В ту ночь Алехандро говорит мне, что до моего нового дома осталось всего несколько дней пути.
— Это хорошо! — восклицаю я. — А то я уже плохо пахну.
Затем мое лицо вспыхивает и заливается жаром, сравнимым с пустыней летом. Эта несчастная поездка сделала меня слишком легкомысленной.
Но он только смеется в ответ.
— Вам еще далеко до лорда Гектора.
Он смотрит вправо, где королевский страж сидит, полируя свой меч. Он услышал комментарий короля, и его усы дернулись, но лицо осталось невозмутимым.
— Как леди Аньяхи? — спрашивает Алехандро.
Я пожимаю плечами.
— Она говорит, что нога уже гораздо лучше, но она всегда так позитивно настроена, что я не уверена. Она слабее, чем хочет казаться.
— Вы ее очень любите. — Его взгляд смягчается, или, может, это лишь отблески костра, но мне становится трудно дышать. Он смотрит на меня так пристально, будто я одна в этом мире. — Элиза?
— Я… Она мне очень дорога.
— Ей повезло, что она осталась жива. Гектор рассказал мне, как вы и леди Химена вытаскивали ее из-под кареты.
Я смотрю на песчаные сланцы, из которых сложен наш лагерь, несмотря на то, что король улыбается мне нежной улыбкой, о которой девушки потом могут думать часами. Позже, когда я буду лежать одна под одеялом, я позволю своей памяти оживить этот момент и усыпить меня. Я даже посмею надеяться, что начинаю ему нравиться, что он меня полюбит и будет рад, что мы женаты.
Но прямо сейчас у меня есть вопросы.
— Алехандро, а эти Заблудшие… Они же не всегда нападали на путешественников.
Мой муж проводит рукой по черным волосам.
— Нет, не всегда.
— Почему сейчас? Почему на нас? — Я хватаюсь за юбку, чтобы не суетиться. Сейчас он скажет мне, чтобы я не волновалась, что эти вопросы не для маленьких девочек, как обычно говорил папенька…
— Мы считаем, что они вступили в союз с Инвьернами.
Я не сразу нахожу что сказать.
— Почему вы так думаете?
— Теперь у них есть стальное оружие. Стрелы из мягкого светлого дерева, какие мы никогда не видели раньше. Кроме того, в прошлом году группа Заблудших убила трех торговцев и сделала это острым инструментом, используемым для колки льда.
Ледоруб. Я никогда не видела льда или снега, хотя читала о них. Но почему Инвьерны объединились с Заблудшими? Мне в голову приходит мысль.
— Единственная сухопутная дорога пролегает между Джойей и Оровалле, — размышляю я вслух.
Он медленно кивает, глядя на меня с таким интересом, что я чувствую, что прохожу испытание. Я вдруг понимаю, что мы не встретили других путешественников на дороге. Хотя во время сезона ураганов дорога должна быть наводнена торговцами.
— Рискованное решение — путешествовать по этой дороге сейчас. — Я стараюсь говорить мягко, не допуская ни тени упрека.
— Да, это было рискованно. Но наше путешествие было тайным. Не представляю, как они узнали.
— Может, это было случайное нападение?
Он пожимает плечами.
Но мой разум спотыкается о его слова. Тайное.
— О чем ты говоришь? Тайное?
— Мои люди в Бризадульче не ждут возвращения своего короля еще месяц или около того.
Своего короля. Тайное путешествие.
А королеву? Что-то в моем взгляде заставляет его напрячься.
Я глубоко вдыхаю.
— Они ведь вообще не знают обо мне?
Он качает головой.
— Нет. Они не знают, что я привезу с собой жену.
Дорога выравнивается, и наш путь становится более комфортным. Воздух наполнен жаром, но легче ощущается на коже из-за постоянного легкого ветерка. Размытые, коричневатые пятна портят горизонт. Песчаные бури, объясняет мне лорд Гектор, когда замечает, что я смотрю на него. Во время сезона ураганов ветер дует вглубь материка от океана, и образующаяся песчаная буря так сильна, что может содрать кожу человека до костей. Я рада, что мы поедем на запад, к морю, оставляя дюны далеко-далеко.
Я скучаю по Химене. Может быть, не стоило спрашивать о человеке, которого она убила. Теперь я чувствую нечто между нами, нечто огромное, неосязаемое и невысказанное. Она, как всегда, каждое утро помогает мне одеваться и заплетает волосы и каждую ночь взбивает мои гофрированные юбки. Но ее прикосновения резкие, а взгляд грустен и далек. Или, может быть, я себе это воображаю.
Аньяхи чувствует себя все хуже. Лорд Гектор подозревает, что она подхватила какую-то тропическую лихорадку, хотя никто, кроме нее, не заболел. Ее кожа, раньше темная, как у меня, стала пепельно-серой. Когда она дремлет, ее сон лихорадочен и беспокоен. Что-то пугает ее. Она часто выкрикивает мое имя, паникует, и мне приходится хватать ее липкие руки и шептать ей на ухо, пока она не успокоится. Когда она просыпается, она твердит, что не помнит ничего из своих снов, но я уверена, что это не так.
Мы в двух днях пути от Бризадульче, а у нас в карете стоит запах гниющей плоти. Я не врач, и несмотря на мое королевское воспитание, я совсем не сведуща в целительстве. Тем не менее, я не знаю лихорадки, которая могла бы вызвать такое зловоние.
Я отвожу Химену в сторону во время очередной остановки для перекуса орешками и сушеными дольками манго.
— Это не тропическая лихорадка, Химена. И не сломанная нога. Почему она…
Химена смотрит на мою руку. Я понимаю, что сжимаю ее слишком сильно, мои пальцы глубоко вонзились в ее плоть.
Я расстроенно убираю руку, но вдруг замечаю слезы в глазах Химены.
— Что это, Химена? Ты что-то недоговариваешь.
Нянюшка кивает и сглатывает слезы.
— Аньяхи ранена куда сильнее, чем мы думали. И она ничего не сказала нам. Ничего.
Ее дрожащий шепот и страх лжи камнем ложатся у меня на груди. Я никогда не видела, как Химена плачет.
— Ты имеешь в виду, сильнее, чем просто сломанная нога?
— Это другая нога. Там рана. Над лодыжкой. Когда мы вытаскивали ее…
Рана. Это просто рана. Ведь ничего страшного?
Химена продолжает говорить, а я почти ничего не слышу из-за шума в ушах. Что-то там об инфекции и о том, что слишком поздно ампутировать ногу.
Я мчусь обратно к карете. Аньяхи лежит, распластавшись по скамейке. Она стонет от лихорадки даже во сне. Я хватаю ее за ногу, ту, которая не сломана. Скрытые под юбкой, тряпки вокруг ее лодыжки влажные и коричневатые, будто в пятнах от чая. Когда я их разворачиваю, запах становится совсем невыносимым. Пахнет так, будто рыба полежала долго под солнцем, но слаще, словно гнилые фрукты. Аньяхи начинает метаться, когда я открываю ее рану.
Я содрогаюсь и прикладываю руку ко рту. Сиреневая и зеленая каша вместо кожи. Что-то черное и вязкое сочится из раны, кожа по краям жутко облезает.
