— Хочешь вызвать меня на бой или я просто проеду дальше и оставлю тебя заниматься своим делом?
— Кто идёт? — прорычал тот, выдёргивая копьё вместе с пучком мокрой травы.
— Моё имя Коль Трясучка, и Верный Карпи скоро захочет со мной поговорить.
Лагерь Тысячи Мечей выглядел точно также как положено любому военному лагерю. Люди, холстина, металл и грязь. В особенности грязь. Палатки раскиданы во всех направлениях. К деревьям привязаны лошади, поднимая в темноте пар от дыхания. Одно на другое навалены копья. Костры, некоторые горят, некоторые тлеют угольками, от их дыма резало глаз. Некоторые люди всё ещё не спали, в основном завернувшись в одеяла на посту, либо всё ещё пьянствовали, хмурясь, когда смотрели на проезжающего мимо Трясучку.
Напоминая ему разом все холодные, сырые ночи которые он провёл на привалах в переходах через весь Север и обратно. Сгорбившись у огня. Моля мёртвых, чтоб не усилился дождь. Поджаривая мясо на копьях убитых. Свернувшись в комок, дрожа в снегу под всеми одеялами, что только мог достать. Затачивая клинки для завтрашних тёмных дел. Он видел лица мёртвых и вернувшихся в грязь. Те, с кем он делил смех и выпивку. Брат. Отец. Тул Дуру, которого звали Грозовая Туча. Рудда Тридуба, Камень Уффриса. Хардинг Молчун, более тихий, чем ночь. Такие воспоминания вызвали в нём прилив неожиданной гордости. Затем прилив неожиданного стыда за то дело, которым он занялся сейчас. Гораздо сильнее, чем возникало у него с тех пор, как он лишился глаза. Чем он ожидал, что возникнет снова.
Он принюхался, лицо под бинтами защипало и мгновение слабости ушло, оставив его снова холодным. Они остановились у здорового как дом шатра, по краям входного полога в ночь просачивался свет ламп.
— А теперь веди себя прилично, мудило северное. — Страж ткнул Трясучку его собственной секирой. — Или я…
— Съебись ты, идиот. — Трясучка одной рукой оттёр его с дороги и протолкнулся туда. Внутри пахло прокисшим вином, заплесневелыми тряпками, немытыми телами. Тусклые отсветы мигающих светильников, развешенных по углам с порезанными и разлохмаченными знамёнами, трофеями старых битв.
Кресло тёмного дерева, инкрустированное слоновой костью, заскорузлое, исцарапанное и обтёртое долгим использованием, располагалось в дальнем конце поднятое на пару деревянных ящиков. Кресло генерал-капитана, догадался он. То самое, однажды принадлежавшее Коске, затем Монзе, а теперь Верному Карпи. Выглядит не внушительней обычного потрёпанного обеденного кресла какого-нибудь богатея. Уж точно не так, чтоб ради него убивать кучу народу, но ведь для этого часто особых причин и не требуется.
Посередине стоял длинный стол, по обеим сторонам восседали мужчины. Капитаны Тысячи Мечей. На вид грубые, поцарапаные, заскорузлые и потрёпанные как кресло, и само собой, с полными наборами всевозможного оружия. Но Трясучка улыбался и в более суровом обществе. Улыбался он и сейчас. Странная штука, в этом сборище он сильнее чем за последние месяцы чувствовал себя как дома. Выходило будто он знает здешние правила, лучше чем знал у Монзы. Похоже они принялись вырабатывать какой-то план, судя по расстеленным по столешнице картам, но как-то вдруг посреди ночи стратегия обернулась игрой в кости. Теперь на картах россыпью лежал груз монет, вместе с полупустыми бутылками, старыми кубками, треснутыми стаканами. Одна грандиозная батальная расстановка совсем покраснела от пролитого вина.
Здоровый мужик стоял во главе стола — всё лицо в шрамах, короткие волосы поседели, обнажая залысины. Под носом кустистые усы, и все скулы покрыты белой щетиной. Сам Верный Карпи, судя по разговорам Монзы. В горсти одной ладони он перемешивал кости. — Давайте, бляди, давайте. Девятку мне, девятку! — Они выдали три и один, к паре вздохов и кое-чьему хохоту. — Падла! — Он швырнул монеты на стол, высокой свинорылой сволочи с носом крючком и уродливым сочетаньем длинных чёрных волос с огромной проплешиной. — В один из дней я раскрою твой трюк, Эндике.
— Без трюков. Я рождён под счастливой звездой. — Эндике мрачно взглянул на Трясучку, примерно так же дружественно как лиса уделяет внимание цыплёнку. — Что это, нахрен, за очко забинтованное?
Стражник ввалился следом за Трясучкой, злобно косясь на него сбоку. — Генерал Карпи, сир, этот северянин заявил, что вы будете с ним говорить.
— В самом деле? — Верный окинул Трясучку быстрым взглядом, затем вернулся к штабелеванию монет. — И с чего бы мне захотелось говорить с таким как он? Бросай сюда кости, Виктус, я не закончил.
— Вот в чём проблема с генералами. — Виктус оказался лысым как яйцо и тощим как сам голод, ни гроздья колец на пальцах, ни цепи на шее не делали его и чуточки краше. — Всегда-то им мало. — И он бросил кости назад на стол, под смешки пары своих спутников.
Стражник сглотнул. — Он сказал, что знает кто убил принца Арио!
— Ой, да ладно, неужто? И кто ж это был?
— Монцкарро Муркатто. — Все до одного суровые лица в палатке резко повернулись к Трясучке. Верный осторожно положил кости, суживая глаза. — Видимо её имя тебе знакомо.
— Мы возьмём его к себе за шута, или вздёрнем за вруна? — со скрежетом изрёк Виктус.
— Муркатто нет в живых, — другой.
— Точно? Интересно, а кого же это я ебал весь прошлый месяц?
— Если ты ебал Муркатто, советую не останавливаться. — Эндике усмехнулся в его сторону. — Из того, что рассказывал её братец, никто не умеет так круто сосать.
Пара крепких хохотков. Трясучка не до конца понял, что он имеет в виду насчёт брата, но это было не важно. Он уже развязал повязку, и теперь разом стаскивал все бинты, поворачивая лицо на свет лампы. Почти весь смех как ветром сдуло. Теперь у него лицо, которое резко кладёт конец любому веселью. — Перед вами то, во что она мне обошлась. За пригоршню серебра? Срать я на него хотел, я и вполовину не настолько придурок, за кого она меня держит. У меня всё ещё осталась гордость. Хватит с меня этой суки.
Верный Карпи угрюмо вперился в него. — Опиши её.
— Высокая, стройная. Голубые глаза, много хмурится. Остра на язык.
Виктус отмахнулся от него унизанной перстнями ладонью. — Общеизвестные сведения!
— У неё поломаная правая рука, и повсюду отметины. От падения с горы, сказала она. — Трясучка ткнул пальцем в живот, удерживая взгляд на Верном. — Вот тут у неё шрам, и другой на спине напротив. Сказала ей нанёс их один друг. Проткнул её же собственным кинжалом.
Лицо Карпи помрачнело, как у могильщика. — Ты знаешь, где она?
— Погоди минутку, эй. — Виктус выглядел даже более скорбным, чем его вождь.
