— Чего ты хочешь от меня, Игрейна?
Она ответила твердо, не пытаясь увильнуть от прямого ответа:
— Я послала за тобой, принц, потому что мне нужна твоя помощь.
— Из-за короля.
— Так ты уже знаешь? — спросила она напрямик. — Когда мой муж позвал тебя сюда, ты сразу догадался, что я не больна?
— Догадался.
— Значит, ты понимаешь, что мне от тебя нужно.
— Не вполне. Скажи, разве ты до сих пор не могла поговорить с самим королем? Это избавило бы его от многих мучений. И твоего мужа тоже.
Ее глаза расширились.
— Как я могла с ним поговорить? Ты шел через двор?
— Да.
— Значит, видел солдат моего мужа, вооруженную стражу… Что было бы, если бы я говорила с Утером? Не могла я ответить ему открыто, а если бы встретилась с ним тайно — хотя это невозможно, — через час об этом знало бы пол-Лондона. Конечно, я не могла ни поговорить с ним, ни передать послание. Молчание было моим единственным спасением.
— Если бы в послании говорилось, что ты верная и преданная жена и что королю следует поискать любви в другом месте, такое послание можно было бы передать ему в любое время, с любым посланцем.
Она улыбнулась. Потом опустила голову.
Я вздохнул.
— A-а. Именно это я и хотел знать. Ты честна, Игрейна.
— А что толку лгать тебе? Я много о тебе слышала. И не так глупа, чтобы верить всему, что говорится в песнях и легендах, но ты умен, холоден и мудр, и говорят, что не любишь никого из женщин и не служишь никому из мужчин. Значит, ты можешь слушать и судить. — Она опустила взгляд на свои руки, лежавшие поверх покрывала, потом снова подняла глаза на меня. — Но я верю, что ты видишь будущее. Скажи, что меня ждет.
— Я не старая гадалка. Ты послала за мной ради этого?
— Ты знаешь, ради чего. Ты единственный человек, с кем я могу поговорить наедине, не возбуждая гнева и подозрений у мужа, — и ты вхож к королю.
Это была всего лишь юная женщина, лежавшая в постели, а я стоял над ней; и все же она казалась королевой, дающей аудиенцию. Она посмотрела мне в глаза.
— Король уже говорил с тобой?
— В этом не было нужды. Все знают, из-за чего он томится.
— А ты расскажешь ему о том, что только что узнал от меня?
— Это зависит от обстоятельств.
— Каких? — спросила она.
— От тебя самой, — медленно ответил я. — До сих пор ты вела себя разумно. Если бы ты не была столь осторожна в своих речах и поступках, это могло бы привести к крупным неприятностям, даже к войне. Насколько я понимаю, ты ни на миг не оставалась одна и без охраны, стараясь все время быть на виду.
Она молча взглянула на меня, вскинула брови.
— Ну конечно!
— Большинство женщин на твоем месте не смогли бы устоять, госпожа Игрейна. Тем более если бы желали того же, чего желаешь ты…
— Я не «большинство женщин»! — сказала, как выстрелила.
Внезапно села, отбросив назад темные волосы, и откинула одеяла. Пожилая женщина схватила длинное синее платье и подбежала к ней. Игрейна набросила его на плечи, поверх белой ночной сорочки, вскочила с постели и беспокойно подошла к окну.
Стоя, она оказалась высокой для женщины, и фигура ее могла бы взволновать и менее пылкого человека, чем Утер. Длинная, тонкая шея, грациозно посаженная головка. Распущенные темные волосы струились по спине. Глаза — синие, не голубые, как у Утера, а темно-синие кельтские глаза. Гордый рот. Очень красивая — и отнюдь не игрушка для мужчины. «Если Утер хочет ее, — подумал я, — ему придется сделать ее своей королевой».
Она остановилась, не дойдя до окна. Если бы подошла к окну, ее могли бы увидеть со двора. Нет, эта дама головы не теряет…
Обернулась.
— Я дочь короля, из рода королей. Разве ты не видишь, что довело меня до подобных мыслей? Не видишь? — страстно повторила она. — В шестнадцать лет меня выдали замуж за владыку Корнуолла. Он хороший человек, я чту и уважаю его. И, пока не приехала в Лондон, уже наполовину смирилась с тем, что мне придется исчахнуть и умереть там, в Корнуолле. Но он привез меня сюда, и здесь это случилось. Теперь я знаю, чего хочу, но мне, жене Горлойса Корнуэльского, это недоступно. Мне ничего не остается, как ждать и молчать, ибо от моего молчания зависит не только моя честь, но и мужа, моего дома, а также безопасность королевства, за которое умер Амброзий и которое сам Утер только что скрепил огнем и кровью.
Она резко сделала шага два, потом вернулась обратно.
— Я не какая-нибудь мерзавка Елена, ради которой люди сражались, гибли, разоряли королевства. Не хочу стоять на стене и ждать, кому из могучих героев я стану наградой. Не могу обесчестить ни Горлойса, ни короля в глазах людей. А если явлюсь к нему тайком — тогда обесчещу себя в своих глазах. Я женщина, страдающая от любви, да. Но я еще и Игрейна Корнуэльская!
— И ты, значит, намерена ждать, когда сможешь прийти к нему с честью, как его королева? — холодно спросил я.
— А что мне остается?
— Значит, так ему и передать?
Она ничего не ответила.
— Ты позвала меня затем, чтобы я предсказал будущее? Чтобы узнать, сколько осталось жить твоему мужу?
Она снова промолчала.
— Игрейна, это все сводится к тому же. Если я передам Утеру, что ты любишь и хочешь его, но не будешь принадлежать ему, пока жив твой муж, — как ты думаешь, долго ли после этого будет жить Горлойс?
И опять она ничего не сказала. «Тот же дар — умение молчать», — подумалось мне. Я стоял между нею и очагом и видел, как пламя бьется вокруг нее, струится вверх по белой сорочке и синему платью, как свет и тени переливаются волнами, как бегущая вода или трава под ветром. Пламя взметнулось; моя тень упала на нее, разрослась, поползла вверх, встретилась с ее тенью и соединилась с ней, так что на стене за спиной Игрейны встал не красно-золотой дракон, не падучая звезда с сияющим хвостом, но огромная туманная тень из воздуха и тьмы, созданная пламенем. И когда пламя опало, она опала вместе с ним, уменьшилась, усохла и оказалась вновь всего лишь тенью Игрейны, женщины тонкой и прямой, как меч. А там, где стоял я, не было ничего.
Она шевельнулась — и свет лампы вновь сделал комнату теплой и реальной, пахнущей яблоневыми дровами. Игрейна смотрела на меня — в лице ее появилось нечто новое, чего раньше не было. Наконец она произнесла ровным голосом:
— Говорила же, что от тебя ничто не укроется. Хорошо, что ты высказал это вслух. Я и сама думала об этом. Но надеялась, что, послав за тобой, я смогу снять вину с себя и с короля.
Когда темная мысль облекается в слова, она выходит на свет.
— Если бы ты поступала как обычная женщина, давно могла бы утолить свое желание, точно так же как и король, поступай он как обычный мужчина.
