одним из самых «ястребиных» среди его собеседников. Поначалу у Робина зародилась глупая, беспочвенная надежда, что, возможно, эта война не была идеей профессора Ловелла, и что, возможно, он призывал их остановиться. Но профессор Лавелл весьма резко высказывался не только о многочисленных преимуществах такой войны (включая огромные лингвистические ресурсы, которые окажутся в его распоряжении), но и о легкости, с которой «китайцы, вялые и ленивые, с армией, не имеющей ни йоты храбрости или дисциплины, могут быть побеждены». Его отец был не просто ученым, оказавшимся втянутым в торговые войны. Он помогал их разрабатывать. Одно неотправленное послание, написанное аккуратной, крошечной рукой профессора Ловелла и адресованное лорду Пальмерстону, гласило:
Китайский флот состоит из устаревших джонок, чьи пушки слишком малы для эффективного прицеливания. У китайцев есть только один корабль, способный противостоять нашему флоту, — купленный у американцев торговый корабль «Кембридж», но у них нет моряков, способных управлять им. Наши агенты сообщают, что он простаивает в бухте. Мы быстро справимся с ним с помощью «Немезиды».
Сердце Робина билось очень быстро. Его охватило внезапное желание узнать все, что только возможно, определить все масштабы этого заговора. Он лихорадочно прочел всю пачку; когда письма закончились, он достал из левого ящика другую стопку корреспонденции. В ней обнаружилось много того же самого. Целесообразность войны никогда не была вопросом, только ее сроки и трудности убеждения парламента в необходимости действий. Но некоторые из этих писем датировались еще 1837 годом. Откуда Джардин, Мэтисон и Ловелл могли знать, что переговоры в Кантоне перерастут в военные действия более двух лет назад?
Но это было очевидно. Они знали, потому что таково было их намерение с самого начала. Они хотели военных действий, потому что им нужно было серебро, и без чудесных изменений в сознании императора Цин единственным способом получить его было направить оружие на Китай. Они планировали войну еще до отплытия. Они никогда не собирались вести добросовестные переговоры с комиссаром Линем. Эти переговоры были лишь предлогом для военных действий. Эти люди финансировали поездку профессора Ловелла в Кантон в качестве последней экспедиции перед внесением законопроекта в парламент. Эти люди рассчитывали на то, что профессор Лавелл поможет им выиграть короткую, жестокую, эффективную войну.
Что произойдет, когда они узнают, что профессор Лавелл больше не вернется?
«Что это?»
Робин поднял голову. Рами стоял в дверях, зевая.
«У тебя остался час до твоей очереди», — сказал Робин.
«Не мог заснуть. И вообще, эти дежурства — ерунда, никто за нами сегодня не придет». Рами присоединился к Робину за столом профессора Ловелла. «Копаемся, да?»
Смотри. Робин постучал по буквам. «Прочитай это.»
Рами взял одно письмо с самого верха стопки, пролистал его, а затем сел напротив Робина, чтобы внимательнее рассмотреть остальные. «Боже правый».
«Это военные планы», — сказал Робин. Все в этом замешаны, все, кого мы встретили в Кантоне — смотрите, вот письма преподобных Моррисона и Гютцлафа — они использовали свое прикрытие миссионеров, чтобы шпионить за цинскими военными. Гютцлафф даже подкупал информаторов, чтобы те сообщали ему подробности о дислокации китайских войск, о том, какие влиятельные китайские торговцы настроены против британцев, и даже о том, на какие ломбарды стоит совершить налет».
«Гютцлафф?» Рами фыркнул. Правда? Я не знал, что этот немец способен на такое».
Есть также памфлеты, призванные подстегнуть общественную поддержку войны — смотри, здесь Мэтисон называет китайцев «народом, отличающимся удивительной степенью имбецильности, скупости, тщеславия и упрямства». А здесь некто Годдард пишет, что развертывание военных кораблей будет «спокойным и разумным визитом». Представьте себе. Спокойный и благоразумный визит. Какой способ описать насильственное вторжение».
«Невероятно». Глаза Рами блуждали вверх и вниз по документам, которые он пролистывал с нарастающей скоростью. «Заставляет задуматься, зачем они вообще нас послали».
«Потому что им все еще нужен был предлог», — сказал Робин. Теперь все становилось на свои места. Все было так ясно, так до смешного просто, что ему хотелось пнуть себя за то, что он не заметил этого раньше. Потому что им все еще нужно было что-то взять с собой в парламент, чтобы доказать, что единственным способом получить то, что они хотят, была сила. Они хотели, чтобы Бейлис унизил Лина, а не пошел с ним на компромисс. Они хотели подманить Лина, чтобы он первым объявил военные действия».
Рами фыркнул. «Только они не рассчитывали, что Лин взорвет весь этот опиум в гавани».
«Нет,» сказал Робин. Но я полагаю, что они все равно получили справедливое основание, которого хотели».
Вот вы где, — сказала Виктория.
Они оба подпрыгнули от неожиданности.
«Кто следит за дверью?» спросил Робин.
«Все будет в порядке, никто не вломится в три часа ночи. А Летти лежит как бревно». Виктория пересекла комнату и посмотрела на стопку писем. «Что это?»
Рами жестом пригласил ее сесть. «Сейчас увидишь.»
Виктория, как и Рами, начала читать все быстрее и быстрее, когда поняла, на что смотрит. «О, боже.» Она прикоснулась пальцами к своим губам. «Так вы думаете — так они даже никогда...»
«Верно,» сказала Робин. «Это все было для показухи. Мы вовсе не собирались вести переговоры о мире».
Она беспомощно потрясла бумагами. «Тогда что нам с этим делать?»
«Что ты имеешь в виду?» спросил Робин.
Она бросила на него озадаченный взгляд. «Это военные планы».
«А мы студенты», — ответил он. «Что мы можем сделать?»
Наступило долгое молчание.
«О, Птичка.» Рами вздохнул. «Что мы вообще здесь делаем? К чему мы бежим обратно?
Оксфорд был ответом. Оксфорд — это было то, с чем они все согласились, потому что, когда они оказались в ловушке на «Хелласе», а труп их профессора погрузился в глубины океана позади них, обещание вернуться к нормальному и привычному было тем, что поддерживало их спокойствие, общая иллюзия стабильности, которая не давала им сойти с ума. Все их планы всегда останавливались на благополучном прибытии в Англию. Но они не могли продолжать уклоняться от этого вопроса, не могли продолжать слепо и нелепо верить в то, что если они просто вернутся в Оксфорд, то все будет хорошо.
Назад дороги не было. Они все это знали. Больше нельзя было притворяться, нельзя было прятаться в своем якобы безопасном уголке мира, пока за его пределами продолжалась невообразимая жестокость и эксплуатация. Оставалась только огромная, пугающая паутина колониальной империи и требования справедливости, чтобы противостоять ей.
«Что потом?» — спросил Робин. «Куда мы пойдем?»
«Ну, — сказала Виктория, — в Общество Гермеса».
Это казалось таким очевидным, когда она это сказала.
