От мысли, что неведомые собратья поплатились жизнями ради моего спасения, стало весьма неуютно.
Вылизав таз до блеска, я поставил его на пол.
— Не подлить ли добавки? — Андрей улыбнулся, заметив, что я не выгляжу сытым.
— Благодарствую. С меня довольно, — я испугался, что забота обо мне приведет охотника к стае и он убьет моих вампиров ради их крови.
— Не скромничай, Тихон, — улыбка Андрея переросла в насмешку. — Я вижу, ты не наелся, и возьму у Пыжикова сального поросенка. Тебе надо поправляться.
— Ежели поросенок невелик, то не огорчу тебя отказом, — я вылизал кисти рук с обеих сторон.
— Дорогой дедушка, вы тут?!! Ау, дедуська! — снаружи зазвенели детские голоса.
— Тута я, любимые внучатки, — радостно отозвался Андрей.
В сарай растрепанными мандаринками влетели девочка и мальчик лет пяти — шести. Огненно — рыжие, но без конопушек, они были прекрасным отражением своей матери.
— Вспоминайте, как вы теребили дедушку: покажи да покажи им лесного вампира! Ну-ка, разиньте глазки и любуйтесь, — Андрей подвел детей ко мне. — Вот он, лесной вампир! Его Тихоном зовут. Не пужайтесь, он ручной.
Дети Регины внимательно изучали мою внешность. В угоду им я сверкнул глазами и показал клыки. Девочка подошла ближе и ущипнула меня за нос. Я внутренне дрогнул.
«А ведь я сам, наверное, дедушка, и по Лабелину бегают мои внуки. Как жаль, что я не могу их увидеть».
— Тихон занятный, — улыбнулась девочка. — Мы возьмем его с собой?
— Нет, золотко. Мы отпустим его в лес, когда он поправится. Тихона зашибло осиной, и пока ему нездоровится. Вы будете помогать мне ухаживать за ним.
— Как шелковый, — мальчик прикоснулся к моей руке.
— Представление окончено. Детки, топайте в дом, — Андрей распахнул дверь.
На улице мелодией тростниковой дудки гудели ветра.
Я прожил трое суток на привязи. Андрей с вниманием и щедростью столичного ресторатора обеспечивал меня едой, не теряя надежды завербовать на службу. Он много рассказывал о своей жизни в Петербурге.
Регина стала человеком, но о потере бессмертия она нисколько не жалела. Более того, она яро возненавидела вампиров, и теперь преподавала молодым охотникам, оборотням и волшебникам нашу физиологию с позиции наиболее уязвимых мест.
Андрея привело в мой лес предупреждение Маши, почувствовавшей, что надо мной нависла смертельная угроза. Узнав о срочной поездке, Регина попросила Андрея взять с собой ее детей. Она хотела меня позлить, но я только порадовался за нее. У нее теперь была счастливая семья, любимая работа, в общем, как принято говорить в ваше время, ее жизнь удалась. Регина нашла свое место под солнцем.
— Подумай, Тихон, ты упускаешь последний шанс вернуться к людям, — Андрей снял с меня ошейник. — Выдай нам лесных разбойников, и генерал Казаркин примет тебя в охотничье братство.
— Я не предам стаю. Те, кого ты величаешь разбойниками, мне друзья и семья. Переместись на мое место, Андрейка. Неужто, ты бы их выдал? — я расправил плечи, поигрывая застоявшимися мускулами.
— Ой, Тихон! По всей видимости, тебя не переделаешь. Ты до смешного верен увертливым прихлебателям. А ведь неладное чего случись — они тебя продадут с потрохами. Упаси Бог от таких друзей, — охотник выпустил меня на улицу, и мы пошли к распахнутым воротам. — Что ж! Время навсегда расставаться. Впредь не увидимся. Успехов тебе в общении с гадюками. Прощай, друг.
Меня тронуло прощание Андрея. Я позволил ему обнять себя, сдерживая нервную дрожь — предупреждение инстинкта.
— Прощай, — я поднял руку и, развернувшись, побежал к лесу.
Жалкий остаток стаи удивился моему возвращению. Лейлу не заинтересовал струившийся от меня человеческий дух, поскольку ей была известна моя подноготная. Зачислив лучшего друга в покойники, Лаврентий выдал доверенные ему тайны. Его болтливость принесла ядовитые плоды. Пятак и Глаша сбежали из заповедника.
Нас осталось трое. Мы плохо представляли, как дальше жить вместе, но признавали, что по одиночке не выживем.
Несмотря на бессчетные нарушения вампирских законов, я остался вожаком стаи. Я мог бы устроить Лаврентию столь памятную выволочку, что он не забыл бы ее до конца света. Однако я посчитал ошибкой запугивать друзей, и без того трясшихся при каждой вспышке моих глаз.
«Страх — лучший помощник вампира в управлении собратьями? Так почему я огорчен и разгневан? Не следует ли мне поблагодарить Лаврушку за его шальной язык? Да, численность стаи сократилась, но так, как сейчас меня боятся подданные, меня не боялась ни одна добыча».
Я вспомнил слова Фимки о том, что вместо вампирши Марфы Челкашиной на свете живет московская княгиня Марфа Щурова. Почтенная мать семейства, обладательница дворянского титула… человек. Напрасным было ее обещание. Нам не суждено встретиться ни в этой жизни, ни в другой. Разве что на том свете увидимся, но найдется ли для меня место в ее судьбе даже там? А ведь именно в ней прежней, в прославленной вампирской воительнице, атаманше Кривого Яра, я нуждался, как ни в каком другом существе.
«Почему строчки о счастье в книге моей жизни так коротки?»
Девятнадцатый век подходил к концу. Человеческое сообщество с душевным содроганием ждало великих перемен, а вампирские разрозненные шайки не проявляли интереса к очередному перевороту общественных устоев или вообще о нем не знали.
Наша стая урывала кусочки информации из городской прессы, но нам было все равно, светлое или темное будущее ожидает людей. Мы были далеки от них, не считая охот в окраинных деревнях.
После недельной отлучки в дальнюю часть леса, я узнал кошмарную новость. Лаврентий соблазнил дочь градоправителя Агнию Дубову, несмышленую девчонку четырнадцати лет.
Агния с подругами гадала на берегу озера и просила водяного духа явиться ей в образе суженого. Обмотанный водорослями Лаврентий подкрался к девицам по мели, возник в свете их костра и скрылся под водой.
На следующий вечер мой друг нарядился импозантным модником. Будто случайный прохожий он мелькнул за чугунными воротами, когда Агния гуляла в саду, наслаждаясь ароматом сирени и трелями соловья. На другой вечер он в это же время появился у чугунных ворот. Агния, промучившаяся весь день в страстном томлении, выбежала к нему. До утра они простояли у разделявшего их забора, воркуя о любовных слабостях. На третий вечер девица перелезла через забор к «суженому». Той ночью под балдахином сирени она перестала быть девицей.
