Эти слова не произвели на кузнеца никакого впечатления. Он даже бровью не повел.
— Так вот, — вздохнул Каурай, уже десять раз пожалев, что он впустую тратит время с этим бирюком. — Мне нужно, чтобы ты расплавил оба этих замечательных инструмента и выковал новую саблю. И желательно все сделать до вечера. Крайне желательно.
Кузнец молчал.
— В награду можешь взять этого красавца, — коснулся Каурай пальцем зеленого камешка, сверкающего в рукояти кинжала. — Один он стоит неплохих денег. Тебе до конца дней хватит. Возьмешься?
Кузнец молчал. Тяжелый взгляд его замер на переносице одноглазого. Казалось, что там, по другую сторону этих серых глаз, казавшихся непроницаемыми, сдвигается какая-то каменная плита.
— Да, — коротко бросил он, повернулся и ушел в кузницу. Дверь однако оставил открытой. Каурай облегченно вздохнул, подмигнул фыркнувшей Красотке и перешагнул высокий порог.
Горн дышал жаром, и духота в кузнице стояла лютая. Одноглазому сразу захотелось сбросить с себя что-нибудь и продышаться, но тут сбрасывать с себя броню было не с руки. Горюн расхаживал по кузнице в широкой домотканой рубахе и, казалось, совсем не ощущал никаких неудобств. Вокруг лежали сотни самых разнообразных железных изделий — начиная от кос и заканчивая подковами. Кое-что из оружия тут тоже имелось: глаз сразу наткнулся на парочку клинков без рукоятей, топорища разных форм и размеров, а также на тройку круглых разукрашенных щитов со стальными умбонами, развешанных на одной из стен. Неплохая коллекция.
— Полож сюды, — кивнул Горюн на верстак, с которого смахнул стружку.
Одноглазый уложил саблю с кинжалом на верстак и на всякий случай еще раз предупредил:
— До вечера, мастер, кровь из носу…
— Да слышал я, — махнул кузнец рукой. — Токмо перековка тебе даром не дастся. Сломать такую чудную саблю — как два пальца обоссать. Металл разный, закалка разная… Игрушку тебе делаю. В настоящем бою на такую полагаться глупо.
— Это уж моя забота, благодарю, — раскланивался Каурай, делая торопливый шаг к выходу из душной кузницы. Снаружи его уже подзывала Красотка — ей, видать, страшно надоело ждать, пока хозяин наговориться и соизволит снова отправить ее в галоп.
— Постой, — неожиданно одернул его кузнец. — Зачем тебе… такая сабля?
— Обычную сталь я бы не стал использовать против исчадий Ямы, — не стал кривить душой Каурай. — При должном желании забить какого-нибудь упыря железкой можно, но у него куда больше шансов выпустить тебе кишки. А имлианская сталь из Мамуры режет их как масло. Ночка нынче обещает быть веселой.
— Так это правда? — спросил Горюн. В его глазах промелькнул какой-то неуловимый огонек. — Про Божену?..
— Полагаю, ты не про то, интересовалась ли она женщинами или нет, — слегка улыбнулся одноглазый, но углядев как меняется лицо Горюна, прикусил язык и торопливо разъяснил: — Если за ней в самом деле придут этой ночью, то сия сабля — единственное, что может встать между ней и теми, кто жаждет порвать ее душу в клочья.
— И ты хочешь спасти ее?
— Упокоить ее. Только и всего. За это мне и платят.
— Саблю я тебе принесу к вечеру в острог, — проговорил кузнец. — Но вот, что я скажу тебе, опричник. Забирайся-ка на эту свою клячу и езжай отсюда куда подальше. Целее будешь.
— И вправду. Но, боюсь, воевода меня не пустит.
— Тебе же хуже, — бросил Горюн и взялся за мехи, давая понять, что их разговор кончен.
Каурай торопливо попрощался, стер пот со лба и сунулся за порог…
Где тут же получил стрелу в грудь.
От удара он рухнул на спину и тут же перекатился вбок, когда в кузницу влетела еще одна стрела и щелкнула по каменному горну, едва не задев плечо кузнеца.
— Что ты де… — обернулся рассерженный Горюн, но тут взгляд его упал во двор, и он бросил мехи. Боевой молот он оставил недалеко.
Дверь резко захлопнулась, стоило только Горюну подлететь к ней и дернуть ручку. Бесполезно — нечто держало ее с наружной стороны.
Тиф и чума! Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать к чему это.
Снаружи заржали лошади, слышались торопливые шаги, голоса и разрастающийся треск пламени. С каждым ударом сердца в кузнице становилось все горячее, в нос лез запах паленого. Вытащив стрелу из нагрудника, Каурай подполз к окну и выглянул во двор. Двух всадников в черных капюшонах и масках он заметил тотчас. Блеск стальных наконечников на тугих луках тоже — он едва успел убрать голову, как стрелы застучали по стенам.
Проказа… Лезть через такие крохотные оконца нечего и думать. Даже если и выйдет, то он рисковал стать подушкой для булавок.
Горюн решил не мешкать и обрушил боевой молот на дверь. Древесина треснула, но выдержала. Молот поднялся вновь.
— Стой! — вскинул руку одноглазый, когда еще могучий один удар сотряс дверь и проделал в ней дыру, в которую легко можно было просунуть голову. Дверь треснула, но пока упрямо держалась на петлях.
— Потом поболтаем, опричник! — рявкнул кузнец и снова занес тяжелый молот. Каурай успел оттолкнуть его за миг до того, как, сиганув сквозь дырку, стрела едва не продырявила ему брюхо.
Из-за дыма было почти невозможно вздохнуть, клубы опускались с потолка и выедали глаза. Соломенная крыша занялась и полыхала, громко треща у них над головами и угрожая обвалиться им на головы.
— Проказа! — прошипел одноглазый, пригибаясь ближе к полу, где еще оставалось немного воздуха. — Прижмись к стене и бей сбоку!
Горюн так и сделал — припал к стене и вынес дверь вместе с державшим ее поленом. Не успела дверь рухнуть на крыльцо, как в образовавшуюся прореху залетела стрела.
Одноглазый подхватил со стены круглый щит и бросился наружу со штыком наперевес. Стоило ему только пересечь порог, как от умбона отскочило лезвие бердыша. Каурай навалился на щит, толкнул им нападавшего и ударил наугад — штык черканул по кольчуге. Слева под руку полезла хищная сабля и пару раз опасно пощекотала пластины нагрудника. Справа вновь ударил бердыш, норовя расколоть щит напополам. Одноглазого зажали с двух сторон и норовили порезать на ремешки.
Как будто ему было мало мороки, а со двора одна за одной все летели стрелы — ветерком повеяло над ухом, и тут же опасно щелкнуло об пол рядом со стопой, заставив Каурая отшатнуться.
Да, ребята решили действовать наверняка.
Спас его огневолосый Горюн, вырвавшийся из клубов дыма, словно свежеиспеченный глиняный голем. Лучники мигом принялись засыпать стрелами кузнеца, когда он поразил молотом негодяя с саблей. Треснула кость, раздался вопль и кривая железяка звякнула по доскам.
Воспользовавшись заминкой, Каурай поднажал и, быстро работая штыком, оттеснил противника во двор, когда с оглушительным грохотом рухнула крыша. Град искр, снопы горящей соломы и густое дымище ослепило всех четверых. Но схватка и не думала утихать.
Дым ел глаза и выворачивал внутренности наизнанку, но амбала в вороненой кольчуге и глухой маске это совсем не смущало. Бердышом он работал с завидной сноровкой, каждый раз выбивая из деревянного щита одну щепу за другой. Захлебываясь кашлем, Каурай наудачу юркнул в сторону, пропустил бердыш мимо, одновременно разя неприятеля штыком. Тот охнул и отстранился, стараясь держать короткий клинок на расстоянии, но не перестал осыпать одноглазого градом ударов. Новая стрела звякнула о наплечник, оставив за собой вмятину и ворох мурашек. Каурай не сдавался и всячески пытался подобраться к амбалу поближе, чтобы сунуть острие штыка тому под мышку. Бесполезно — противник не давал ему перехватить инициативу. Лучники тоже не знали роздыху и непрестанно огрызалась стрелами.
Наконец завидев блеск солнца в кучных облаках, Каурай выдохнул и едва не пропустил очередной удар бердыша. Из пожара он выбрался, осталось не напороться на железо. Легче сказать…
Амбал хотел было вновь ринуться в атаку, но выругался и начал отступать с четким намерением убраться подальше. Глыба-Горюн едва не снес ему голову своим молотом, но прилетевшая стрела таки нашла его ногу. Кузнец покачнулся и сбился с шага, молот ударился о землю.
