— Потому, что они хотели причинить тебе зло.
Маттиас задумался.
— Тебя зовут Олавес?
— Да, как ты узнал?
— Я слышал ваш разговор ночью. Но думал, что это сон. О-о! Где моя одежда?
Его закутали в какую-то большую тряпку. От нее исходил тот противный запах, который все время преследовал его. Она кололась и раздражала кожу.
— Они забрали твои шмотки. Для продажи.
— Бедняги! Как они бедны! Причинить мне такую боль! Зачем? Я не могу поверить этому.
— Такой мир, мальчуган. Закон жизни. Убей или тебя убьют.
— А почему ты мне помог?
— У тебя, мальчишка, такие славные глаза! Притягивающие. Я не знаю, что случилось со мной. Я ведь не лучший из детей Бога, но мне захотелось сделать тебе добро.
— Премного благодарен, господин Олавес!
— Господин? — заржал мужчина. — Вот и я удосужился такого звания.
— Ты отведешь меня домой? В Гростенсхольм?
— В Акерсхюс? Нет! Это слишком далеко. Я отведу тебя к доброму человеку по имени Нермаркен. Он даст тебе работу. Заработаешь денег на дорогу домой. А, впрочем, можешь остаться здесь.
— До Акерсхюса далеко?
— Далеко ли? С таким же успехом можешь попытаться на голодный желудок забраться на небо! А Нермаркен сможет тебе помочь.
Маттиас подумал мгновение.
— Тысяча благодарностей тебе за твою любезность, Олавес.
— Идем к Нермаркену?
— Пошли.
Олавес выглядел довольным.
Они двинулись дальше. Когда рассвело, Маттиас смог разглядеть Олавеса. Тот был отвратителен. Дюжий, небритый, пораженный паршей и одетый в лохмотья. Глаза беспокойно бегают, но встречаясь ни на секунду со взглядом Маттиаса, в морщинах грязь, а руки годы не видели воды. Точнее, одна рука. Второй просто не было.
Но он спас мальчику жизнь.
Путники шли целый день. Когда они проходили небольшую деревню с рынком, перед поношенной кофты Олавеса внезапно заполнился колбасой, хлебом и овощами, и Маттиас подумал восхищенно: не колдун ли он. На склоне одного из холмов они хорошо подкрепились и с новыми силами продолжили путь вплоть до самого вечера. Ночь провели в лачуге и на следующий день после полудня достигли цели.
Маттиасу казалось, что прошла целая вечность с момента, когда они видели море. Но последний отрезок пути они проделали по берегу реки.
По дороге Олавес рассказал о своей ужасной жизни. О том, как он, будучи ребенком, научился попрошайничать и воровать. Сколько раз его наказывали у позорного столба! Руку ему отрубили в наказание за воровство. А позорный столб? Он с ним хорошо знаком! Сейчас, как он полагает, ему где-то около сорока, и он не верит в долгую счастливую жизнь.
— Но ты ведь можешь поступить на работу?
— Ха! Кто меня возьмет? Рука выдаст меня сразу.
— Бедняга! А добрый Нермаркен? Он не может…?
Тут Олавес быстро замял разговор. Он не хочет быть обузой Нермаркену! Это совершенно не устраивает его!
Тут они добрались наконец до места.
Маттиас, широко раскрыв глаза, разглядывал бараки, удивительную башню и строительные леса. Видел он и большую нору, уходящую под землю.
Они вошли в один из бараков. Там сидел грузный мужчина, тело которого свисало за пределы стула. Это был Нермаркен.
Он посмотрел вокруг, дабы убедиться, что их никто не слышит.
— Итак, ты пришел поработать на серебряных копях Конгсберга, молодой человек? — елейным голосом произнес он, обращаясь к Маттиасу, его поросячьи глаза исчезли в жирных складках кожи.
— Мне нужно заработать денег на дорогу домой, к маме. Она меня ждет.
Олавес неоднократно внушал ему: не упоминай, что дедушка помощник судьи. Нермаркен может посчитать, что ты слишком знатен для работы в копях, и не примет тебя.
Нермаркен захохотал так, что затряслось все его тело.
— Хорошо. О плате мы договоримся. Ты можешь сейчас же приступить к работе. Идем.
Олавес требовательно кашлянул, и Нермаркен сунул ему в руку несколько монет.
Не попрощавшись с мальчиком, Олавес быстро и незаметно исчез.
Нермаркен выглянул на улицу. Увидев, что путь свободен, он сделал знак Маттиасу следовать за ним. Со скоростью, какую позволяла его жирная фигура, Нермаркен направился к большой дыре в склоне холма. Они спустились вниз по длинной лестнице и оказались в подземном проходе. Там стояло несколько горящих фонарей. Нермаркен взял один из них.
— Идем, — пробормотал он таинственно и потащил Маттиаса за собой в темную пугающую глубину.
Маттиасу стало страшно. Вокруг была жуткая чернота, тяжело капала невидимая вода. Он стал упираться.
— Я не думаю, что хочу…
Огромная жирная рука схватила его еще крепче.
— Идем, мальчишка, и не устраивай скандала! Ты нанят на работу, понятно? Поздно предаваться угрызениям совести.
Маттиас проглотил застрявший в горле комок и больше ничего не сказал.
Они шли долго. Каждый раз, когда им навстречу кто-либо шел, Нермаркен прикрывал свет фонаря и тянул Маттиаса за собой в темный боковой проход.
Наконец, они оказались, как подумал Маттиас, в чреве земли.
Это было большое помещение, слабо освещенное одним-двумя смоляными факелами. Человек, постоянно обходивший помещение, то и дело рявкал на рабочих на скверном норвежском языке.
— Хаубер, возьми этого, — промолвил Нермаркен. — Он мал, худ и будет хорошей заменой ушедшему.
— Тот был плаксой и беспомощным существом, — проворчал Хаубер с кислой миной на лице, производя при этом далеко недоброе впечатление. — Но, стоило мне однажды пошутить с ним, стал совсем иным.
— Это штейгер, — сказал Нермаркен, обращаясь к Маттиасу. — Ты ему обязан слепо повиноваться, в противном случае он знает, как обращаться с такими парнями.
Ничего больше не сказав, он удалился.
Вскоре Маттиас узнал, что за работу он должен выполнять. В этом штреке вместе с ним работали пять мальчиков. Их посылали в только что проделанные тесные орты[1]. Часто эти проходы были столь узки, что взрослые не могли в них проникнуть. Вначале Маттиас не понимал всей опасности работы. Она ему казалась только страшной. Он представлял себе, что там, в темной глубине, куда его заставляли ползти, живут отвратительные черепахи или змеи, или даже тролли. Ему дали небольшую кирку и с ее помощью он должен был отбирать пробы грунта для взрослых, чтобы они смогли определить, стоит ли разрабатывать дальше эти орты. Мальчики были полезны и при обвалах — они могли пролезать в узкие проходы или щели в горной породе. Недостатка работы для них никогда не было.
В первый вечер он узнал о многом. По правде говоря, он не знал, что наступил вечер, но догадался об этом, когда взрослые отправились по домам.
Он распрямил заболевшую спину и хотел последовать за ними.
