Настя живо собрала в кучу себя, куртку и рюкзак. Не обращая внимания на боль в плече и замызганную одежду, метнулась к краю ямы.
Почти успела — покойница с треском доломала крышку гроба и поднялась в полный рост.
От обычной первой формы, которая смирно лежит в гробу, вторая отличалась разительно. За бабушку-филолога клиентку принял бы только очень близорукий носорог. И это стало бы последним воспоминанием в его грозной, но короткой носорожьей жизни.
Единственный параметр, который клиенты сохраняли неизменным во второй форме — рост. Бабушка при жизни была на голову ниже Насти, таковой и осталась. Зато возраст исчез: поднятой можно было дать как сотню лет — за длинные седые волосы, укутывающие фигуру плащом, так и десять — за тонкие, мелкие и хрупкие кисти рук, точеные голени и ступни. Изящество портили прямые когти, скорее собачьи, чем кошачьи, не столько острые, сколько крупные. Лицо помолодело, по-русалочьи раздвинулось треугольником, глаза запали глубже и поблескивали из-под бровей бельмами. Похоронная одежда таяла, втягиваясь внутрь тела. Вместо нее нарастала белая, тонкая как паутина кожа, закрывая всю фигуру многослойным живым саваном.
Настя взвизгнула и рванула к краю могилы. Если выбраться, то клиента можно еще успокоить. Шансов мало, но есть. Однако чтобы открыть печати, сначала нужно добраться до инструмента.
Швырнув в клиентку курткой — пусть подавится, Настя ухватилась за край раскопа и рванулась вверх. Под ногами хрупнули доски гроба, и с жалобным ультратонким щелчком раскололась под кроссовкой уже законченная глиняная верхняя покрышка. Аверс лопнул, и печать, пробудившая и контролирующая вторую форму, погасла.
Звук был страшный, родом из каких-то глубинных кошмаров.
Когда Настю перевели на четвертом курсе с истфака на первый упокойницкий, этот звук преследовал ее месяца три подряд. С первого же профзанятия, на котором преподаватель прокрутил группе видео о том, что бывает с неосторожными и неуклюжими некромантами. Кадры были документальными.
Некромант, женщина лет сорока, проводила подъем. Сначала все шло хорошо: обычный клиент, естественная смерть. А потом она зацепила каблуком собственную длинную юбку и упала на раскладку инструмента.
Снимала происходящее дорожная камера в ночном режиме, установленная через ограду от кладбища. Большинство звуков тонуло в фоновом шуме, но звук лопнувшей покрышки на секунду перекрыл все — пронзительный, тонкий, нетерпимый для уха. Разбуженный клиент поднялся, подумал минуту, пока некромантка пыталась восстановить печать, и встал. На четыре лапы. Следующие пять минут записи были грязными. От некромантки не осталось ничего размером крупнее носового платка. А клиент отряхнулся и пошел гулять. Хорошо, что тошнотворная запись была черно-белой.
Длинные юбки из Настиного гардероба исчезли навсегда, а звук стал приходить в кошмарах через раз. А сейчас вживую дал по ушам.
Настя заорала, не оглядываясь, рванулась выше, выбралась из ямы, откатилась в сторону и сунулась в рюкзак в надежде найти хоть что-то, способное остановить или замедлить клиентку.
Помирать без сопротивления было противно, стоило хоть чуточку побарахтаться.
Из рюкзака комом вывалились бледно светящиеся размокшие распечатки: суперпрочные пробирки не выдержали падения и последующего топтания и лопнули. Липкий комок бумаги пульсировал нервно и с каждой секундой становился опаснее, чем уже готовая перейти в третью форму клиентка.
Если бабушка могла и хотела размазать Настю ровным слоем ДНК по площади в три метра, то бесконтрольно перемешанные составы проделали бы то же самое, но на площади в тридцать метров. С воронкой и гарантией. Этакая алхимическая бомба от смертника-любителя.
— Надоело, — устало констатировала из ямы клиентка.
И встала в третью форму. Разом, в рекордное время.
Про такое Лука не рассказывал, это точно. И в книжках этого не писали.
Хрупанье, с которым растянулись, а потом сжались тонкие кости, продрало аж до печенок. Тварь выворачивалась со звуковыми спецэффектами — скрежетом и визгом.
В ней прослеживалось что-то от собаки — ну, если бы ту скрестили с Чужим: обтянутый жилами остов, тяжелая морда, зеленые яркие буркала и сплошные зубы, куда ни посмотри.
И очень, очень много ярости. Когти во второй форме были неспроста, намекали.
Тварь неспешно прогнулась в хребте и с треском распрямилась. Четыре ноги. Это лучше чем две, но хуже чем восемь. Правда вот это "хуже-лучше" работало для некроментов с оружием, а не для девочки с красным дипломом.
Настю с одинаковым успехом убьют и арахна с восьмью ногами, и костяной волк на четырех лапах.
Скорость выворота поражала. Наверняка для такого были причины, но какие — Настя уже предположить не могла.
Да и не до того ей было.
Она оттолкнулась ногами от края могилы.
Бежать — бесполезно: клиент, вставший в третью форму, в десять раз быстрее человека. Посоревноваться с ним может кто-то в полной военной броне и с калашниковым наперевес, но никак не барышня-некромант без инструментов, без оружия и с ушибленным плечом.
Это вам не вторая форма, которая максимум утащит под крышку, будет вещать, греться, а потом задушит.
Третья жаждет крови. Не сожрать — раздавить, растерзать, раскатать.
«Хреновый ты некромант, Анастасия. Уволю по причине смерти», — сказал внутренний голос с интонациями Луки.
Себя стало жалко до слез. Живо представились и мамино горе, и торжественное прощание в крематории, и сжигание того немногого, что от нее оставит клиентка.
И никакого тебе посмертия, никаких форм.
Некроманты поднимают других, но никогда не поднимаются сами.
Из этого правила нет исключений.
Пульсация бумажного кома участилась, словно на него кто-то присобачил таймер из дешевого боевика. Оставалось приложить подобное подобным.
И если не получится спасти свою шкуру, то хотя бы снять часть проблем с тех, кому бардак разгребать.
Упокаивать вставшего значительно проще, когда ему разворотило грудину и оторвало голову. То есть он даже калечный опасен, но справиться с ним таким куда легче. Единственный минус — сдохнуть вставший никак не может, ибо мертв уже дважды. Только упокоиться через серию мощнейших печатей. Под присмотром трех некромантов.
Размахнувшись со всей силы, Настя швырнула мерцающий ком в клиентку, неспешно выбирающуюся из ямы. Твари прилетело ровно по загривку.
Рвануло так, что заложило уши.
Настю протащило в сторону от могилы, затормозило о заросли кустарника и прогнувшуюся ограду, а в конце, кажется, даже приподняло и приложило животом об землю. Дыхание перехватило сразу, в голове загудело.
И потемнело в глазах.
Очнулась она, как ей показалось, почти сразу, но без часов было не определить, сколько провалялась в беспамятстве. Приподнялась на локтях, отплевалась от попавшей в рот листвы, протерла глаза. Зашипела от резкой боли, прострелившей плечо.
Села и огляделась по сторонам.
От развороченной, засыпанной наполовину могилы исходило бледное зеленое свечение, словно яма фонила радиацией. Интенсивнее всего светилось где-то в глубине — наверное, туда упала клиентка. К краям могилы свечение бледнело, однако вновь набирало силу у двух соседних захоронений. Следующие четыре — тоже сияли, пятое было темным, потом еще три, и еще.
«Фонил» огромный кусок кладбища — от аллеи и до ограды, метров сто в поперечнике.
Почти весь одиннадцатый участок.
А в центре этой гирлянды из могил сидела Настя, в ужасе прикрыв рот ладонями, чтобы не орать.
Настя прислушалась — было тихо, никаких посторонних звуков, точно клиентку действительно упокоило взрывом.
Надо было что-то делать: бежать в контору, вызывать полицию, звонить Луке.
Но в голове все кружилось, зрение вело себя странно, и предметы вокруг то и дело теряли фокусировку, начиная двоиться.
— Контузило, — прошептала Настя, но постаралась подняться на ноги.
