Самым странным было то, что я не испытывал злости по отношению к Сакернавену и Холдеру. Да, они всегда ненавидели меня и жаждали власти, но теперь они были правы: я не Эридан. Правы, опять же, по большому счету.
Мне также не было страшно, и не было жаль самого себя. Волновало другое: что станет с дорогими мне людьми после моей смерти? Больше всего я тревожился за Эйниру, но я знал, что Рейнел ее не бросит, может быть, поможет вернуться на родину к родителям. Навряд ли, она захочет остаться здесь после всего случившегося...
Чем больше я думал о событиях, которые произошли со мной за эти два года, тем больше понимал, что я действительно полюбил этот мир, полюбил Карадену, полюбил людей, волею судьбы ставших моими подданными. Я проливал кровь за это государство, я бился за него, не жалея себя... И сейчас ни о чем этом я не жалел. Возможно, наступит час, и кто-то вспомнит меня добрым словом, а может, и нет, но в любом случае, мои действия навсегда оставили след в истории Карадены, и это уже никто не сможет у меня отнять. И хотя я понимал, что после моей казни королевство содрогнется от очередной борьбы за трон, я верил, что теперь оно сильнее, оно выстоит, потому что столько любви и преданности, которые я вложил в него, просто не могут пропасть.
Я усмехнулся сам себе и своим мыслям. Надо же, на пороге смерти я стал романтиком, почти поэтом.
***
Наступил вечер. Мой последний вечер.
Вокруг стояла звенящая тишина. Меня поместили в сейчас пустующем крыле для особо опасных преступников, поэтому соседей у меня не было. Слышно было лишь, как прохаживается стражник в конце коридора.
Через какое-то время мерная поступь сменилась новым звуком шагов. Кто-то о чем-то тихо заговорил, но слов было не разобрать. Потом шаги стали приближаться.
Свет в моей камере был тусклым в соответствии со временем суток, но в коридоре он оставался ярким, и я сразу же увидел, кто ко мне идет: Эйнира в сопровождении стражника.
- У вас десять минут, - строго сказал охранник, проводив Эйни почти до самой моей камеры. - Поздние посещения запрещены, поэтому поторопитесь, я и так делаю вам исключение, - он стрельнул глазами в мою сторону и тут же опустил их, боясь встречаться со мной взглядом, потом молча пошел обратно.
У стражника было знакомое лицо. Я даже помнил его имя - Кливер, а также знал, что у него красавица-жена и трое маленьких ребятишек...
Боже мой, сколько же информации хранится у меня в голове? Лица, имена, звания... Я знал каждого, кто служил мне. Слишком много ненужных сведений для головы, которой недолго осталось оставаться на плечах.
Мне захотелось окликнуть стража по имени, но я сдержался. Кому и что я скажу? Этот человек был предан мне, когда я был принцем, а затем королем. Но он был предан не человеку, а Карадене, как верно выразился Кор. А так и должно быть.
Я подошел к решетке, протянул руку между прутьев и сжал холодную ладонь Эйниры.
- Я думал, ты уже не придешь.
Она покачала головой.
- Я не могла не прийти, завтра к тебе уже никого не пустят.
- Наверное, - правилами посещения приговоренных я прежде не интересовался, но если нам больше не удастся поговорить... - Эйни, я так много хочу тебе сказать...
- Не нужно, - она решительно приложила палец к моим губам, - я все знаю.
- Но... - возмутился я.
- Надежда умирает последней, - уверенно заявила Эйнира. - И до завтра еще достаточно времени, многое может измениться.
Вот теперь я нахмурился. Если они задумали какое-то самоубийственное мероприятие по моему спасению...
- Где Рей? - спросил я, чувствуя, что без него тут не обошлось. - За эту неделю он ни разу ко мне не пришел.
- У него много дел.
Я уже хотел разразиться тирадой на тему "Какие, к черту, дела?", но Эйнира сделала большие глаза и чуть качнула головой в сторону, куда ушел стражник. Боится, что нас послушают? Ну, точно, этот безумец что-то затеял!
- Уходите! - вдруг окликнул стражник, появляясь в зоне видимости. - Кор делает обход постов. Мне влетит, если он вас увидит.
Я нехотя выпустил руку Эйниры.
- Иди, - прошептал я. - И, помнишь, ты просила разрешения не присутствовать при публичной казни Эрвина? Так вот, завтра ты тоже можешь не смотреть.
Она подарила мне злой взгляд и твердо ответила:
- Я приду. Несмотря ни на что. И как бы все ни сложилось.
Я снова поймал ее руку и прижал к губам, прощаясь.
- Я люблю тебя.
- Я тебя тоже люблю, - эхом повторила Эйнира. - Только не теряй надежды, обещай мне, не теряй надежды.
Я пожал плечами.
- Обещаю.
Если ей станет от этого легче, я готов был пообещать все, что угодно.
Эйнира позволила Кливеру себя увести. Они ушли, а я все еще стоял у решетки и смотрел им вслед.
Мне, действительно, оставалось только надеяться, что Рейнел все это время занят не подготовкой восстания. Этого я боялся больше всего, возможно, ему бы удалось найти необходимое число моих сторонников, но моя жизнь не стоит массового кровопролития караденцев. Устроить настоящую гражданскую войну ради собственной шкуры я готов не был.
Я простоял у решетки не меньше часа, думая ни о чем и обо всем сразу.
Свет в камере почти совсем погас, возвещая о наступлении ночи. Только тогда я оторвался от прутьев и снова сел на пол у койки.
Спать не хотелось.
Все-таки моя последняя ночь...
***
А на утро мне принесли чистую одежду и велели собраться.
Как ни странно, вещи оказались мои. Все-таки министры не дошли до крайности, как я сам с Эрвином, и не принесли мне белые одежды в знак искупления всех грехов. То ли это был акт милосердия, то ли, что более вероятно, они полагали, что мои грехи не искупить уже ничем.
Казни в Карадене было принято проводить в обед, а потому времени на сборы у меня было предостаточно. Я одевался неторопливо, также неспешно расчесал волосы, перевязал их шнурком, потом еще раз осмотрел себя, застегнута ли рубашка на все пуговицы. Впервые я пожалел об отсутствии зеркала. В свой последний выход хотелось выглядеть безукоризненно. Что бы я там ни думал и ни чувствовал, никто не увидит моей слабости. Прямая спина, высоко поднятая голова, спокойные и размеренные движения - только так.
Узнала бы меня сейчас мама? Я и сам себя в последнее время не узнавал...
Ближе к обеду, когда я был уже полностью готов, за мной пришел лично Кор и сообщил, что пора, время пришло. Он был один, видимо, остальная охрана ждала у выхода.
Я послушно встал и протянул руки, чтобы он смог надеть наручники.
- Мне очень жаль, - пробормотал начальник стражи, защелкивая замок.
Его слова были пропитаны искренней горечью.
