Ворот расстегнут, а платок сбился набок.
— Полагаете, ей всю оставшуюся жизнь прятаться надо? — Райдо раздражен. Странное дело, Ийлэ не видит его, и голос звучит ровно, спокойно, но она все равно знает — раздражен.
И быть может, на щеках вновь живое железо проступит.
Она бы вытерла.
Живое железо — это хороший предлог прикоснуться.
Как вышло, что прикосновения эти нужны не только ему? Да и нужны ли ему вовсе?
— Полагаю, — в тон Райдо ответил шериф, — что вашими усилиями эта оставшаяся жизнь может быть… очень короткой. И охрана вам не поможет.
Молчание.
Зачем Райдо здесь? О Дайне узнать? Он мог бы письмом обойтись… и смешно надеяться, что шериф расскажет ему…
— Вы ведь не за этим пришли, верно?
— Дайна.
— Дайна… — шериф произнес это имя странным тоном, в котором почудилось… брезгливость? — Дайна… неприятное происшествие… очень неприятное, но увы, случается…
— Вы нашли, кто ее убил?
— Нет. Но вы не волнуйтесь, больше вашего паренька не обвиняют. Не в убийстве.
— А в чем обвиняют?
— В попытке совращения невинной девицы. У нас городок маленький, слухи ходят, бродят… обрастают ненужными подробностями… а парни ныне вспыльчивые. Тем более сейчас.
— То есть?
Ийлэ мысленно присоединилась к вопросу.
— Зима, — сказал шериф так, будто бы это что-то объясняла. — Развлечений никаких. Сидят по кабакам. Отдыхают. Разговоры разговаривают. А за разговорами и элем, мало ли какая дурная мысль в горячие головы взбредет… как бы не решили вашего паренька поучить…
— Нат сможет за себя постоять.
Ийлэ кивнула, не для Райдо, для медведя, который наблюдал за ней глазами-пуговками, внимательно так… медведи — звери опасные, никогда не знаешь, что у них на уме.
— Так-то оно так, — шериф по-прежнему говорил медленно, растягивая каждое слово, и в этой его манере Ийлэ виделась не то усталость, не то сонливость, но всяко — равнодушие, что к Натовой судьбе, что к тем беспечным людям, которым вздумается Ната поучить. — Но пьяные драки — дело такое… непредсказуемое… поначалу кулаки, а там кто себя зело обиженным посчитает, то и за нож схватятся… или за самострел… или еще какую пакость.
— Я понял.
— От и ладно, что поняли. Мое дело маленькое, предупредить смертоубийство. А то потом расследование, отчеты… чтоб вы знали, как я эти отчеты писать ненавижу.
Наверняка, улыбнулся.
Он всегда улыбался широко, не боясь показывать зубы, хотя зубы эти и были нехороши: кривоватые, желтоватые из-за пристрастия к табаку. Однако улыбка получалась хорошей.
Этой улыбке люди верили.
Дураки какие.
— Так все-таки, что с Дайной?
— Ничего, — возвращаться к этой теме шерифу явно не хотелось. — Убийство. Ограбление. Точнее, ограбление, а потом убийство… небось, добычу не поделили.
Райдо молчал.
— Не знаю, в курсе ли вы, но Дайна подворовывала. В свое время она прилично из дома вынесла… часы там, столовое серебро… скатерочки нашли… платочки с монограммами… и платьев целый шкаф… забирать будете?
— Буду.
— От и ладно… от и хорошо… по мелочи кое-что нашли, но это так… думаю, она и ныне не брезговала. Вы уж простите старика за откровенность, но вы не больно-то хозяйством занимались. Я и сам такой. Блюдечки-ложечки… супружница всем этим добром ведает, а я, коль пропадет ненароком, то и не замечу.
Шериф громко вздохнул и повторил, точно Райдо не понял бы без этого повторения:
— Воровала она у вас. А наворованное кому-то да сносила… на платьях вон пуговицы срезаны, кружево, которое получше, тоже сняли… и вещицы в ее норе самые простые остались. Куда подевалось прочее?
— Понятия не имею.
— Вот и я не имею.
Скрипнули доски, и шериф заговорил иным, деловитым, тоном.
— Очевидно, что Дайна действовала не одна. Вы ее уволили, а значит, путь в поместье был закрыт. Она не могла не понимать этого, как и того, что должна воспользоваться последней возможностью. Вы же не проверяли ее вещи?
— Нет, — вынужден был признать Райдо. Ийлэ вновь поняла, что разговор этот ему не нравится.
— Жаль. Думаю, нашли бы много интересного…
— В доме не осталось ничего ценного.
— Это вам так кажется. У вас о ценном иные представления…
— Ваша правда. Иные.
— А вот Дайна… цепочка для часов… сами часы… табакерки, помнится, в доме имелась неплохая коллекция… серебряные фигурки. Чарочки с аметистами. Веера. И лопаточки для книг из библиотеки. Чернильницы. Перья.
— Я понял.
— Я рад. Мелочи, конечно, но в конечном итоге эти мелочи потянут на приличную сумму… а если добавить, что ныне альвийская работа в особой цене…
Деньги.
Он говорит о деньгах, а Ийлэ… она ведь помнит те самые чарочки с аметистами, которые отец выставил в Охотничьей гостиной. Ему они не нравились, грубоваты, простоваты, но по характеру вполне вписывались в интерьеры гостиной.
А веера мама хранила в специальном ящике комода.
Лопаточки для книг… Ийлэ любила касаться страниц пальцами, но если книга старая…
…мама собирала фигурки из бисквита.
…а отец — цепочки для часов, и коллекция его, надо полагать, исчезла. Райдо и вправду не заметил бы исчезновения. Как можно заметить пропажу вещи, о существования которой не имеешь представления?
— Полагаю, увольнение Дайны разозлила ее сообщника. А может, Дайна просто перестала быть нужна? Зачем делиться выручкой, если можно просто избавиться от подельницы. И вот…
— И вот, — странным голосом повторил Райдо.
— И вот, — прошептала Ийлэ на бархатистое медвежье ухо.
Специалист из конторы Аврешена оказался человеком молодым, но чрезмерно серьезным, словно за серьезностью этой он пытался скрыть неподобающе юный для столь ответственной должности, возраст.
Он хмурился.
И белесые брови сходились над переносицей. Он поджимал губы, и реденькая щетка усов топорщилась, топорщились и бачки, тоже реденькие, глядевшиеся чуждо, будто бы наклеенными. Специалист рядился в мышастый костюм и галстук повязывал черный, скучный, а в узел его втыкал булавку с платиновой цепочкой и подковкой-брелоком.
На удачу, стало быть.
Он трогал эту подковку, и хмурился сильней.
— Смею надеяться, — произнес он, окинув Райдо настороженным взглядом, — ваши документы… в порядке?
Голос его все-таки подвел, дрогнул.
— В порядке, — заверил Райдо, с трудом сдерживаясь от смеха.
Первый выезд, как-никак.
И парень отчаянно боится совершить ошибку.
