметить в них страх.
Даже мертвые никуда не уходят, пока они остаются в нашей памяти,- а я до сих пор ясно вижу лица героев этой повести моей жизни. Зарезанный Рокшан, чьего настоящего имени в империи так никто и не знает — он остался Ань Лушанем. Застреленный господин Чжоу, который играл в го на слишком многих досках. Но, впрочем, большинство из них живы. Действительно, видимо, ставший бессмертным Светлый император так и обитает в своих павильонах в углу столичного дворца. Молодой император и его непобедимая супруга все еще воюют на неспокойном севере. Не знаю, в военном или гражданском облачении, но где-то служит, наверное, храбрый Цзя Дань. Отдыхает в своем самаркандском домике мудрый Юкук. Я думаю о них, я помню их всех.
И только одного человека я не то чтобы не вспоминал — скорее изо всех сил старался забыть. Но он мне этого не позволил.
Дело было жарким вечером, когда я вернулся домой после бурного разговора на лежанках у Сангака о странных и очень неплохо вооруженных людях, засевших на острове Хайнань всего в нескольких днях пути от устья Жемчужной реки. Я слушал одно за другим донесения, что возглавляющий этих ребят некий Фэн Жофан-на самом деле перс, то есть настоящий мореход. А также, что его окружает целая толпа персидских и других рабов, что на его грандиозных пирах жгут только чистый ладан, который стоит целое состояние. А также мнение Амихрамана, что просто нельзя позволить, чтобы теперь уже новые наши торговые пути на Запад контролировала какая-то банда пиратов неизвестной численности, руководимая неизвестно кем, имеющим неизвестные намерения. Нужно послать кого-то на остров с визитом вежливости (монаха? покупателя рабов? продавца благовоний?), а затем, кто знает, и снарядить туда хорошо вооруженный отряд, говорил он. Сангак молчал, но с сомнением крутил мощной головой.
