Лесенка была невероятно крутой и уходила, как казалось ему, в самое поднебесье. Наконец они с Б'ургхом достигли внешнего края большой платформы, сделанной из гибких ветвей, переплетенных лианами. Они были здесь вдвоем. Так ли? Иеро присмотрелся. Нет. Тут присутствовал и третий — неясная фигура, скорчившаяся на циновке в дальнем конце этого воздушного убежища. Огромные глаза, в которых играли оранжевые отблески, пристально изучали его; затем плавное движение руки сопроводило приказ: «Садитесь!»
Бок о бок человек и рослый самец иир'ова опустились на корточки; таинственный наблюдатель перед ними пребывал в молчании. Он не пытался вступить в ментальный контакт, но Иеро необъяснимым образом знал, что видит старейшину. Он чувствовал, что это создание сейчас просто припоминает, размышляет и сопоставляет, изучает и делает выводы. Такая работа требовала времени, и священник терпеливо ждал. Наконец темная фигура поднялась со своей циновки и шагнула к гостям, попав в сумеречный свет занимавшегося утра.
Она оказалась старой, очень старой и дряхлой, как заметил странник. Но энергия жизни переполняла ее, разум и дух были крепки, хотя спина сгорбилась и мышцы высохли. Несомненно, Б'ургх был превосходным бойцом и предводителем на войне и на охоте, но сейчас перед Иеро стоял настоящий вождь иир'ова.
«У меня нет имени, Чужой, даже в нашем языке. — Ее ментальный голос оставался юным и свежим, несмотря на возраст. В огромных глазах мерцали огоньки, но разум был спокойным и ясным; ни гнева, ни следа раздражительности или нетерпения, которые Иеро замечал у Б'ургха. — Я — Та, Что Помнит, и Та, Что Говорит. С тех времен, когда мы обрели свободу, подобные мне хранят память племени. Они никогда не должны забывать о страшных временах, о том, что случилось в другом месте за много восходов и закатов до того, как мать моей матери впервые раскрыла глаза. Теперь пришел ты… и, может быть, это главное, для чего я жила… я и все остальные Помнящие, те, которых давно унес Ночной Ветер».
Она придвинулась ближе, и Иеро понял, что ему разрешено говорить. Смутная догадка о прошлом этой расы промелькнула у него в голове, но он отложил ее до времени и мягко ответил:
«Я не враг твоему народу. И я говорил главному среди ваших охотников, что не отношусь к людям, обитающим на равнине за деревянными стенами. Думаю, он поверил мне».
Сухой ответ последовал быстро:
«Неважно, во что он поверил; главное, чтобы поверила я, Безволосый! Потому ты и находишься здесь! — Ее ментальный сигнал был холодным и вызывающим, но в следующий миг тон изменился: — Ты думаешь, мы враги этим существам, что сгрудились за своими стенами, более жалкие и трусливые, чем те животные, которые питают их? Нет, не так! Они приносят нам пользу. И есть еще одна цель в их существовании… цель, которая касается тебя, ибо ты стоишь гораздо ближе к ним, чем к нам. Ты догадываешься об этой цели?»
Священник думал быстро, стараясь не выдать своих колебаний; вопрос был непрост и коварен. Перед ним разверзлась пропасть. Одно неверное слово — и он умрет в считанные минуты! Он должен что-то ответить — и немедленно! Иеро выбрал рискованный ход.
«Эти люди с равнины, похожие на меня, но такие беспомощные и безобидные, они служат как бы напоминанием… Они помогают сохранить память о прошлых временах. О временах, когда другие, подобные им телесно, не были ни беспомощными, ни безобидными!»
Он перевел дыхание, не отрывая глаз от вертикальных оранжевых зрачков Помнящей. Она тоже вздохнула — глубоко и с видимым облегчением.
«Значит, ты знаешь? И если знаешь, то как много? — Ее глаза сузились. — Но сначала, главное: откуда пришло твое знание?»
Свой мысленный ответ Иеро формулировал с предельной тщательностью; он понимал, что все еще ходит по лезвию ножа. Одно неосторожно сказанное слово, одно неверное движение, и огромный иир'ова, сидевший рядом, стиснет его плечи раньше, чем он успеет пошевелиться. А затем… стоит только старой кошке кивнуть…
«Поверь, я не знаю ничего. Но я скитаюсь всю свою жизнь и видел много земель, населенных странными существами. Часто мне приходилось сражаться с ними… Одни походили на меня, другие — нет. Но самые страшные враги, самые злобные твари относились к моей расе. — Он сделал паузу, усиливая эффект своих слов. — Но только по виду. К тому же они были настоящими Безволосыми — ни волоска на теле и на голове. — Действительно ли пылающие зрачки чуть дрогнули? Он продолжал: — В тайных местах, вдали от света солнца, они выводят рабов — существ иных пород, которых превращают в слуг зла. Таких, как эти». Он послал Помнящей образы волосатых ревунов, обезьяноподобных лемутов и страшных людей-крыс.
Едва заметная дрожь пробежала по ее телу, но огромные глаза не отрывались от лица священника.
Теперь в ее ментальной речи появился оттенок просьбы; раздражение исчезло — во всяком случае, оно не относилось к Иеро.
«Если тебе ничего не известно, то ты не ведаешь о позоре, который мы, свободное племя, носим до сих пор?»
«Разве можно считать бесчестьем, если слуги зла силой захватили тебя? А ведь со мной случилось такое — меня схватили и пытали. Но я убежал! Я и сейчас бегу, пробираюсь на север к своему народу. Так же, как бежали в далеком прошлом дети Ночного Ветра, почуяв сладкий запах свободы!»
Он слегка успокоился. Детали мозаики становились на место; его проницательному уму хватило намеков, чтобы воссоздать цельную картину. И слова Помнящей лишь подтвердили то, что он уже предчувствовал.
«Покажи мне твоего врага! Покажи в своих мыслях! Того, кто властвует над остальными!»
Выполнить эту просьбу было нетрудно; ненавистное лицо С'даны, адепта Нечистого, смертельного и страшного врага, часто всплывало в памяти священника. Бледная кожа, безволосый череп, глаза почти без зрачков, горящие дьявольским огнем, аура злобной силы, окружавшая колдуна… Иеро передал Помнящей этот адский образ.
Она зашипела, как разъяренная рысь; вождь, беспокойно шевельнувшийся рядом с Иеро, вторил ей. Гнев затопил сознание иир'ова; гнев, не остывший в череде многих поколений, родившихся свободными. Эта раса была самой независимой, самой гордой из всех существ, искусственно выведенных колдунами Нечистого, и ненависть к тем, кто осмелился когда-то наложить на них оковы, стала инстинктивной.
«Это один из них, из проклятых, чтоб им сгореть в небесном огне! Пусть смерть поразит их в пещерах — там, где они приносят боль своими острыми ножами! Они держали нас под землей, беспомощных, скованных властью их злых мыслей… они смеялись, когда мы терпели страдания… они говорили, что хотят сделать из нас полезных слуг! Да, мы стали бы хорошими слугами, если б их мощь сломила нашу волю! Слушай, Чужой… ты, который ненавидит их так же, как мы! Я, Помнящая, поведаю тебе о тех временах — так, как говорила мне мать и как было рассказано ей самой ее матерью. Запомни эту историю — так, как запоминают ее детеныши иир'ова. Если ты ненавидишь их — а я чувствую, я знаю, что ты не лжешь, — то прими помощь Восточного прайда!»
Иеро прислонился к плетеному ограждению платформы; теперь он мог позволить себе расслабиться. Усилия Нечистого помогли ему найти новых союзников. Забавная ситуация! И вряд ли она порадовала бы С'дану!
Ночь убывала, восток разгорался первыми отблесками рассвета. Устроившись на краю воздушного гнезда иир'ова, священник слушал историю их пленения, случившуюся далеко отсюда, в иной земле, за сотни миль от вольной прерии. Он полагал, что адепты Нечистого вывели эту расу для битв — ментальных и тех, где используется более осязаемое оружие, — однако не стал делиться своими догадками с Помнящей.
Но какую ошибку допустил враг! Сражение мыслью требует мощного высокоразвитого мозга, а такой разум не способен к бездумному подчинению. И вскоре новосотворенное племя воинов поняло, что является лишь орудием в руке хозяина, ничтожной частью его великого зловещего плана. Боль и мучения научили иир'ова терпению, ложь их владык — проницательности, жажда свободы — сотрудничеству. Они объединились и восстали.
И наступил час отмщения, ночь крови и огня! Они застали врасплох своих владык и вырвались из пещер и пылающих лабораторий, потеряв многих; тех же, кому удалось выжить, преследовали долго и упорно. Они бежали, упрямые гордецы, бежали, пока их сердца не начали рваться из груди, бежали, пока их самки могли нести детенышей. Они были уже вне пределов досягаемости прежних хозяев, и разум их стал свободен от ментальных оков, но они шли день за днем, пока не достигли новых земель. Здесь они остались, но не забыли того, что минуло. Их история, трагическая и мрачная, повторялась все новым и новым поколениям; кровоточащий шрам воспоминаний не зарастал плотью забвения.
Когда первые группы переселенцев и странствующих пастухов появились в этих краях, внимательные глаза наблюдали за ними из тенистых рощ. Единственные представители рода людского, которых знали иир'ова, были слугами Нечистого, и горячие головы решили, что пришельцев нужно истребить — полностью и без жалости. Но мудрость победила. Понаблюдав за чужаками, они сообразили, что эти существа относятся к другой породе, безвредной и робкой. Пришельцы даже оказались полезны: мясо их животных было вкусным, молоко — восхитительным. Итак, поселенцам разрешили остаться в их деревнях; они жили под бдительным присмотром, обложенные данью.
