— Элис, — напомнил Вильгельм.
— Да, да. Я собираюсь проводить вас к фройляйн Ластхоп. Нужно сообщить ей о том, что заточение, возможно, затянется.
Давно и далеко…
Потом, когда все кончилось…
Все.
Кончилось.
…у него уже было достаточно сил, чтобы сбросить мертвую плоть. В зимнем небе над просыпающимся городом простер сверкающие крылья гигантский дракон. Чешуя его отражала свет звезд, перья переливались как лунный свет, и холодом дышала длинная пасть. Он был свободен. То, о чем он мечтал, наконец-то сбылось: князь Михаил умер. И родился Змей. Наэйр, черный принц, Крылатый. Он стал собой. И у него было очень много дел.
Сияющая-в-Небесах предложила ему жизнь или смерть на выбор и считала, что это выгодная сделка. Только князья не торговцы. Если князю что-то нужно, он берет это сам. Не иначе, он ослеп от любви, если не увидел очевидного: бонрионах Полудня пообещала ему смерть, и она выполнила обещание, у нее, покровительницы всего доброго, что только водится в душах смертных, были для этого все возможности.
Фейри Полудня задержали Наэйра, и он не успел на помощь отцу. Фейри Полудня подтолкнули к оружию руки предателей. Фейри Полудня внушили боярам князя мысль о справедливости измены. Фейри Полудня заставили Катерину отдать своего жениха в руки врагов. Они умеют склонять к предательству не хуже, чем Калх, только измену называют подвигом. И это с их помощью люди сочли смелым и благородным деянием убийство двух колдунов: сначала отца, потом — сына. Как сыграно! Некрасиво, но изящно, неожиданно, а потому эффективно. Дед был не прав в своем пренебрежении Полуднем.
Но фейри Полудня увлеклись, выполняя приказы бонрионах. А Сияющая-в-Небесах необдуманно решила сыграть на поле Наэйра, причем в ту игру, в которой он понимал больше, чем Полдень и Полночь вместе взятые. Выросший среди смертных, принц многому у них научился.
И наконец-то он нашел, кому отомстить за отца.
Война началась сразу во всех временах. И во всех временах закончилась победой Крылатого Змея. Гиал не воевал с Полуночью, полководец и воин, самый, быть может, свирепый и опасный из врагов Наэйра, он предпочел остаться его другом. И Калх — измена, и Киарт — верность, обе они, слуга Полуночи и слуга Полудня, не знали, к которой из них прислушался дивный зверь, когда делал свой выбор. Как бы там ни было, без Светлой Ярости, без помощи Единорога, Сияющей-в-Небесах осталось лишь смириться со стремительным, издевательским поражением. И радоваться, что Представляющий Силу не способен убить ее.
А смертные сказали: сказка ушла из мира. Они вспоминали времена, когда фейри жили бок о бок с ними, но даже самые первые, едва-едва разумные смертные, могли только вспоминать. Результатом войны стало то, что фейри Полудня никогда более не приходили в Тварный мир.
Никогда не бывали здесь дети богини Дану, никогда не танцевали и не устраивали рыцарских турниров благородные дэйнион сайд, не влюблялись в смертных красавиц воители “прекрасного семейства”, мрачные худры не истощали смертных безнадежной любовью, и золотоволосая вайль, королева фей, никогда не заставляла влюбленных умирать от тоски по ней. Даже проказливые крошки феи никогда не показывались на глаза одиноким странствующим рыцарям.
Не было ничего. Только сказки. Только смутная память о невозможном. Рагнарек свершился на заре времен, и ужасный змей обвил своими кольцами лишенный чудес Тварный мир.
Наэйр не спас отца. И месть не принесла удовлетворения. Мир смертных теперь принадлежал ему безраздельно, а весь Тварный мир он делил только с народами Сумерек. С теми, кто называл его Крылатым. Они не интересовались войнами и не беспокоились о судьбах мироздания. Он победил. И все.
Создав себе замок в Идире, на меже, отделяющей Тварный мир от мира Срединного, принц жил там отшельником, равнодушный ко всему, кроме редких попыток фейри Полудня проникнуть в его владения. Кто знает, сколько веков провел бы он в этом безразличии, скорее мертвый, чем живой, не способный уже ни любить, ни ненавидеть? Однако люди, самые обычные люди, вновь пробудили чудовище: у подножия холма, слишком близко от страшного замка смертный по имени Гюнхельд посмел выстроить храм Белого бога.
— Вот сюда, — пригласил дядя Вильям. За толстой, обшитой металлом дверью обнаружилась крутая каменная лестница, — здание собора очень древнее, в катакомбах под ним можно спрятать еще один такой же храм. А мы используем их, чтобы хранить вино и пиво. Но большинство помещений пустуют.
— Вы что же, два дня держали Элис в подвале? — Вильгельм первым начал спускаться по стертым ступенькам. — Гестаповцы чертовы!
Голос его прозвучал гулко. Пастор сокрушенно вздохнул и придержал за локоть Курта, последовавшего было за капитаном. И прочная дверь сама повернулась в петлях, захлопнувшись у них перед носом.
— Я объясню, — примирительно развел ладони дядюшка, — все объясню. Курт, так будет лучше. Твой друг явно не способен трезво оценивать ситуацию.
— Немедленно открой дверь!
— Открою обязательно. Кстати, фройляйн Ластхоп действительно там, внизу, и у господина фон Нарбэ есть возможность без помех побеседовать с нею. Объяснить, как некрасиво быть предательницей, или что так возмутило его в нашем плане?
— Открой дверь! — повторил Курт, прислушиваясь к тишине в подвале. — Вильгельм? Ты как там?
— Темно и тихо, — глухо ответил капитан, — дай родственнику в лоб. Извинимся, когда откроет.
— Бей, но выслушай, — усмехнулся пастор. — Сгореть завтра должен был твой капитан, именно он — тот грешник, обреченный на спасение огнем во славу Божию. Есть некоторые признаки, по которым мы умеем определять это, в частности, господин фон Нарбэ не может покинуть Ауфбе. И, поверь мне, не сможет уже никогда. Да, Курт, мы делаем это. Каждое полнолуние плюс-минус несколько дней в город приезжает человек, или несколько людей, которым суждено сгореть на праздничном костре. Это святое дело…
— Аутодафе…
— Именно так. И это единственная возможность удерживать Змея в его логове.
— Да он ходит, где хочет, и плевать на вас хотел! — взорвался Курт. — Войны ведет, людям мозги вправляет, ему ваши жертвы — как комариный чих. Ты что, не понимаешь, на кого вы замахнулись? Открой дверь!
— Дай ты им поговорить. Никто не сделает зла ни этой ведьме, ни придворному безбожнику. В этот раз все будет так, как я сказал. Никаких жертв, никто не погибнет. Змей придет, и мы уничтожим его. Думаю, после этого нужда в святом огне не возникнет уже никогда. Отказались ведь от этой практики во всем остальном мире. Мир погряз в грехе, что правда то правда, но там всегда грешили, и особенно много как раз в те века, когда костры пылали по всей Европе. А в связи с тем, что ты рассказал мне, я почти уверен, что со смертью Змея лучше станет весь мир. Погибнет он, погибнут все нечистые духи, именуемые тобой стихиями. Настоящие стихии, иначе говоря, Начала, никогда не имели ничего общего с чудовищем из-под холма. Это ангельские чины. Курт, подумай, как прекрасна станет земля, когда нечисть и нежить, творения дьявола, сгинут в битве с извечным своим противником. Словом, я решил, что праздник начинается немедленно. Чем раньше мы погубим Змея, тем быстрее настигнет кара его нечестивых союзников.
