— Не совсем, — настоятельница покачала головой. — В один из самых древних храмов, когда богини были едины. В нем сила нашей молитвы умножится. Закрой глаза, дитя…
…Она очнулась на холодном каменном полу. Солнечный свет косыми лучами падал откуда–то сверху, но, когда Зария вскинула глаза к потолку, то обмерла — высоко–высоко над ее головой раскинулся почерневший от времени и наполовину обрушившийся свод. Кое–где из камней проросли тонкие деревца, от огромного витража, некогда роскошного, осталась лишь железная основа, накренившаяся и искривленная. Прежде это было сердце, теперь же оно походило на смятый блин с неровными краями.
И это — Храм? Эти обрушившиеся стены, эти ворота, на которых одна створка сорвана и лежит, присыпанная пылью и обломками камней, а другая провисла на петлях и опасно накренилась… Это — священное место?
Среди огромного зала, где раньше возносились молитвы, оказалась расчищенной от обломков и мусора небольшая площадка — та самая, где очнулась наследница лантей.
Дом богини был пуст, бесприютен, заброшен и вызывал не благоговейный восторг, а жалость и тоску — неизменные при созерцании былого величия.
— Расположите образы вокруг, — коротко приказала Матерь послушницам. — Здесь раньше был алтарь.
Сестры поспешили выполнять приказание. Из шелкового мешочка извлекли благоговейно шесть каменных фигурок, каждая из которых изображала Богиню в разных ее обликах: девочки, девушки, женщины, матери, влюбленной, молящейся, разгневанной.
— Матушка…. — слабо позвала Зария. — У меня голова кружится.
— Очнулась? Хорошо, — бросив мимолетный взгляд на несчастную, женщина отвернулась. Видимо, состояние и самочувствие наследницы лантей больше не беспокоило жрицу. — Сиди здесь.
— Где мы?
— В Храме. Простым женщинам вход сюда закрыт. Если бы ты не была наследницей лантей… — Белая женщина замолчала, и осторожно положила на высокий обломок каменной глыбы книгу в медной чеканной обложке.
Зария встала на ноги, отряхнула подол и испуганно оглядела мрачные руины. Когда–то давно тут было красиво, а сейчас попросту страшно. Словно это не обитель богини любви, а чертог бога войны. Смутное подозрение кольнуло сердце и отступило, стоило Зарии сосредоточиться на словах Матери.
— Вы стоите возле образов и не двигаетесь, что бы ни произошло. Зария останется в кругу, от нее зависит исход сегодняшнего обряда и… дитя, самое важное! Когда я скажу: "Призываем тебя!" — ты должна три раза произнести имя Талис и затаиться.
— Затаиться?
— Богиня придет к нам через тебя, через твое тело. Ты ее дитя, ее плоть и кровь, ее сосуд и воплощение в мире живых. Талис не сможет обрести телесную оболочку без помощи наследницы лантей. Мы выскажем ей свою просьбу, и после этого она уйдет, отпустив тебя. Но до тех пор твое тело должно быть свободным от души. Ты это понимаешь?
— Я…
— Ты понимаешь?
— Да, — Зария сглотнула, почувствовав, как задрожали колени.
Она совершила ошибку, придя сюда. Не нужно было соглашаться… но испуганная жертва осознавала, что уже поздно говорить "нет". Никто не услышит ее возражений. А значит, придется делать, что говорят и надеяться на благополучный исход.
— Чем больше ты будешь вспоминать о своих неудачах в любви, об обидах и разочарованиях, тем быстрее услышит тебя Богиня. Справишься?
Она ошарашенно кивнула и опустилась обратно на каменный пол. Ноги не держали. Холод забирался под одежду, и тело бил озноб.
— Ш–ш–ш, — теплый ветер коснулся затылка. — Не бойся.
Зария оглянулась, но никого не увидела и лишь тихонько всхлипнула. Жрица довольно кивнула, видя старания девушки быть несчастной, и отвернулась к книге.
Наследница лантей несколько раз глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Началось служение. Зария не поднимала голову, не пыталась проникнуться атмосферой благоговения и молитвенного экстаза. Голос Матери лился теплой рекой, завораживал, убаюкивал… Клонило в сон, а в душе ничто не отзывалось на проникновенные слова обряда.
Послушницы пели славу богине трогательно и упоенно, а у Зарии от их протяжных завываний болела голова, а челюсти сводило от зевоты. Сердце же молчало. Молитва лилась за молитвой и вот, наконец, голоса сестер перекрыл могучий грудной возглас жрицы:
— Мы призываем тебя!
Губы не слушались, когда Зария произносила имя Талис. Тело отказывалось отпускать душу. Никогда еще юная лантея не таилась с таким трудом. Но вот веки отяжелели, а глаза закрылись… и тут же распахнулись, на мгновение ослепив присутствующих фиолетовым сиянием.
Матерь воздела руки, не переставая читать молитву, а послушницы одновременно разбили образы богини, образующие круг. Тело Зарии напряглось. Девушка метнулась к выходу из круга, в одну сторону, в другую, но всюду натыкалась на осколки и отступала обратно. Наконец, она замерла, обернулась к женщине, читающей молитву, и расслабилась. Оглядела себя, хмыкнула, щелкнула пальцами.
Ветхое застиранное платье изменилось на новое, красивого голубого цвета, темные гладкие волосы рассыпались по плечам блестящей волной. Еще одно движение руки и возле богини возникло небольшое кресло с низкой спинкой, в которое Талис опустилась с непринужденной грацией. Она не гневалась. Просто ждала, пока пленившие ее закончат песнопения, привязав свою повелительницу к ловушке. А пока те пели, девушка рассматривала покрытые трещинами руки. Исправить или нет? И это голубое платье… Для Талис оно было слишком невзрачным, слишком простым, неподобающим, но, увы, бессмертный дух слишком тесно привязан к человеческому сосуду, а воображение Зарии рисовало единственный достойный наряд — этот.
— Итак, — стоило жрице прерваться, как Талис подняла на нее взгляд, забыв о руках. — Мои верные слуги заперли меня в теле моей же наследницы…
— Ты покинула нас! — шагнула вперед Матерь.
— …причем вызвали меня не абы где, а в Капитэорноласе, месте, где моя власть слаба.
— Мы брошены и забыты! — голос женщины стал громче.
— …использовав при этом девочку, которая не подозревает, что мое пребывание в человеческом теле сжигает и убивает смертную оболочку.
— Ты оставила нас одинокими, бездетными и несчастными! — Матерь уже кричала.
— …и устроить это могла только одна особа…
— Ты подчинилась мужчине! Бросила нас!
— …Морака снова взялась за старое…
— Своих детей!
— …и я очень надеюсь, что неправа.
— Что ты ответишь нам, Талис?! — разгневанная пренебрежением, обвинительница выступила вперед, почти касаясь полой одеяния одного из осколков.
