— Имперское войско! Маги! — ворвавшийся в дом человек прижимал к животу окровавленную руку, но рана его, похоже, не беспокоила. Он не походил на варвара: высокий, да, но не огромный, черноволосый с молодым ещё безусым лицом.
— Тьфу! На «Карсу» отходим, — всё так же лениво приказал Аркан. — Ридайн, этого с собой?
— Эти, — человек кивнул на скорчившегося мальчишку, — уже не воины, а выродки. Нечего церемониться. Собаке собачья смерть.
Кнут отвесил Арвиэлю пинка напоследок, но тому уже было всё равно. Огонь — не так уж больно, всего минута-две. И Симка обязательно будет с ним рядом по ту сторону.
Последним из дома уходил Ридайн. Осторожно потрогал носком сапога Рассвет и Полночь — Тай-Кхаэ'лисс матери, но клинки были мертвы. Человек бережно подобрал их и посмотрел на мальчика в раздумье, будто решая, убить ли ребёнка самому или оставить это стихии. Вскинул руку. Замер. Опустил. Из центра его ладони вылетел огненный шар и, ударившись об пол, пополз к стенам, затанцевал на одежде мёртвых.
Симеон сумел вырваться из магического капкана. Вернулся, прибежал, чтобы увидеть смерть хозяина. Звал, тормошил, тщетно грыз и царапал лезвие…
Берен потом долго пожимал плечами, не понимая, как сумел выдернуть меч. Домовой бросился под копыта жеребца самого Императора, спешащего на выручку аватарам. Вести о грабежах на побережье Перелива дошли в столицу, но Аристан опоздал. Войско встретило зарево вместо северного сияния, а вместо клана легендарных оборотней — последний аватар и бездомный домовой.
— Да, аватары умерли. И мальчик Арвиэль умер вместе с ними. А теперь есть стражник Вилль Винтерфелл…
На плечо опустилась маленькая рука, чьё родное тепло проникло сквозь плотную льняную рубашку. Вилль напрягся было, да вновь расслабился — Тай-Линн и не думала его жалеть.
— Который обязательно станет капитаном Имперской Стражи, — она потрепала его по плечу не то ободряюще, не то хозяйски. — Но для этого совсем не обязательно умирать ещё раз. Вилль, обещай, что, когда они уедут, ты не полетишь следом.
— Хмм…
— Вилль, если тебя убьют, кто научит меня эльфийскому? Ты ещё не выполнил обещание.
— Маленькая шантажистка! — криво улыбнулся Вилль, не зная, куда девать глаза.
— Ага, попался!
Если бы взглядом можно было сожрать, то от кролика остались бы кости, да и те обглоданные. Впрочем, Алессе интерес показался излишне явным — её друг ещё отходил после рассказа. Друг? Да, именно так! Первый друг, самый настоящий, которого нужно расшевелить во что бы то ни стало и вырвать, наконец, из когтей треклятого дракона. Хвала всем Богам, она не успела рассказать о приключении на Ярмарке. Не иначе, Судьба уберегла.
— Кстати, если эти козлы устроят пьяный дебош — а они его устроят — вы вполне можете посадить их на трое суток в тюрьму! — Алесса осклабилась. — К сородичам…
Вилль одобрительно хмыкнул, продолжая зрительно обсасывать кроличью голень. Козёл почитался варварами, как отродье Мрака, чёрный — тем более. Вряд ли ночь в компании с исчадием Бездны оставит кочевников хладнокровными. Не совсем безобидная месть, придуманная женщиной, — это выход?
— Вилль, — Алесс взяла его за руку, и эльф перевёл на неё вымученный взгляд. — Давай я тебя покормлю?
«Чтобы ты не смог взлететь!» — закончила пантера.
Ужин при Индикаторе вполне можно было счесть романтическим, если бы не маленькое «но». «Дикая Роза» десятилетней выдержки на поверку оказалась крашеным гномьим самогоном. Они, не сговариваясь, подозрительно уставились на мясо.
— Надеюсь, этот кролик — не крыса?
— Знаешь, Леська, я такой голодный, что съем и крысу. Даже десятилетней выдержки!
Кролик оказался самим собой, сочным, с пропитанной пряностями хрустящей корочкой. После сытного ужина и самогон перестал казаться отравой, благо, купцы отбили запах эльфийскими благовониями.
А потом они затянули «Про коня», и следом «Во садочке, во моём». У обоих были замечательные от природы голоса, но Вилль по необъяснимой причине то отчаянно фальшивил, то ревел, как простуженный медведь. На Алессу напала столь же беспричинная икота. В результате получалось нечто из ряда вон выходящее, но им обоим это безобразие ужасно нравилось. «Как я сватался к голубке, да женился на гусыне» спеть не удалось: грохот сотряс воздух, и ночь вспыхнула алыми огнями. Девушка завопила от восторга и бросилась к люку.
— Салют! Салют! — ликовала она, повисая на шее вдруг ставшего таким родным и близким Вилля. Тот тоже развеселился и прижал к себе безудержно хохочущую Алессу. Великолепный фейерверк разукрасил чёрное небо всеми цветами радуги. Огненные птицы почти касались крыльями заснеженных крыш, кувыркались в воздухе и превращались то ли в драконов, то ли в каких-то иных летучих тварей; разноцветные облака взрывались и осыпались на землю золотым снегом. Со стороны ярмарочной площади доносились радостные крики и смех.
Вилль осторожно обнял её сзади, устроив подбородок на макушке.
— Алесса, я в последние дни был не в себе. Срывался на тебе, как последний… Столько всего навалилось, даже и не объяснить. Немного позже. Просто сейчас прости меня.
— Прощаю! — легко отозвалась знахарка. — А хочешь, расскажу тебе сказку про охотника?
— Опять?!
— Нет, другую, — Алесса засмеялась, поняв его. — Нам со Стасей её папа рассказывал. Однажды двое друзей-охотников отправились в лес за добычей. На опушке они разошлись. Первый охотник шёл долго, но ничего не нашёл. Второму повезло больше. Почти сразу он заметил куницу. «У моей жены будет знатный воротник», — подумал охотник, потому что был любящим. Он застрелил куницу, положил в мешок и отправился дальше. На полянке он увидел двух крупных зайцев. «У моей семьи и семьи моего друга будет похлёбка, а у наших сыновей знатные шапки», — подумал охотник, ведь он был добрым. Застрелил зайцев и положил тушки в мешок. Он настрелял белок на воротнички сельской детворе, так как был щедрым, а глухаря сбил, чтобы задобрить сборщика налогов. Его мешок стал совсем неподъёмным, и в колчане осталась одна-единственная стрела. Но он уходил всё дальше, в чащу, в болото, ведь это был сильный и выносливый охотник. И вдруг в зарослях ежевики он увидел медведя с разорванным ухом. Это был тот медведь, что уже целый месяц нападал на сельский скот. «Если я убью его, то у нас будет тёплая шкура, мясо и целебное сало. А я прослыву героем», — подумал охотник, потому что был храбрым и немного горделивым. С одной-единственной стрелой он решил подобраться ближе, чтобы попасть наверняка. На пятом шаге охотник провалился в трясину. Он барахтался, пытаясь нащупать опору, но мешок тянул его вниз.