Сильва Плэт - Сложенный веер

Некоторые дары осудили лорда Дар-Халема за торопливость, но большинство отнеслось с пониманием: так лучше, нечего молодому лорд-канцлеру отвлекаться на личные проблемы. Пусть занимается делами Аккалабата, оправдывает высокое доверие, оказанное ему королевой.

Сид и занялся: с космодрома, не заглянув домой, отправился прямо во дворец с докладом, двое суток, не выходя из кабинета, работал с бумагами, разгребая накопившиеся завалы, и только на третий день, испросив разрешения Ее Величества, полетел в собственный замок, где в родовой усыпальнице Дар-Эсилей уже высекли надпись на плите из темного с золотой искрой умбрена: «Лорд Корвус, сорок второй дар Эсиля».

— Как это было?

— Не уверен, что тебе необходимы подробности.

На Хьелля достаточно посмотреть, чтобы понять бесполезность допроса. Даже «с исключительными методами». Он уже решил, что Сиду подробности знать незачем. И ничего не скажет.

— Ладно, — Сид поднимается и отряхивает колени. — Освещение здесь сменить, что ли? Ничего не видно, а еще день. И это пресловутая предусмотрительность моей семьи?

— Раньше здесь висели клинки маршала Корвуса. Вполне оригинальная и достаточная подсветка.

— Ты полагаешь?

— Вынь и посмотри.

Сид вытягивает из ножен изогнутые мечи. От голубого сияния в склепе действительно делается значительно светлее.

— Там убрались… в комнате, где он был?

— Да. Тейо Тургун. Тебе надо просмотреть бумаги, чтобы вступить во владение. Там много. Я едва разобрался со своим дариатом. А твой больше и старше.

— Мой отец, в отличие от твоего, держал бумаги в порядке, — огрызается Сид. — И ввел меня в курс дела. Так что там на час бумажной работы. А потом знаешь что? Поедем охотиться?

— У тебя траур по отцу. И у меня, кстати, тоже.

— У меня ежегодная придворная охота в честь дня рождения королевы. Через неделю. А я уже забыл, как это делается. Поможешь?

— Мой отец, в отличие от твоего, держал лошадей не для того, чтобы в конюшне что-то стояло, — Хьелль вслед за Сидом выходит из усыпальницы, накидывает монументальный засов. — Пойдем переберем твои бумажки. Потом введу тебя в курс дела. Королева уже выбрала дичь?

Молодые дары поднимаются по узкой тропинке, ведущей к задним воротам замка. Только спустя несколько лет Сид начнет снова пользоваться главным входом, ведущим в мощенный неровными плитами двор. Все эти годы его будут преследовать сны, в которых он, ползая по этим плитам на коленях, безуспешно пытается стереть с них огромную лужу крови. Королевской крови Дар-Эсилей.

Сид Дар-Эсиль, лорд-канцлер Аккалабата

— Он опять проиграл, — лорд Дар-Эсиль нервным жестом стягивает перчатки и бросает их на пол. Жена молча присаживается у его ног, подбирает перчатки, аккуратно расправляет, спрашивает, не поднимая взгляда:

— Кому?

— Дар-Умбре.

— Он старше Кори на два года. Для детских турниров это имеет значение.

— Хелла, ты меня слушаешь? Я не сказал «проиграл». Он опять проиграл. Это имеет значение.

Хелла тяжело вздыхает, смотрит снизу вверх, пытаясь поймать взгляд лорд-канцлера, но тот отводит глаза.

— Я не могу его научить. Даже тому, что сам умею. У меня не получается. Наших детей последние несколько поколений учили Дар-Халемы. Мы просто забыли, как это делается. Встань уже! — неожиданно срывается он на крик.

Хелла поспешно поднимается, все еще не выпуская перчатки из рук, отходит в сторону. Лорд Дар-Эсиль мгновение нерешительно топчется на месте, потом делает резкий шаг к жене, хватает ее за плечи, трясет неистово:

— Сделай! Сделай же что-нибудь, Чахи тебя побери! Его же убьют — не в следующем поединке, так через один… У тебя есть сердце или нет? Тебе совсем не жалко нашего мальчика?

Когда он ее отпускает, Хелла, задыхаясь, закрывает лицо руками. Смотреть на нее страшно, но сегодня Сид отступать не намерен. Он специально из горла высосал бутылку эгребского, прежде чем отправляться домой, и постарался не протрезветь за время полета из Хаяроса.

— Что я могу сделать? — глухо доносится сквозь сомкнутые пальцы. — Я ничего не…

Вместо ответа лорд-канцлер хватает жену за плечо и волочет в оружейную. Оружейная двумя этажами выше, но узкую винтовую лестницу он преодолевает не останавливаясь, несмотря на то, что руку все время приходится перехватывать. Втолкнув супругу в кованые двери, он тут же захлопывает их у нее за спиной.

— Выйдешь, когда вспомнишь! — кричит он сквозь обитые железом створки и убегает. Бежит как от пожара, как от наводнения — только чтобы не дать слабину, не передумать, не оставить себе пути к отступлению. Бежит до ближайшего подоконника, чтобы выпрыгнуть в темноту под хлещущий дождь, намочить до полного безобразия крылья и валяться в лихорадке всю ночь и весь следующий день под присмотром верного тейо Тургуна, с безмолвным упреком меняющего простыни и холодные повязки на голове.

Когда ровно через сутки, пошатываясь от слабости, лорд Дар-Эсиль открывает двери в оружейную, леди Хелла сидит на полу, откинувшись на стену, растрепанная, как последняя женщина итано на ярмарке. Возле нее в беспорядке валяются клинки, снятые со стен оружейной. Перстни и браслеты, обычно украшающие аристократические руки первой леди Аккалабата, сложены кучкой на подоконнике. В уголках губ залегли усталые складки, рукава домашнего платья высоко подвернуты, тонкие пальцы ритмично сжимаются и разжимаются на коленях. Но глаза… Они никогда у нее так не блестели.

Лорд-канцлер подходит, садится рядом, обнимает жену за плечи:

— Вспомнила?

— Да. И первую ночь вспомнила. Предусмотрительность Дар-Эсилей?

— Она самая, — усмехается лорд-канцлер.

— Почему мне не сказал? — леди Хелла впивается длинными ногтями в запястье мужа.

— Я не был уверен. Я до самого момента, когда открыл сейчас дверь и тебя увидел, не был уверен. Информация была, понимаешь ли, из непроверенного источника.

— Поэтому и не запер? — теперь очередь леди Хеллы усмехаться.

— Если бы у тебя ничего не получилось, ты бы давно пришла сама.

Хелла кивает, внимательно смотрит на мужа, прикладывает ладонь ко лбу:

— Весь горишь. Делал глупости?

— Ужасные. Вчера оставил тебя здесь и выскочил под ливень.

— Пошли спать, — глаза леди Хеллы, заботливые и сияющие, склоняются близко-близко к лицу мужа. — Завтра пришлешь ко мне Кори.