– И поделом вам! – проворчал Хоукмун.
Раздался стук в дверь. Оладан впустил в каюту неряшливого кока с подносом, на котором стояли три миски с подозрительно пахнущим серым тушеным мясом.
Хоукмун забрал у него поднос и дал д'Аверку миску и ложку. После недолгих колебаний француз набил мясом рот. Съев все до последней крошки, он поставил миску на поднос и сказал:
– Восхитительно. Для корабельной кухни совсем неплохо.
Хоукмун, которого от этой стряпни затошнило, протянул французу свою миску, и Оладан последовал его примеру. Но д'Аверк вежливо отказался:
– Благодарю вас. Во всем надо знать меру.
Хоукмун незаметно улыбнулся, снова восхитившись его хладнокровием. Только острый голод мог заставить д'Аверка есть такую гадость, но при этом француз ухитрился не потерять достоинства.
Д'Аверк потянулся, напружинив мускулы, совершенно не соответствовавшие его показной немощи.
– Господа, прошу меня простить, – зевая, сказал он. – Мне необходимо выспаться.
– Могу предложить вам свою постель, – Хоукмун показал на узкую койку, не упомянув, что в ней гнездятся полчища клопов. – А я одолжу гамак у капитана.
– Огромное вам спасибо, – сказал д'Аверк, и Хоукмун удивился серьезности его тона.
– За что?
Д'Аверк закашлялся, а потом поднял глаза и произнес прежним насмешливым тоном:
– Как за что, мой дорогой герцог? За то, что спасли мне жизнь. К утру шторм утих. Море еще волновалось, но намного меньше, чем накануне.
Хоукмун и д'Аверк встретились на палубе. Француз вышел из каюты в куртке и зеленых бархатных бриджах, но без доспехов. Он поклонился Хоукмуну.
– Как спалось? – поинтересовался герцог Кельнский.
– Превосходно, – усмехнулся д'Аверк, и Хоукмун понял, что ему здорово досталось от клопов.
– Вечером будем в порту, – сказал Хоукмун. – Вы – мой пленник или заложник, если вам больше нравится это слово.
– Заложник? Думаете, Империи Мрака небезразлично, жив я или мертв?
– Увидим, – Хоукмун потер Черный Камень. – Но предупреждаю: если попытаетесь бежать, я вас убью. Убью, глазом не моргнув, – так же, как вы прикончили своих людей.
Д'Аверк откашлялся в носовой платок и напыщенно произнес:
– Я обязан вам жизнью, и она принадлежит вам. Можете забрать ее, когда пожелаете.
Хоукмун нахмурился. Д'Аверк был слишком хитер, и герцог подумал, что напрасно спас его. Хлопот с ним, похоже, не оберешься, а будет ли выгода – еще не известно.
К ним подбежал встревоженный Оладан.
– Герцог Дориан! – Тяжело дыша после бега, он протянул руку. – Парус! Движется нам навстречу!
– Ну и что с того? – улыбнулся Хоукмун. – Для пиратов мы – не добыча.
Но через несколько секунд он заметил волнение среди экипажа и схватил за руку ковылявшего мимо капитана.
– В чем дело, капитан Маусо?
– Беда, сударь! – прохрипел шкипер. – Большая беда. Разве вы не видите парус?
Хоукмун всмотрелся в очертания чужого корабля. Он заметил эмблему на черном парусе, но разглядеть ее не смог.
– Не станут они с нами связываться, – сказал он. – Вы говорили, на борту нет груза. Зачем им рисковать ради пустого корыта?
– Им все равно, есть у нас груз или нет. Они, как киты-убийцы, нападают на всех без разбору. Им бы только кровушку пустить, а грабеж – дело десятое…
– Кто они? – спросил д'Аверк. – Похоже, это не гранбретанцы.
– Как раз гранбретанцы-то и не тронули бы нас, – с дрожью в голосе произнес Маусо. – Это московиты из секты Безумного Бога. Они уже несколько месяцев рыскают в этих водах, наводя на всех ужас.
– Они определенно собираются напасть, – без тени страха в голосе заметил д'Аверк. – Герцог Дориан, с вашего позволения я спущусь за своим оружием и доспехами.
– Я тоже возьму оружие, – сказал Оладан. – И вам принесу меч.
– Драться бесполезно! – выкрикнул помощник капитана, размахивая бутылкой. – Лучше сразу броситься в море.
– Он прав, – кивнул капитан Маусо, провожая взглядом д'Аверка и Оладана. – Их слишком много. Нас разорвут на куски, а если захватят в плен, будут долго пытать.
Хоукмун обернулся на всплеск. Помощник капитана исчез – видимо, у этого человека слово не расходилось с делом. Герцог Кельнский бросился к борту и всмотрелся в темную воду, но ничего не увидел.
– Он поступил мудро, – вздохнул шкипер. – Не пытайтесь его спасти, лучше прыгайте следом.
Корабль московитов быстро приближался к «Улыбчивой деве». На его черном парусе алели два огромных распахнутых крыла и между ними – звериная морда с разинутой в диком беззвучном хохоте пастью. На людях, толпившихся на палубе, не было ничего, кроме поясов и металлических ошейников. Над водой разносились странные звуки. Хоукмун разобрал их не сразу – лишь посмотрев еще раз на парус, он понял, что слышит безумный хохот. Словно грешники в аду пришли в неописуемое веселье…
– Это корабль Безумного Бога, – глухо произнес капитан Мау-со, и на его глазах выступили слезы. – Мы пропали!
Уверенно глядя вперед, Хоукмун с Оладаном и д'Аверком стали у борта плечом к плечу. На корме теснилась охваченная паникой команда «Улыбчивой девы».
Чужой корабль стремительно приближался. Глядя на искаженные безумием глаза обнаженных моряков, Хоукмун невольно подумал, что им едва ли удастся одолеть эту дикую орду.
Вот уже абордажные крючья вонзились в прогнивший борт «Улыбчивой девы». Трое защитников судна бросились рубить канаты.
– Заставьте людей подняться на мачты! – крикнул Хоукмун капитану. – Разверните корабль!
Перепуганные матросы не шевелились.
– Наверху безопаснее! – бросил Хоукмун. Матросы полезли на ванты, но к парусам не прикасались.
Уговаривать их не было времени – через борт вражеского корабля уже лезли, оглушительно хохоча, сумасшедшие матросы.
Один из них прыгнул на Хоукмуна, занес над головой герцога клинок – и встретил грудью острие меча. Но еще до того, как труп упал в узкую щель между кораблями, на палубу «Улыбчивой девы» посыпались обнаженные тела. Воины, как обезьяны, перепрыгивали с палубы на палубу, перелезали по абордажным канатам, перелетали на свисающих с мачты веревках.
Трое защитников торгового корабля кололи и рубили, и вскоре все вокруг казалось им кроваво-красным. Но московиты только усиливали натиск, оттесняя противников от борта. Они сражались неумело, но отчаянно, не щадя своей жизни.
Вскоре Хоукмун потерял д'Аверка с Оладаном из виду. Он не знал, живы они или убиты, но крепко сжимал меч, раз за разом описывая им длинную смертоносную дугу. Герцог был с ног до головы залит кровью; только голубые глаза сверкали из-под забрала.
