Она поймала себя на том, что тоже провожает взглядом шлейф из серебристых пылинок. Те падали на землю и растекались блестящими потоками. Сандерленд повернулся к окну и снова поклонился, затем захлопнул крышку багажника, сел за руль и повёл свой «роллс-ройс» на задний двор — там располагалась парковка. Именно так и заканчивались каждый раз эти странные представления, будто бы ничего удивительного и не произошло.
— Ну-ка марш в кровать! — Фурия спрыгнула со стола, и тут резкая боль пронзила её коленку, словно иглой.
Пип продолжал всматриваться в ночь. На горизонте занималась заря.
— До этого были рыцарь с копьём и лошадь, — сказал он, когда Фурия нежно, но настойчиво оторвала его от окна. — И огромная летучая мышь.
— Ты боишься клоунов, а летучих мышей — нет? — Она пристально поглядела на брата и покачала головой: — Пип Ферфакс, ты окончательно сошёл с ума!
Его клоунский рот, обведённый белилами, растянулся в слабой улыбке, потом Пип серьёзно кивнул:
— Я знаю.
— Пойдём-ка спать. Завтра утром у нас уроки, Теофил будет здесь уже в семь часов.
Частный учитель наведывался в их долину из Челтенхема четыре раза в неделю. Он приезжал на своём дребезжащем «форде», который удостоился лишь презрительной гримасы Сандерленда, когда тот впервые обнаружил его на парковке.
— Нет никого похожего на нас. — Пип всё ещё стоял у письменного стола, затем его взгляд упал на стопку книг перед кроватью Фурии. — Даже герои романов и те другие.
— Мы — род Розенкрейцев, — сказала Фурия. — Вернее, то, что от него осталось. И мы не смогли бы стать похожими на остальных, даже если бы старались изо всех сил.
— Мне бы так хотелось быть простым мальчишкой из ближайшего городка вроде Стенвея или Уинчкомба!
— Тогда нам пришлось бы тоже ходить в школу, и в церковь, и в разные кружки. А по выходным подстригать газон перед домом.
— У них есть друзья.
— А у нас есть книги.
Грустные глаза Пипа заставляли сердце Фурии сжиматься от боли, но она старалась не замечать этого взгляда. Единственное средство, которое помогало отвлечь брата от таких настроений, Фурия позаимствовала у Тиберия — просто не замечала их.
И всё же с каждым днём она всё больше волновалась за брата из-за его боязни клоунов. Отцу следовало бы что-то предпринять, но он дни и ночи напролёт проводил в одиночестве в своём кабинете и делал вид, что ничего на свете его больше не касается. Пип якобы должен был сам перерасти свои страхи. Но Фурия в это не верила. Пипу нужна была помощь, и в глубине души она чувствовала, что их водитель, Сандерленд, тоже это видел и старался поднять настроение грустному маленькому мальчику.
— Сладких снов, — сказал Пип и направился к двери.
Она последовала за ним и обняла его сзади:
— А давай завтра поищем вместе этого космонавта. Что скажешь?
Пип резко развернулся, глаза его сияли.
— После уроков?
Фурия улыбнулась и кивнула:
— А сейчас пойдём, я тебя провожу.
Где-то над раскидистым деревом прострекотала сорока, спугнув пару голубей. На другом конце резиденции послышался шум мотора и через несколько секунд затих. Мистер Теофил завёл машину, и та, зафырчав, поехала к воротам.
Фурия захлопнула «Фантастико» и сползла с разрушенной стены, на которой довольно уютно провела первую половину дня. Сегодня ночью во сне она в сотый раз прочитала книгу Стивенсона «Остров сокровищ». На рассвете Фурия проснулась уставшей, как будто на ней возили воду. Она не могла контролировать, как часто и насколько долго она погружалась в чтение, но в её памяти оставались даже мельчайшие детали прочитанных во сне книг.
Чаще всего поутру их сюжеты казались ей сновидениями, в которых она сама была одним из действующих лиц.
Боль в колене утихла. Фурия больше не хромала, а когда поднималась или спускалась по лестнице, колено уже не напоминало о себе лишний раз. И всё-таки она решила прогулять урок Теофила и, уютно устроившись на римских развалинах, находившихся на заднем дворе, погрузилась в чтение «Фантастико». Теофил наверняка разозлится, как и всегда в подобных случаях, но Фурия не слишком-то переживала по этому поводу. Героиня книги Зибенштерна, в честь которой девочка получила своё имя, побеждала разбойников и рыцарей, неужели ей не удастся улизнуть от какого-то там учителя! Тем более что его самой страшной угрозой были дополнительные задачи по алгебре.
Фурия обошла руины, заросшие плющом, и направилась домой. Мимо неё прошмыгнула белка и скрылась в ветвях. В зарослях крапивы и папоротника копошились кролики. На деревьях пели птицы. Уже перед самым входом в дом она сунула книгу в сумку.
С остроконечной центральной башни поднялась стая ворон. Массивные печные трубы упирались в летнее небо. Иногда, если светило солнце, Фурия с чердака карабкалась на крышу, вместе с теплолюбивыми пауками устраивалась на нагретом лучами черепичном скате и наблюдала, как с востока, с моря, друг за дружкой медленно плывут облака. Здесь наверху часто дул сильный ветер, он забирался в каминные трубы и заунывно выл на разные голоса. И лишь ржавый флюгер на центральном фронтоне оставался неподвижным даже при самом сильном ветре.
Фурия бежала вдоль клумб под боковыми окнами, обдумывая, не остановиться ли и не почитать ли ещё чуть-чуть. Но ведь она дала обещание Пипу, и нарушать его было нельзя.
На площадке перед входом работали Вэкфорд и Сандерленд. Вэкфорд всё же сжалился и помог своему коллеге с мебелью. Вдвоём они — один в униформе, другой в синем комбинезоне — тащили к воротам туалетный столик. Фурия не помнила, стоял ли прежде этот столик в одной из шестидесяти четырёх комнат или валялся на чердаке. Девочка с болью наблюдала за тем, как вещи одна за другой перекочёвывали из дома на обочину дороги, чтобы их за бесценок купил какой-нибудь случайный прохожий. Тогда их семья смогла бы оплатить хоть часть ежемесячных расходов.
Найти покупателей для такого хлама становилось всё сложнее. Отец Фурии не хотел пускать в дом профессиональных продавцов, поэтому торговля разворачивалась прямо у ворот, но с каждым днём покупателей становилось всё меньше. Чаще всего их имущество раскупали туристы, которые тряслись в своих автомобилях по извилистым просёлочным дорогам Котсуолда, пока не понимали, что безнадёжно заблудились среди возвышающихся изгородей, и не упирались прямо в ворота резиденции. Если они покупали что-нибудь из нагромождённого Сандерлендом скарба, тот угрюмо показывал им дорогу обратно к цивилизации. Если же туристы не проявляли интереса к пыльному антиквариату, он равнодушно наблюдал за тем, как они сворачивали не в ту сторону.
