Комок мякнулся на землю и затих.
— Жива? — спросил Лекс.
Энке пошевелил даму носком сандалии. Та дернулась, застонала, а потом быстро, быстро залопотала. Из невнятного потока Лексу удалось уловить всего несколько знакомых слов.
— На каком это она? — озадачился Энке.
— Вроде тибетское наречие, сейчас, погоди.
Лекс поднапрягся и выдал длинную фразу, всю состоявшую из сплошных завываний.
Тетка открыла глаза. Они оказались раскосыми и черными как агат. Вообще лицо дама имела плосковатое и треугольное. Абсолютно нездешнее.
— Шайтан, — выговорили темные губы приговор, непонятно кому из них? Ну, с джинном — ясно, хотя и Лекс сейчас мало походил на ангела.
— Возьми мою жизнь! — вдруг завопила тетка. — Выпей мою кровь, только не трогай его. Он болен. Он умирает. Дай ему отойти с миром. Хочешь я стану твоей рабыней? Я буду приносить тебе теплую добычу. Я стану охотится на людей, если ты прикажешь, только не трогай его.
— Кого — его, бабуля?
Энке подвинул субтильную женщину, так, чтобы голова не заваливалась. Лекс плеснул в лицо водой.
— Раджапуру.
Натирали мокрые сандалии. Лоскут тоги на каждом шагу прилипал к икрам. Ноги путались в рванине. Лекс спотыкался, отлеплял ткань и делал следующий шаг.
Так продолжалось второй час. Тетка по имени Эхайя понаставила тут ловушек. Время от времени она командовала влево — вправо. Лекс переводил. Энке делал соответствующие повороты. Тетка почти каждый раз заходилась воплями и трепыхалась. Оказывалось — не туда.
— Либо она путает, либо ты не верно переводишь! — взревел, наконец, многотерпеливый джинн. — Вы, оба, хватит умничать! Скажи ей, пусть пальцем показывает.
Лекс поднатужился и перевел. Тетка, кстати, передвигалась посредством Энке. Тот засомневался, не удерет ли ловкая охотница, пусти ее своим ходом. Зато дама по дороге рассказала кое-что интересное. Лекс старался синхронно переводить. Но Энке, кажется и сам начал вспоминать язык. Все же он очень давно жил.
— Давай еще раз, — попросил джинн на относительно ровном участке тропы. — Кто она и откуда?
— Не поверишь. С той стороны Гималаев. Проживала она в горном селении, вернее невдалеке. Пробавлялась знахарством. Дочку прижила убогонькую.
— То есть?
— Девочка вышла глухонемая. Но она, — тут я не понял, — тетка говорит, якобы она видит чужими глазами. Что бы это могло значить?
— А я знаю! Мысли читает?
— Уважаемая, — обратился Лекс с тетке. — Твоя дочь, знает, что в голове у других людей?
— Нет! Она слышит, как растет трава, о чем звери говорят у водопоя, как птица вьет гнездо… она слышит как поднимается зло и как творится добро.
— Поразительно глубокий философский подход для представительницы столь примитивной культуры…
— Ты лучше спроси у тетки, далеко еще? — приземлил разговор Энке.
Лекс выдал длинное завывание. Эхайя коротко провыла в ответ.
— Нет.
— Как они сюда-то попали? — не унимался джинн.
— Все их селение до последнего дома накрыла лавина. Дочка с мамашей проживали на отшибе в пещерке. Выглянули поутру, а вокруг сплошной обрыв. Они сунулись вглубь горы и вышли уже на этой стороне. Думаю, стихийный коридор образовался. Вышли они, поплутали немного, а потом наткнулись на племя Кхаси.
— И что?
— Да ничего особенного. Ты амазонок помнишь?
— Такое забудешь!
— Примерно то же самое. Только эти тетки из Кхаси своих мужчин не убивали, а пристраивали на тяжелые работы по хозяйству. Эхайя быстро разобралась с местными травами и начала знахарничать. Так бы и прижились, да только случилась незадача. Одна дама решила в дом взять молодого мужчину — мальчика для постели.
— Взяла?
— Угу. Только старший муж взревновал. Вишь, у них такое тоже случается.
Парня нашли со свернутой шеей. А старший муж возьми и укажи на Эхайю.
— Почему?
— Глухонемая дочка знала доподлинно: кто, кого, за что и как. Мать не догадалась смолчать. Что оставалось убийце? Только свалить свою вину на чужачку. Тетка, которая и так урон понесла, рассудила, что терять еще одного мужика в хозяйстве, сильно накладно выйдет, и демонстративно поверила в навет. Но и у нее в племени нашлись недоброжелатели. Наших беглянок собирались умертвить…
— Всего-то!
— Дверь сараюшки, в которой их держали, этот самый недоброжелатель ночью потихоньку открыл и выпустил узниц на волю. Они естественно побежали. Так и бежали, пока не оказались на плато. Условия там, я тебе скажу, не очень. Днем жарко, ночью холодно, все время очень сухо и довольно безлюдно. В общем, мать с дочерью решились выйти на дорогу. Я так понял, без дороги было вовсе не пройти. Там-то их и прихватили по-настоящему. Двое богатых мужчин гнали по тракту рабов. Один низенький и пухлый, другой долговязый, с коброй в корзинке. Собственно, не они гнали…
— А ликантропы, — покивал Энке.
— Догадливый. Напоролись девушки на наших знакомцев. А направлялись Руджавара с товарищем именно сюда. Дюжина рабов при них частично являлась гранильщиками алмазов, частично кормом для охраны. Прознал, значит, Руджавара про бесхозные алмазные копи и решил поживиться.
— Откуда у него столько оборотней?
— Тетке он о том не докладывал. Пришли они в Румджапуристан и начали людей сгонять на разработки, а тут откуда ни возьмись…
— Бешеный слон.
— Кто у нас кому переводит?
— Я отдельные слова понимаю. Ты дальше рассказывай, — отмахнулся Энке.
— А дальше совсем интересно. Тетка говорит, что отряд Руджавары насчитывал до шестидесяти голов. Так вот слон их изрядно потоптал. Но и они его покусали. А один изловчился и в ногу животному вогнал копье. Слон ушел в джунгли. Пользуясь суетой и неразберихой, мать с дочерью спрятались. Их бы выследили, но хозяева ликантропов, решили дальше не испытывать судьбу, прихватили с собой алмазы, которые нашли во дворце раджи и ушли.
— Поставив на реке темпоральную ловушку, — уточнил Энке.
Он как раз шагнул с узкой тропки, скакавшей между валунами, на ровную площадку. Пятнисто-зеленая саблевидная трава окружала ее так плотно, что единственный просвет впереди, захочешь — не пропустишь.
— Давай, тетка, теперь ножками. А я друга своего понесу. Товарищ мой устал, да и не здоров пока.
— Чего это, ты? — на всякий случай спросил Лекс, хотя, конечно, был не прочь путешествовать посредством чужого горба.
— Нас ждут. Я, если что, убегу. А ты? Темно и пересечённо, ты ж в первую канаву угодишь, ищи тебя потом.
Сколько они говорили? Миг. А тетка тем временем умудрилась исчезнуть, будто и не бывало.
— А я что говорил? — потребовал признания собственной правоты Энке.
— Ты меня собрался нести, — напомнил Лекс.
— Погоди ка. Ты лучше встань пока мне за спину.
Лекс уже и сам почувствовал движение. Далеко впереди зашевелились невесомые травы, будто ветерок прошел. Откуда тут ветер? Густой от ароматов воздух обволакивал вроде одеяла. Шевеление приближалось. Колыхнулись жирные саблевидные стебли.
Лекс вдруг почувствовал, как он устал. В один миг отяжелели и затряслись колени. Натертые сандалиями пятки засаднило, будто с них вовсе содрали кожу. Чтобы не рухнуть во весь рост, он прислонился в Энке.
— Слушай, — озадачился джинн через некоторое время, — да оно совсем маленькое.
Лекс отважился высунуться из-за могучего плеча. На прогалинке стояла тоненькая очень бледная девушка. Луна как раз осверепела до полной белизны. В мире остались только две краски: черная и белая.
Черные брови, черные раскосые глаза, черные волосы. Остальное — белый струящийся свет. Видение постояло еще немного, развернулось и начало удаляться.
— Пойдем, — качнулся вперед Энке.
— Куда?
— Она нас зовет.
— Она же глухонемая, — возмутился Лекс.
— Я слышу… только не слова. Она сказала, чтобы мы шли за ней. Она просит, чтобы ты помог радже.
Впереди, вполне возможно, ожидала ловушка. Могла колдовская девица с той стороны Гималаев быть в сговоре с Руджаварой и кобриным дядькой? Могла! А с другой стороны, могла она заморочить джинна? Это вряд ли. Лекс застонал и, едва переставляя ноги, поплелся за товарищем. Больше всего ему сейчас хотелось прилечь тут же на саблезубую траву и не шевелиться хоть какое-то время.
За деревьями оказалось подножье широкой полуразрушенной лестницы. Светящаяся в лунном сиянии фигурка колыхалась на самой ее вершине. Энке наконец догадался от чего кряхтит и подстанывает Лекс, подхватил его поперек талии и забросил себе на плечо.
От дворца остался только каркас. Его когда-то сложили из огромных блоков песчаника, которые на сегодняшний день почти все обрушились или рассыпались. Колонны при входе торчали обломанными зубьями. Белое мерцание скрылось в тени арки, зато далеко впереди появился свет простого вполне себе обыкновенного факела.
