Неизвестно, как Шелобе удалось забрести сюда, о временах Великой Тени рассказов не сохранилось. Во всяком случае, она жила тут давно, еще до появления Саурона и до того, как был заложен первый камень Барад-Дура. Она никому не подчинялась, жила для себя, пила кровь людей, эльфов и орков, жирела, пируя в одиночестве, и во мраке плела свои гнусные сети: все живое было пищей, темнота убежищем, черное уродство потомством. Бесчисленные дети, зачатые от несчастных, ею же порожденных самцов, которых она пожирала, расползались по горам и лесам от Эфел Дуата до Дол Гулдура и диких чащоб Лихолесья. Но никто из них не мог сравниться с Шелобой Великой, последней дочерью Унгулианты, кошмаром Сумрачных Гор.
Голлум встретился с ней много лет назад. Смеагол любил бродить по темным подземельям и уже тогда, давно, поклонился ей и присягнул на верность. Он прятал свою слабость в черноту ее злой воли, она словно опекала ее, спасала от света и от раскаяния. И он обещал доставать ей еду, хотя сокровенные желания у них были разные. Вряд ли Шелоба имела понятие о Башнях, Кольцах и прочих хитроумных делах двуногих, это ее не касалось, для всех живущих она желала только смерти, а для себя — тишины, одиночества и сытости. Она хотела есть и толстеть, есть и жиреть, чтобы для ее брюха мало стало места в темных подземельях.
Но до исполнения этих желаний было далеко, а сейчас ей приходилось голодать, потому что крепость над долиной была давно мертва, ни люди, ни эльфы через перевал не ходили. Иногда в сети Шелобы случайно попадал неосторожный орк — это была мелкая добыча, хотя и такую изловить было непросто. Орки усердно прокладывали все новые хитрые тропы, чтобы ходить в свою башню, но паучихе надо было есть, и она ухитрялась подкарауливать жертву, продолжая мечтать о настоящей вкусной поживе. Наконец Голлум доставил ей то, что было нужно.
— Посмотрим, мы посмотрим, — повторял он в самые мрачные свои часы по дороге с Приречного Нагорья к Долине Моргул. — Посмотрим. Кто знает, да, кто знает, может быть, когда Она выбросит кости и одежду, мы найдем нашу Прелесть, это будет платой бедному Смеаголу за вкусную еду. Мы спасем Сокровище и сдержим слово, да, мы не нарушим клятвы. А Сокровище будет нашим, мы добудем нашу Прелесть. И Она об этом узнает, да-да, мы Ее вознаградим, мы Ей отплатим, да, мы всем отплатим!
Такие мысли роились в тайных закоулках хитрой головы Голлума, когда он шел на поклон к Шелобе, пока хоббиты спали, и надеялся скрыть свои тайные планы даже от нее.
Что же касается Саурона, то он знал, где гнездится паучиха, и был доволен, что эта ненасытная тварь стережет его границы лучше любых караульных. Орков у него было неисчислимое множество, стоило ли беспокоиться, если время от времени один из рабов попадал в паутину? Иногда он даже посылал ей в дар пленников, с которых нечего было взять, как человек, который бросает объедки поселившейся рядом кошке и может назвать ее «своей», признавая, однако, ее право на самостоятельность. Они существовали рядом, каждый в своей злобе, не мешая друг другу и не опасаясь соседства. Пленника приводили к ее логову, а назад шел отчет о том, как она развлекалась.
Сейчас паучиха была особо голодна и зла, а в таком случае вряд ли даже муха вырвалась бы из ее сетей.
Бедный Сэм не имел ни малейшего представления о Шелобе, только чувствовал инстинктивный страх перед неведомой опасностью. Страх пригибал его к земле, ноги стали как чугунные.
Опасность грозила со всех сторон; перед ним на перевале, наверное, была вражья стража, а любимый хозяин стремглав бежал ей навстречу, забыв об осторожности. Сзади зиял черный туннель, слева под обрывом залегла тень, как нерастаявший сгусток ночной тьмы. Все вокруг было серым, небо темное, но впереди в окне башни блеснул кровавый отсвет. И еще Сэм заметил, что обнаженный меч, поднятый Фродо, снова горел голубым пламенем.
— Орки! — пробормотал Сэм. — В открытую мы там не пробьемся; в башне орки или еще кто похуже.
Вспомнив об осторожности, он сжал в руке драгоценный флакончик Галадриэли. Некоторое время через ладонь просвечивала живая кровь, потом Сэм сунул флакон поглубже в нагрудный карман, запахнул плащ и попробовал ускорить шаги. Расстояние между ним и Фродо росло, их отделяло уже не меньше двадцати шагов. Фродо мчался изо всех сил, еще минута — и пропадет в сером мире.
И тут, едва Сэм успел спрятать флакон, из норы показалась Шелоба. Сэм увидел впереди слева отвратнейшее существо, которое может явиться в сонных кошмарах. По строению это был паук, но по размерам больше стервятника и страшнее, ибо глаза чудища, те самые, что отступили в пещере, а теперь снова рвались за добычей, смотрели осмысленно и злобно. В них была неутолимая алчность и не было страха. Паучиха бежала, вытянув вперед голову с большими рогами; голова росла на короткой жесткой шее из огромного разбухшего туловища, обвислым брюхом колышущегося между ногами. Спина и голова были черными с синими пятнами, а брюхо грязно-белое и просвечивающее, от него исходило гнилостное свечение и разило невыносимым зловонием. Согнутые ноги с шишковатыми суставами были покрыты жесткой щетиной, как стальными иглами, на конце каждой ноги торчал крупный острый коготь.
Сумев протащить огромное мягкое брюхо и скрипучие конечности через узкий запасной выход, Шелоба двигалась поразительно быстро, то бегом на полусогнутых ногах, то большими прыжками. Когда Сэм ее увидел, она находилась как раз между ним и его хозяином. То ли хищница не заметила Сэма, то ли, наоборот, решила не трогать, пока у него в руках светился волшебный огонь, но все усилия она направила на одну жертву, на Фродо, который, забыв об осторожности, бежал по самой середине дороги. Хоббит бежал очень быстро, но Шелоба была в несколько раз больше его и передвигалась быстрее. Еще пара скачков — и она его схватит.
Сэм глотнул воздуха и закричал во всю глотку:
— Берегитесь, хозяин! Оглянитесь назад! Я…
Голос Сэма оборвался. Длинная липкая рука схватила его за шею, зажала рот, какие-то щупальца обвили ноги, и он упал на спину.
— Поймали! — раздалось над его ухом шипение Голлума. — Наконец-ц-с-то сх-хватили, мы его с-схватили, Прелес-сть моя, мерзкий хоббит у нас-с в руках-хх-х. Этого мы ос-ставим с-себе. Она воз-зьмет другого. Да-да, его возьмет Ш-шелоба, а не С-смеагол; С-с-смеагол обещал, что не тронет, не обидит хорош-шего господина. А ты попалс-ся Смеаголу, противный, з-злой хоббит!
И Смеагол плюнул Сэму на шею сзади.
От возмущения подлой изменой, от отчаяния, что его остановили, когда он летел на помощь хозяину, от обиды и страха перед смертельной опасностью Сэм нашел в себе ярость и силы, которых Голлум никак не ожидал, считая его флегматичным и глупым хоббитом. Даже сам Голлум не смог бы ловчее вырваться из такого захвата и драться так неистово. Сэм мотнул головой, освобождаясь от лапы, закрывавшей ему рот, рванулся вперед, пытаясь сбросить другую лапу, схватившую его за шею. Меч был у хоббита в правой руке, но достать им врага он не мог, а на левой руке на ременной петле висела дубинка, подаренная Фарамиром.
