Хозяин встряхнул невольницу за плечи. Она безвольно дернулась. Человек исчез. Черное жуткое чудовище, с рассыпавшимися по плечам черными волосами рвало её душу на части. Несчастная зашлась в беззвучном крике, захлебываясь Пустотой, а Бездна, которую щедро отдавал беспощадный монстр, жадно поглощала рассудок той, кого звали красивым, но трудно произносимым именем — Элеоноэриэния.
Бездну нельзя наполнить, но в неё можно упасть. Амон стремительно несся куда-то сквозь мешанину воспоминаний, никогда ему не принадлежавших. Чужая жизнь пронеслась перед его глазами за доли секунды, мысли, переживания, чувства, сны. Палач захлебывался, и падал в Пропасть вместе со свой жертвой. Он уже думал, что канет навеки, но последние воспоминания светловолосой интриганки вспыхнули в голове во всех подробностях. И ярость, свирепая нечеловеческая ярость переполнила его. Та самая ярость, которая помогла Лиринии вырваться, когда демон её унижал, сейчас помогла вырваться демону.
Комната кружилась перед глазами, с удивлением Амон увидел, что огонь в камине давно погас, и угли уже покрылись слоем золы. В окно заглядывали сиреневые краски рассвета. Девушка лежала без сознания на полу, глаза закатились, лицо восковое, губы посинели. Но она дышала и была жива. А на теле ни одной царапины. Квардинг с трудом сел. Что он сделал? Бешенство и инстинкты вынесли его какими-то неведомыми путями, вот только бы понять — куда.
И чем теперь придется расплачиваться? Годами жизни, веками? Что он вообще сделал? Сломал волю свободного человека, накачал его Проклятием, своим проклятием, проклятием демона — невозможностью чувствовать, и что-то не выдержало под этим жестоким натиском. Что-то не выдержало, и рухнули все защиты и заклинания. Зато теперь известно имя заговорщика…
— Мой квардинг… — в приоткрытую дверь нерешительно заглянул Тирэн и тут же рванулся, не дожидаясь разрешения войти. — Что с тобой? Ты серого цвета!
Амон медленно перевел взгляд на свои руки. Раньше антрацитово-черные теперь они стали цвета потемневшего серебра.
— Ничего.
— Она что-нибудь сказала? — озабоченно спросил сотник.
— Нет. На неё наложено заклинание.
— Но она жива.
— Да.
— Что ты сделал?
— Я вышел из себя.
Хозяин Кассандры поднялся на ноги. Тело сминала слабость, ныли все старые шрамы, как будто разом открылись и принялись кровоточить затянувшиеся раны.
— Я услышал Фрэйно. Зов был слабым. Но теперь я знаю, где они, — сказал Амон. — Убери её отсюда.
Тирэн кивнул и подхватил Лиринию на руки. В дверях стояли Риэль и Герд. Оба смотрели на демона с ужасом. Он смерил их тяжелым взглядом и с трудом принял человеческий облик. Хватит им уже таращиться на него, как на ополоумевшего грияна.
— Великий Туман… — тихо сказал ангел. — Что здесь случилось?
— Ничего.
Квардинг Антара едва слышно произнес.
— У тебя в волосах седина.
— У тебя она, возможно, тоже когда-нибудь появится, если сейчас замолчишь. Если нет — до седины не доживешь.
И он равнодушно убрал с потного лица волосы.
— Претендентки на острове драконов.
— Ты не полетишь. Не сегодня. — Тир преградил выход из покоев, и становилось ясно — он не тронется с места, даже если накинуться на него с кулаками. — Тебе через четыре часа надо представиться левхойту Ада. Сейчас не до этих безмозглых девок. И так все может пойти прахом. Слышишь?
— Слышу. Успокойся, я не безголовый. Очертя голову на остров драконов даже грияны не суются.
Сотник осмотрел своего вожака и улыбнулся, видя, что тот успокаивается.
— Может, отдохнешь?
Но он лишь покачал головой:
— Нет. Слетаю в Ад.
— Она опасна, — сказал Тирэн, выходя следом за другом из комнаты. — А ты заигрался. Из-за этой девки все может рухнуть, неужели ты не видишь?
— Разберусь, — бросил через плечо Амон и обернулся.
Все это время за беседующими следовал Риэль, терпеливо ожидающий, когда ему, наконец, уделят внимание.
— Тогда обдумай все еще раз, мой квардинг.
Демон бросил многозначительный взгляд на ангела и отошел.
— Есть разговор, — предводитель светозарного воинства шагнул вперед.
— Не сейчас, — его Хозяин проигнорировал протестующее восклицание и, перемахнув через перила галереи, взлетел вверх. Крылья были, словно деревянные и едва слушались, но Амон, стиснув зубы, подчинял себе непослушное, ослабшее тело. Он не мог оставаться в Столице. Не сейчас. Не тогда, когда узнал… то, что узнал. Ему нужно решить.
Риэль задумчиво смотрел вслед удаляющемуся господину и на уровне инстинктов понимал — все очень-очень плохо.
— И что думаешь? — Тир, уже отдал бесчувственную претендентку на попечение суетливых рабынь и теперь стоял рядом с ангелом, задумчиво глядя в небо.
— Думаю, ему что-то известно. Знать бы, что конкретно. Если он выяснил имя…
— Он бы сказал, — с сомнением произнес собеседник. — Он нам верит.
— Если мои подозрения оправдаются, то уже нет, — Риэль отвернулся и пошел прочь, оставив демона в одиночестве обдумывать сказанное.
Амон же, достигнув Ада, направился прямиком в конюшни. Когда высокий силуэт квардинга вырос в дверях, раб, чистивший лошадь, уронил скребок и бухнулся на колени.
— Вон отсюда… — хрипло приказал господин.
Человек метнулся прочь, оставив Хозяина в одиночестве.
Как подрубленный, тот рухнул на сваленную в углу кучу соломы. Смешно, конечно, но конюшня — единственное место, где никто не станет искать, не побеспокоит, и где можно… все обдумать.
— Не ожидал, квардинг? — с насмешкой обратился к самому себе демон и ответил задумчиво. — Не ожидал.
Несмотря на усталость, рассудок метался, лихорадочно просчитывая варианты. Как вытащить с острова девчонок? Что делать с новым знанием? Как… бессвязные мысли прервались, когда в руку ткнулся жесткий нос. Феньку, забытую в этой суете, совершенно не волновали терзания какого-то там тысячелетнего интригана, а вот пустая кормушка настроения козе не улучшала. Человек, ангел, демон — ей было все равно, хоть Божество, главное — пусть покормит.
Губы Амона тронула усмешка. Квардинг Ада кормит козу. Но животина, как-никак принадлежала Кэсс, а значит, была чем-то… важным? Что ж, после всех выходок его нииды, вечно лезущей куда нельзя, кормление рогатого парнокопытного — наименьшая напасть последних месяцев.
Бросив прожорливому существу сена и налив воды, предводитель самого могучего воинства вновь расположился на соломе и прикрыл глаза. Не давать воли чувствам. Думать. Не обнаружить себя. Он решит. Сможет.
