Он обернулся и увидел женщину потрясающей красоты. От ее бешеной ярости замирало сердце.
— НУ ДАВАЙТЕ, МУДОФЕЛЫ,— кричала она.— ДАВАЙТЕ—ДАВАЙТЕ. ТОЛЬКО ПОПРОБУЙТЕ К НИМ ПОДПОЛЗТИ! Я ВАМ ТАК СТРЕЛЬНУ, ЧТО ПУЧЕГЛАЗЫЕ ВАШИ ЗЕНКИ ПОВЫЛЕТЯТ ЧЕРЕЗ ЗАДНИЦУ!
Она разнесла на куски и третьего омара, который проворно подбирался к расставленным ногам Эдди, желая не только им подзакусить, но заодно и лишить его мужского достоинства. Омара смело, как фишку для блошек.
Роланд давно уже подозревал, что эти твари наделены зачатками интеллекта, теперь его подозрения подтвердились.
Остальные омары поспешили отступить.
Очередной выстрел не получился, вышла осечка, но зато следующим она разнесла на куски еще одного из ретирующихся чудищ.
Остальные еще быстрей припустили к воде. Похоже, у них пропал аппетит.
А Эдди тем временем задыхался.
Роланд пытался как-то ослабить веревку, глубоко врезавшуюся в шею Эдди. Багровое его лицо постепенно чернело. Он еще боролся, но все слабее и слабее.
Но тут руки Роланда оттолкнули руки, которые посильнее.
— Я сама о нем позабочусь.
В руке у него был нож… его нож.
О чем позаботишься?— подумал Роланд, уже теряя сознание. —О чем ты сейчас позаботишься, когда мы оба у тебя в руках?
— Кто ты? — успел еще выдавить он, погружаясь во тьму, что чернее, чем ночь.
— Я — это как бы трое, — услышал он ее голос, как будто он долетал до него с края глубокого колодца, куда он падал. — Я не одна, а три женщины. Та, кем я была сначала. Та, кто не имела права быть, но была. И та, кого ты спас. Спасибо тебе, стрелок.
Она поцеловала его, он еще это почувствовал, а потом надолго уже погрузился во тьму, где не было никаких чувств.
1
В первый раз за столь долгое время — за тысячу лет, как показалось Роланду — он не думал о Темной Башне. Он думал только об олене, который спустился к озерцу на лесной поляне.
Держа револьвер в левой руке, он прицелился из-за ствола упавшего дерева.
Мясо,— подумал он и, когда рот наполнился теплой слюной, выстрелил.
Промазал,— подумал он в следующую долю секунды.— Все пропало… все мое мастерство пропало…
Олень упал замертво у самой кромки воды.
Скоро он вновь преисполнится устремлением к Башне, но пока что он просто благословлял всех богов за то, что рука у него по-прежнему тверда, а глаз верен, и продолжал думать о мясе, о мясе, о мясе. Стрелок убрал револьвер в кобуру — он носил теперь только один револьвер — и перелез через поваленный ствол, за которым он прятался с середины дня и до самых сумерек и терпеливо ждал, когда какое-нибудь крупное животное, достаточное крупное, чтобы его можно съесть, подойдет к водопою.
Мне, кажется, лучше, подумал он с некоторым изумлением, вынимая нож. Кажется, мне действительно лучше.
Он не видел, что за спиной у него стоит черноглазая женщина, и наблюдает за ним, и взгляд у нее оценивающий.
2
В течение шести дней после последнего столкновения на узеньком клинышке, там, где кончается пляж, ели одно только мясо омаров и пили лишь солоноватую воду из ручейков, стекающих в море. Роланд почти ничего не помнил об этих днях: он непрестанно бредил. Иногда он называл Эдди Аленом, иногда — Катбертом, а женщину он называл только Сьюзан.
Но жар у стрелка постепенно спадал, и они потихонечку двинулись в путь по предгориям. Дорога была нелегкой. Иной раз [Эдди] толкал коляску, в которой сидела женщина, а иной раз в коляску садился Роланд и катил ее сам, и тогда Эдди нес женщину на закорках, а она обхватывала его руками за шею. В иных местах было никак не проехать, и это существенно замедляло их переход. Роланд понимал, как измотался Эдди. Понимала это и женщина, но сам Эдди не пожаловался ни разу.
Еды у них было достаточно. В те дни, когда Роланд пребывал между жизнью и смертью, сгорая в мучительной лихорадке, когда у него все кружилось перед глазами, а сам он бредил о временах, что давно миновали, и поносил каких-то людей, которых давно уже нет в живых, Эдди и женщина регулярно охотились на омаров. Мало-помалу омары сообразили, что надо держаться подальше от этого берега, но к тому времени у них уже был неплохой запас мяса. Когда же они добрались до тех мест, где росла трава, все трое жадно набросились на нее. Они изголодались по свежей зелени, любой зелени. И постепенно язвочки на коже у них затянулись. Одни травы горчили, другие на вкус были сладкими, но они ели все подряд… кроме одной.
Однажды стрелок очнулся от тяжелой дремы и увидел, что женщина держит в руках пучок травы, хорошо ему знакомой.
— Нет! Только не эту! — прохрипел он. — Эту нельзя! Никогда ее не срывай. Запомни ее хорошенько и никогда больше не рви!
Она пристально на него посмотрела и выбросила траву, не попросив никаких объяснений.
Стрелок немного расслабился, но противный холодок при мысли о том, как близко была опасность, не прошел так скоро. Есть травы, которые могут убить, но трава, которую сорвала эта женщина, обрекла бы ее проклятию. Бес-трава.
Из-за «Кефлекса» у Роланда начались проблемы с кишечником, и он знал, что Эдди это тревожит, но все наладилось, когда они стали есть травы.
Наконец они добрались до настоящих лесов, и грохот морского прибоя превратился уже в глухой гул и доносился до них теперь только тогда, когда ветер дул с той стороны.
И теперь еще… мясо.
3
Стрелок подошел к оленю и попробовал выпотрошить его, зажав нож между мизинцем и безымянным пальцем правой руки. Ничего у него не вышло. Пальцы еще не набрали силу. Переложив нож в левую — не такую ловкую — руку, он кое-как исхитрился вспороть оленю брюхо. Из-под ножа брызнула горячая кровь. Так и надо: если ее не выпустить сразу, то она свернется и мясо испортится… но разрез все равно получился не самым удачным. Какой-нибудь юнец, еле справляющийся с тошнотой, и то сделал бы лучше.
Тебе надо учиться, теперь тебе многому надо будет учиться,— мысленно обратился он к своей левой руке и приготовился сделать второй разрез, глубже.
Две коричневые руки взялись за его руку и мягко отобрали нож.
Роланд оглянулся.
— Давай я, — сказал Сюзанна.
— А прежде тебе приходилось?
— Нет, но ты мне подскажешь, как.
— Хорошо.
— Мясо, — сказала она и улыбнулась ему.
— Да, — он улыбнулся в ответ. — Мясо.
— Что случилось? — окликнул их Эдди. — Я слышал выстрел.
— Идет подготовка к Дню Благодарения! — выкрикнула она в ответ. — Иди помогай!
В тот день они отужинали прямо по-королевски, а потом стрелок уснул и, засыпая, глядел на звезды, ощущая свежую прохладу горного воздуха, и думал о том, что за все эти годы, которым нет счета, он впервые так близок к удовлетворению и покою.
