— Сбежали? — предположил мужской голос. — Дверь открыта.
— Куда бы они делись? — последовал ответ. — Здесь оба. Господин капитан! Фройляйн Ластхоп!
Куда они пойдут сейчас? Если кто-нибудь заглянет на кухню…
— Всем стоять! — приказал Вильгельм выходя из-за дверей. — Руки вверх!
— Капитан, — рассудительно заметил кто-то из гостей, — ты выстрелишь в одного, а нас четверо.
— Руки! — со сталью в голосе повторил Вильгельм.
Что ж, на кухню они не пошли. Элис таким образом оказалась во фланге предполагаемого противника. Она решилась выглянуть, тут-то и началась стрельба.
Первые выстрелы прозвучали почти одновременно. Швырнуло к дверям одного из гостей. Вильгельма отбросило назад, к стене. Элис, никем не замеченная, успела выстрелить дважды. Она не промахнулась. Она никогда не промахивалась. Оставшийся гость ловко кувыркнулся обратно в дверь, но фон Нарбэ выстрелил из положения лежа. Видимо, попал. Потому что больше не стрелял, остался лежать на полу, ощупывая бок и глубокомысленно глядя перед собой:
— Опять ребро… вот гадство!
— Вы-ы… — промямлила Элис, для которой все случилось слишком уж быстро, — что ли вы живой?
— Из их дробовиков только ворон пугать. — Вильгельм тяжело поднялся на локте. — Странное дело, в голову почти никогда не стреляют. Даже с двух шагов. А неплохо для мирных христиан, — он сунул пальцы в дыры на куртке. — Я думал, они пацифисты.
— Это Гюнхельды, — выйти в коридор Элис не решалась, ей совсем не хотелось смотреть на тех, кто лежал там, — Курт говорил, они не такие, как все. Вильгельм, мы их что… совсем?
— У нас выбора не было.
Капитан встал на ноги, вздохнул и, болезненно морщась, повел плечами.
— Два ребра, не меньше… Там свет какой-то видно, оттуда они и пришли. Пойдемте, пока подмога не явилась.
…Курт догнал их уже метрах в пятидесяти от входа в потайной коридор.
— Как вы? Вильгельм, ты ранен?
— Ребро сломано. Или два. Трудно сказать.
— Этот ход ведет к церкви Преображения Христова. Вот, — Курт достал из кармана свернутый вчетверо лист плотной бумаги, — план этих подземелий, чтоб им! Выйти на поверхность можно только в какой-нибудь из церквей. И нас уже ждут.
— В дядюшке проснулась совесть? — поинтересовался капитан фон Нарбэ.
— Я пригрозил, что прострелю ему колено, — угрюмо ответил Курт. — Надо было. Не смог. Но сюда они не сунутся, знают, что у нас оружие.
— Что будем делать? — Элис оглянулась на темное пятно входа. — Может быть, отсидимся здесь? Где-нибудь?
— Есть захотим, придется вылезать, — пробормотал Курт, — Вильгельм, у меня аптечка с собой. От доброго дяди. Давай хоть тугую повязку тебе сделаем, все лучше, чем так.
Вильгельм сбросил на пол прорванную куртку. А Элис подняла голову, прислушиваясь…
— Курт, — в светлых глазах капитана фон Нарбэ впервые появилось что-то похожее на страх, — твои родственнички не припрятали в закромах неконвенционного оружия?…
— Улк, — прозвенел прямо с небес бесплотный голос, — безумный злой мальчишка, что ты делаешь, чего хочешь добиться?
Вот так! От неожиданности Змей хлопнул крыльями, едва не свалившись вниз, прямо на головы пехотинцам. Сияющая-в-Небесах снизошла послать к правнуку кроме Света еще и Голос?
— Хочу запереть тебя в Лаэре, — ответил он со всей подобающей вежливостью, — надолго, лучше — навсегда.
— Зачем? Какое зло я причинила тебе?
Перечислять было долго. К тому же, разговоры разговорами, а время на Меже идет, это в Лаэре можно никуда не спешить. Поэтому принц, игнорируя собеседницу, отдал приказ, и его армии быстрым маршем начали форсировать границу Срединного мира.
Вот теперь можно и поговорить.
— О чем ты спрашивала?
— Зачем ты натравил на меня своих чудовищ? Мои подданные не сделали тебе никакого зла, а ты убиваешь без жалости и чести, ты губишь не только солдат, но даже тех, кто не способен сражаться. Ты убил Единорога…
— Я Улк, — пожать плечами принц не мог, поэтому шевельнул крыльями, набирая высоту, — у меня нет чести и жалости. Я хочу убить всех твоих слуг, и твоих лонмхи, и твоих бойцов. И я их убью. Это все? Ты задерживаешь меня, Сияющая. Я хочу быть со своей армией.
— Что случилось? — голос Владычицы стал мягок и печален, и Змей немедленно насторожился. — Что нашло на тебя, выродок? Ты поддался гневу, но кто послужил его причиной?
— Я, может, и выродок, но твоей крови, — рыкнул Змей, — и лучше тебе не злить меня еще больше! Надо было держать Бантару на привязи. Он уже восстал? Я с удовольствием еще раз раздавлю его мерзкую тушу. Разговор окончен, бонрионах, — последнее слово он выделил с необыкновенным удовольствием, — скоро у тебя останется двое подданных, тогда и поговорим снова.
Несколькими взмахами крыльев он достиг границы Лаэра, и тут Голос зазвучал снова:
— Из-за какой-то сиогэйли Улк теряет голову и забывает о гордости! Возможно ли такое? Ты готов служить ей, как лонмхи служат тебе. Ты не понял еще, кровопийца, что вам двоим не место в этом мире? Кто-то умрет — или ты, или девчонка, и это не моя воля, это воля Белого бога. Вы мешаете ему, не мне. Лети, Змей, добивай выживших, чем больше ты убьешь, тем меньше сможешь пройти назад по реке времени. Убийства, совершенные тобой необратимы, и слуги Белого бога успеют сжечь твою побродяжку!
— Лжешь, — прошипел Эйтлиайн, одновременно пытаясь отыскать Элис, но Ауфбе оказался закрыт от его взора… чертовы попы додумались провести всенощную службу. — Ты лжешь, Сияющая! Сожгут солдата. В жертву приносят того, кто проглочен Идиром, а Элис свободна.
— Ты же не видишь ее, Улк, — рассмеялась Владычица, — а я вижу. Там мой рыцарь, помнишь об этом? Можешь не верить мне, но один из вас умрет, и это случится очень скоро. Ты или она, змееныш, решай, или будет поздно.
Решать он не стал. Приказал царственным повелительницам возвращаться в Тварный мир. Вызывал Галлара и передал ему командование войсками. Если Сияющая думает, что нехитрым обманом спасет своих подданных от неизбежной смерти, кианнасах гвардии разубедит ее.
И это случится очень скоро.
Сложив крылья, Змей спикировал в открывшийся перед ним портал. Жаль, что нельзя таким образом попасть прямо в Ауфбе.
…Ужасно болела голова. Тошнило. И было темно. Потом в ноздри ударил отвратительный и очень резкий запах, от которого, показалось, мозги покрылись инеем. Курт заворочался, приоткрыл глаза и поморщился от слишком яркого света: фонари вокруг площади кружились в медленном танце.
— Все в порядке, Курт, — дядя Вильям обнял его за плечи, помогая подняться, — все хорошо. Выпей вот это, чтобы голова не болела.
